Бригита оставалась на месте делая вид, что призывы хозяина относятся не к ней. Минут пять Симаков понапрасну тратил своё красноречие: собака под ходить к яме не желала, хоть ты тресни. Вскоре его терпение лопнуло. Он покрепче ухватился за верёвку и силком поволок псину к колодцу…
Что тут началось!!!
Обезумевшая от непонятного страха Бригита взвыла на всю деревню тонким ду-
рным голосом, рванулась, что было мочи, и оборвала верёвку. Откуда только силы взялись? В следующую секунду, скуля и повизгивая, она умчалась за хату и забилась там в щель между наваленных у стены досок.
На шум из хаты выглянула Клавдия.
— Чегой-то у вас стряслось, Миша? Чего Бригита выла?
Тот перестал тупо разглядывать обрывок верёвки и вкратце поведал жене о сво- их наблюдениях относительно домашней животины и раскопа.
— Так что, вот тут какое дело… Сдаётся мне, чуют они в той яме что-то недоброе…
Клавдия хмыкнула в сомнении.
— Все вы мужики мнительные до нельзя! Ну что в обыкновенной яме может быть дурного, не пойму? Дай-ка я сама гляну…
Она прошла по палисаднику под раскидистые ветви вяза и встала на краю ямы, закрытой щитом. Симаков на всякий случай встал рядом. Однако с женой ничего не случилось. Она постояла немного, покрутила головой по сторонам и хихикнула:
— Вот дура бестолковая! Меня дела ждут, а я мужика послушала, чёрте чем маюсь…
— Ты не по сторонам глазей, а внутри себя прислушайся — посоветовал ей муж.
Клавдия прикрыла глаза, качнулась с пяток на мысок и обратно.
— Не-а! Ничегошеньки не чую: ни плохого, ни хорошего. Яма как яма, земля как земля! Ты, Миша, чем себе дурью голову забивать, лучше бы сарай поправил, а то ходишь мимо и не видишь, что покосился…
Она, посмеиваясь, направилась к дому, но на полпути внезапно остановилась. Почувствовала вдруг накатившие слабость, тошноту и головокружение.
— Ой, Миша! — позвала она слабым осипшим голосом, вскинула руки к голове и покачнулась. Ноги её подломились в коленях и она непременно упала, если бы не бдительный муж, который неотступно следовал за ней. Он подхватил её
на руки и бегом отнёс в хату, где бережно уложил на кровать.
Потом, принеся из сеней ведро с водой, стал брызгать и дуть в лицо. То ли благодаря его стараниям, то ли сама по себе, Клавдия пришла в себя и открыла глаза.
— Чёй-то со мной, почему я здесь — удивилась она, совершенно не помня, что минуту назад потеряла сознание.
— Какой обморок? Да ещё из-за ямы?! — не поверила она объяснениям мужа.
— Может мне и стало плохо, так это по… одним словом, по женской части! И ни
какого такого излучения из ямы не идёт. Ишь чего удумал! Сам вон, землю копает и хоть бы хны! На других действует, а на него, значит, нет! Он у нас особенный, фон-барон! Чушь всё это!
Они заспорили. Симаков так и эдак доказывал жене, что всё равно с ямой не всё в порядке, раз домашние животные на неё так неадекватно реагируют, а Клавдия и слушать не хотела, возражая, что ничего там нет и что её разными заграничными словечками не убедить, как ни старайся!
Так и остались каждый при своём мнении. Сошлись лишь в одном: нужно непременно отписать Константину, Клавдиному брату, который жил и работал в Москве, и пригласить его приехать к ним погостить, а то уже небось и забыл, когда был последний раз. Он человек учёный, пущай рассудит супругов, кто из них боле прав…
Из всех шестерых братьев и сестёр Клавдии, Костик Игнатов оказался самым умным, лучше всех учился в школе, а потом уехал в Москву, где поступил в институт. Сейчас он, несмотря на молодые годы, обладал учёным званием доктора физико-математических наук и работал каким-то начальником в закрытом научно-исследовательском институте с труднопроизносимым названием.
