Пролетят дисколёты — привет Антону, Проедут поезда — привет Антону. А прой дут Хранители — салют Антону. Кайф, да? Да вы не сумлевайтесь, сердешные.

Через годок, в этот же день, коли кто пожелает, милости просим к нам, что бы справить поминки по атланту. Тогда и убедитесь, что слово моё крепче щучьева

зуба, аминь.

Помнится, в тот миг никто подобным желанием не загорелся. Все как-то скромно промолчали. Я видел оборотениху насквозь. За своим словоблудством она пыталась скрыть нешутошную нервозность. А ну как всё сорвётся в послед ний момент и пойдёт наперекосяк? Я её понимал, потому как сам чувствовал внутри себя не слабый мандраж, который маскировал показным равнодушием.

И Макар заметно побледнел, волновался приятель за исход операции. Чем там всё закончится на самом деле. Игры с мозгом — не шутки! Не превратимся ли мы, доверчивые дурачки, в улыбчивых идиотов, пускающих от постоянного ощу щения счастья тягучую слюну. Нет, такое растительное существование нам

как-то ни в кайф.

Про "зелёных" вообще промолчу: ребята сделались бледнее полотна, еле

— еле переставляя ватные ходули. Сначала оборотениха покрикивала на них:

— Шевелите помидорами, пацаны! И вы, мокрощелки, поторапливайтесь, не разо чаровывайте меня. Живо, быстро, цигель-цигель, ай-лю-лю! Ать-два, ать-два!

Айн-цвай-полицай! Ахтунг, ахтунг, в небе Покрышкин!

Затем сделала знак и каждого из дыроколят /нас с Макаром они не тронули, поостереглись, косясь на наши лучемёты/ подхватили под локотки по два солдата-слизняка, буквально на руках протащив всех к месту предстоящей операции.

Им оказалось здание-куб на краю площади, крыша которого к тому време ни ощетинилась гребёнкой антенн различной конфигурации. Внутреннее помеще ние представляло собой один огромный зал без намёка на какую-нибудь мебель.

Стены без окон, пол покрыт цветным пластиком, с потолка лился скрытый приглушённый свет. Скорее всего нелюди использовали это помещение для спортивных состязаний, если только спорт у них в чести, в чём я сильно сомневался.

Теперь же они наспех переоборудовали его в некое подобие научной лаболатории, что бы провести над нами свой замороченный эксперимент. Всё вокруг выглядело довольно зловеще, и если бы не присутствие Дхиан-Коганов

с русинами, возможно кое у кого из "зелёных" не выдержали бы нервы. Стоит ли говорить, что все мы были перенапряжены, чувтствуя себя словно на иголках.

Мы шли за оборотенихой на деревянных ногах, путаясь в змеившихся по полу разноцветных и разнокалиберных проводах. Их было несколько сотен, если не больше. Одни концы словно лианы свисали прямо с потолка к стоящим вдоль стен высоким стеклянным шкафам, похожим на торговые холодильники. Только за дверцами не было видно ни пива на полках, ни колы с пепси. Вместо пойла там гуляли розово-голубые всполохи и сыпали завораживающие взгляд радуж ные искры.

Другие концы соединяли между собой стоящие кругом двенадцать кресел, сильно смахивающих на зубоврачебные последней модификации. Третьи — тяну лись от верхней части спинок кресел к шкафам. Короче, та ещё картинка!

Едва войдя в зал, я стал ощущать себя словно во сне. Мысли разбегались и путались, сконцентрироваться на чём либо не хватало сил, язык словно онемел, в глазах плыл туман. Макар и другие, насколько я видел, чувствовали себя не луч ше. Нас явно чем-то облучали, стремясь подавить волю. Я хотел было высказать

Возмущение сим фактом но как-то сразу и забыл об этом.

Наконец нас подвели к креслам, бережно усадили и дали подписать какие-то бумаги, которые Хранители назвали индивидуальным договором. Копии их, как я заметил, взял Смотритель-Крошечкин. Тут же лже-Береслава обошла и опросила каждого, куда он желает попасть после операции и в какой валюте хотел бы получить свою компенсацию. Лично я заявил, что мечтаю очутиться в своей квартире.

