Но это маленькое огорчение скоро забылось. Раб Сварте, заметив находчивость мальчиков, направился в столярню и, найдя несколько подходящих досок, сколотил их так, что получились сани. Потом он распарил одну из коротких сторон саней, осторожно выгнул ее вперед, как на передней части железных полозьев, и пропустил кожаный ремень, вроде вожжей на повозке, так что скоро забавы на горке снова продолжались под крики и смех ребят.
Когда дети Сварте увидели, что он сделал для сыновей хозяина, они потребовали сделать и для них то же самое. Сварте возразил, что между детьми рабов и господами есть разница, и тогда на него напустилась Сут, после чего он оставался в плотницкой целый день. Правда, санки для своих ребятишек он сделал не такими красивыми.
Сначала Магнус огорчился, увидев, как его сыновья играют и кувыркаются в снегу с детьми рабов. Он считал, что так не должно быть. Эскиль и Арн должны воспитываться как владельцы рабов, а не как их товарищи по играм.
Сигрид же считала, что дети есть дети и что различия во взрослой жизни скажутся на них, когда они станут немного постарше. Кроме того, у них ведь сейчас не было латыни.
Разумеется, произнося последнее, она улыбнулась своей двусмысленной улыбкой. То, что мальчики обязаны выучить латынь, было так же очевидно для нее, как непонятно для Магнуса. Она считала, что этому языку принадлежит будущее. Он же полагал, что эти знания нужны только монахам и священникам и что в Ледесе можно успешно торговать, используя обычный язык, даже если иногда приходится изворачиваться и повторять по нескольку раз. Ну да ладно, когда послушник наконец притащится из Варнхема, чтобы возобновить уроки с мальчиками, обществу рабов будет положен конец.
Но зима не хотела выпускать Арнес из своих объятий. Более веселой поры у Эскиля и Арна не было, потому что теперь оказалось, что они могут проводить с детьми рабов все больше и больше времени. Они построили снежную крепость, и Эскиль и Арн по очереди защищали ее, в то время как другой должен был брать крепость штурмом, при этом у каждого было одинаковое количество рабов. В руках у Арна и Эскиля были маленькие деревянные мечи, а остальным приходилось довольствоваться снежками, поскольку они были рабами и не могли носить оружие. Несколько раз проливались слезы, и появилось несколько синяков.
Они помогали Колю, сыну Сварте, ловить живых мышей, которых Сварте потом использовал в ловушках для горностаев. Горностаевые шкурки ценились очень дорого, за четыре шкурки можно было купить раба.
Когда в окрестностях Арнеса появились волки, Сварте вынес отходы из коптильни и положил их возле одного из дальних сеновалов, чтобы в лунную безветренную ночь устроить охоту на волка.
Эскиль, солгав, заверил Сварте — а Арн усиленно кивал в подтверждение, — что их отец сказал, будто они могут присутствовать ночью при охоте, сидя тихо, как мыши. У Сварте на этот счет были сомнения, но он не решался пойти и спросить господина Магнуса о том, лгут ли его дети.
Когда устанавливалась подходящая погода, Эскиль и Арн удирали ночью из дома с толстыми овечьими шкурами под мышкой, чтобы сидеть со Сварте, у которого наготове были два лука, и ждать волков. Поскольку Сварте проговорился об этом дома, то скоро к ним присоединился и Коль, так что теперь уже трое мальчишек замирали с горящими глазами и стучащими от нетерпения сердцами и ждали, пытаясь не шуршать сеном и таращась на снежное поле и кучу мясных отбросов, к которой каждую ночь приходили лисы.
Наконец в одну из ночей, когда луна уже наполовину уменьшилась, но было ясно и очень холодно, пришли волки. Ребята слышали их осторожные шаги по насту задолго до того, как смогли их увидеть. Сварте яростными жестами показал, что мальчики должны сидеть совершенно тихо, не шуршать и не делать ни одного движения. В запале он даже провел рукой по горлу, чтобы подчеркнуть, какое суровое наказание ждет того, кто ослушается, и в тот же момент заметил удивленно вытаращенные глаза Эскиля и Арна. Им еще никогда в жизни не угрожал раб, даже в шутку. Но теперь они оживленно закивали в ответ и подняли сложенные вместе указательные и средние пальцы в знак того, что они клянутся сидеть неподвижно.