— Сейчас сяду и напишу ему и про колодец, и про чудеса с животиной, — пообе-щала Клавдия, устраиваясь за столом, — Приглашу в гости, пусть приедет, отдохнёт от столицы, да на яму поглядит. Авось и найдёт чего, а может и нет!
Симаков тем временем пошёл на задний двор и провозился там до темноты. Сперва он приготовил раствор, перемешав с водой и цементом речной песок и гальку, потом заполнил им форму, состоящую из двух фрагментов металлических обручей одинаковой высоты по метру, и оставил всё застывать до утра.
В результате должно было получиться бетонное кольцо для колодца с внутренним диаметром метр — двадцать и внешним соответственно — метр тридцать. Торцы у него тоже не обычные тупые, а в форме "папа — мама", что бы одно входило в другое. Посадить кольцо на кольцо с раствором, зачистить швы и промазать жидким стеклом, тогда колодцу никакие грунтовые воды по весне не будут страшны. Технология проверена и апробирована не раз…
Таким манером Симаков как-то раз взялся и изготовил их пять штук. Это было шестое. Завтра утром он сделает ещё одно и всего станет семь. Должно хватить! А если нет, то ещё сделать недолго.
Всё-таки, по общему признанию, бетон, по сравнению с деревянным срубом, считается долговечнее, да и обустраивать готовыми кольцами колодец было куда как сподручнее и быстрей…
ГЛАВА 11. Таинственное свечение
Деревня Давыдово, намаявшись за день, крепко спала. Стрелки ходиков с бегающими кошачьими глазёнками в доме Симаковых давно показывали за полночь, когда Луна на небе, с боем прорвавшись сквозь густую пелену ночных облаков, ярко осветила всё село. Мертвенно-бледные лучи загадочной спутницы Земли ворвались во двор Симаковых и скользнули по кустам крыжовника со смородиной. Другая их часть пронзила крону вяза и неровными размытыми пятнами легла на фанеру, прикрывающую раскоп.
Второпях сколоченный щит оказался и перекошен, и для ямы маловат.
По краям оставались довольно широкие щели, в которые и поспешил протиснуться лунный свет. Он осторожно спустился по осыпающимся стенкам и удобно улёгся на дне ямы…
В это самое мгновение ближайшие соседи Симаковых, от младенцев до стариков поголовно, увидели во сне один и тот же кошмар! Всем им привиделась мохнатая лапа с длинными кривыми когтями, которая вылезла из темноты
и схватив за горло, принялась душить…
Одни Симаковы спали спокойно.
А во дворе у них стали происходить странные вещи. Откуда-то из темноты появились расплывчатые человеческие фигуры числом три или четыре, которые минут десять копошились вокруг ямы, что-то пряча в кустах и траве. После чего все разом неслышно исчезли…
Но спокойствие продолжалось недолго. В душной ночной тишине, прерываемой лишь лёгким шелестом листвы, вдруг раздалось хлопанье крыльев и со стороны улицы двор пересекла стремительная тень. Ночной гостьей оказалась обыкновенная ворона, которая поблёскивая антрацитом оперения, уселась в ветвях вяза прямо над щитом.
Только она устроилась поудобнее, как во двор влетела ещё одна, за ней другая и третья… Не прошло и десяти минут, как их оказалось на дереве не меньше двух дюжин. Все вороны склонили увенчанные тяжёлыми клювами головы к земле и вперили немигающие глазки — бусинки в прикрывающий яму щит. Они так и замерли в неподвижных позах, словно обкуренные наркоманы.
В самой яме тоже стало твориться что-то непонятное!
Едва лунный свет коснулся земли, из-под неё тут же стал выбиваться сизый дымок. Сначала это были робкие струйки, но потом они заклубились, набирая густоту и силу и меняя окраску. Не прошло и четверти часа, а из ямы во все щели уже вовсю повалили клубы кроваво-красного тумана. Он стлался по земле и растекался вокруг щита кисельной заводью. Правда, таким он оставался недолго. Спустя некоторое время этот туман или пар в свете луны приобрёл фантастический салатово-розовый оттенок.
Если бы кто любопытный заглянул в этот момент под щит, то он увидел бы, что дно ямы раскалилось добела от яркого свечения, бившего из-под земли. Только благодаря щиту над ней, в небо не ударил столб ослепительного света.