Когда все формальности были соблюдены, нам дали каждому что-то выпить. Жидкость в пластиковом стаканчике отсвечивала берюзой и на вкус

казалась приторной. Но это сугубо мои личные впечатления, как там было у остальных — не знаю. Проглотив свою порцию, я мгновенно воспрянул духом. Мне всё стало по барабану, хотелось вскочить и свернуть горы, повернуть реки вспять и разметать звёзды на небе. А ещё через пару секунд накатила страшная апатия и я начал прваливаться в сон.

Последнее что я запомнил, это на мгновение проступившее сквозь туман

лицо настоящей Береславы, склонившейся надо мной, и её тревожно-вниматель ные глаза. И следом возникло ещё одно лицо, на этот раз лже-Береславы, которая с хрипотцой в тихо голосепромурлыкала мне на ухо:

— А мне понравилось тогда на озере, Рома! Честное хранительское!

Эпилог

Проснулся я совершенно разбитый. Голова трещала, словно доминошники на ней всю ночь забивали козла. С трудом разодрав тяжёлые веки, я глянул в сторону окна. Что там нынче? А нынче за стеклом робко пробивался серенький пасмурный рассвет. Ага! Значит не проспал. На будильнике половина седьмого. Пора вставать и топать на работу…

Стоп, приятель! Все мозги пропил, что ли? Какая работа? Сегодня же выходной! А вчера была суббота. Точно, она родимая. И я, похоже, это дело

недурственно отметил. Только не помню с кем из приятелей вчера пересёкся.

Собравшись с духом сполз с дивана и на подгибающихся ногах поплёлся в ванну. Колени предательски дрожали, туман в глазах и не думал рассеиваться.

Что меня сейчас спасёт, так это контрастный душ и после него чашка горячего ароматного чая. Из-под душа я вышел заново родившимся человеком. Странно, но все последствия постпохмельного синдрома улетучились под тугими струями воды без остатка, словно и не раскалывалась пять минут назад голова,

И не плыл в глазах туман и не штормило меня от стены до стены в коридоре.

Но так не бывает! Ещё никогда в жизни последствия пьянки не исчезали у меня так быстро. И снова стоп! А был ли мальчик? То бишь, была ли пьянка.

Что-то мне не припоминается, что бы я вчера с кем-нибудь гудел. А что было?

Я поднапрягся, но смог уловить только обрывки каких-то странных воспомина ний и череду расплывчатых незнакомых образов. Всё это больше больше смахива ло на бред воспалённого ума.

Трель телефона застала меня, когда я яростно растирался полотенцем. Энергия и бодрость возвращались ко мне со сказачной быстротой. Обернув бёдра

полотенцем, я выскочил в прихожую и чуть не загремел, споткнувшись о валяю щиеся на полу чемоданы. Два пузатых монстра загораживали проход словно баррикада. Откуда тут чемоданы? Что-то промелькнуло в памяти и исчезло.

Ладно, потом разберёмся.

Телефон надрывался и я, перешагнув через преграду, схватил трубку.

Если честно, то я с трепетом в сердце ожидал, что этот звонок объяснит мне,

что со мной происходит. Собственно, так оно и вышло…

— Алло?

— Всё спишь, соня? — спросил страшно знакомый девичий голосок. Я даже вздрогнул от неожиданности. В памяти промелькнуло чьё-то до боли знакомое лицо. Промелькнуло и рпастаяло, меня аж пот прошиб.

— Кто это? — хрипло спросил я, чувствуя как сердце в груди дало сбой, а затем забарабанило по рёбрам словно поддатый сосед в дверь с требованием опохме лить.

— Ай-яй-яй, Ромаша, — залилась колокольчиком незнакомка, — Не узнаешь старых друзей?

— И-из — звините, сударыня, не припоминаю…

— Сейчас вспомнишь! Я — Береслава!

И я вспомнил! Правда не всё и не сразу, но вспомнил. И обалдел. Мой взгляд скользнул по чемоданам, при виде которых все события последних дней

вплыли в памяти ярким калейдоскопом чудесных фантастических картинок.

— Что затих? Вспомнил меня?

— Угу! И тебя, и Пересвета, и Макара с "зелёными"… — язык с трудом шевелился в пересохшем горле.