Сварте двигался невыносимо медленно, натягивая оба лука без малейшего звука. Потом он отложил один из приготовленных луков и осторожно поднял второй, готовясь выстрелить.
Но волки были осторожны. Теперь они мелькали в отдалении на снегу, как черные тени. Прошло какое-то время, прежде чем они приблизились, и Сварте был вынужден отложить лук, чтобы не устали руки. Наконец один из волков схватил кусок мяса и быстро отбежал, так что выстрел не достал бы его, но его примеру тут же последовали другие волки. Мальчики ничего не могли видеть, но слышали рычание волков, дравшихся из-за пищи.
Потом волки успокоились и стали подходить один за другим, так что скоро они уже все стояли там, пожирая мясо, рыча и утробно ворча. Напряжение мальчиков достигло предела, они не могли понять, почему Сварте мешкает.
Он снова показал им, что они должны сидеть совершенно неподвижно, но в этот раз более уважительными жестами, потом поднял один из луков и аккуратно прицелился. Спустив тетиву, он тут же поднял второй лук, быстро прицелился и снова выстрелил. Послышался жалобный вой.
Когда Сварте шумно пошевелился, мальчики наконец осмелились громко закричать и начали толкаться, чтобы лучше видеть через люк. Там внизу, на снегу бился волк. Сварте молча смотрел наружу поверх их голов. Потом он сказал, что теперь ему не до мальчишек, потому что один из волков ушел раненым. Они должны либо идти домой, либо оставаться наверху в безопасности, пока он не узнает, что произошло. Они тут же пообещали оставаться на месте и никуда не ходить.
Когда Сварте спустился вниз с копьем в руке, он наклонился и стал вглядываться в снег. На лежащего волка, который уже перестал дергаться, он не обращал внимания. Обнаружив кровавый след, он пошел по нему, увязая в снегу.
Мальчики долго сидели, вслушиваясь в тишину, и под конец совсем замерзли. Но вот где-то далеко, в темноте, послышался леденящий душу вой, а потом глухое ворчание, как будто волки были совсем близко. Побледневшие и притихшие, Эскиль, Арн и Коль сидели в страхе и ждали. Но потом они навострили уши и услышали сначала слабые, а затем все более отчетливые тяжелые шаги Сварте и его пыхтение.
— Отец несет второго волка на спине, поэтому он ступает так тяжело, — сказал Коль с фальшивой уверенностью. Эскиль и Арн благоговейно закивали. В тот момент они не подумали, как забавно звучит то, что Коль называет раба Сварте отцом. У свободных людей всегда есть отцы, но у рабов?
Беда Суом неумолимо приближалась. У старой рабыни Урд, которая, несмотря на свой пол, была искусной дубилыцицей, был слабоумный сын по имени Скуле. Он был силен, как бык, и мог выполнять тяжелую работу, для которой не требуется большого ума, — убирать урожай, косить сено, перетягивать бочки. Поэтому хозяева снисходительно относились к тому, что он был не совсем нормальным.
Он уже давно пялился на Суом, почувствовав возбуждение других рабов не разумом, а телом; он слышал их пошлости, отчасти понимая, что они означают.
За неделю до Страстной пятницы, ближе к вечеру он вбежал в прядильню, задрав рубаху и оголившись, как будто не мог больше терпеть. Многие это заметили и быстро стали звать на помощь.
Однако он успел избить Суом и, вероятно, изнасиловать. Когда пришла Сигрид, Скуле уже повалили, связали кожаными ремнями и бросили на снег. Сигрид перешагнула через него и поспешила к Суом, которая была без сознания, хотя и дышала. Сигрид приказала, чтобы Суом быстро перенесли в ближайшую поварню, а потом твердо сказала старой Сут, чтобы та заботилась о рабыне, используя какие угодно средства, о которых сама Сигрид не хотела ни слышать, ни знать, лишь бы Суом поправилась. Скуле она приказала бросить в один из сараев с хорошим замком.