Давайте забудем о нем.

Рука его уже проникла под бретельку ее ночной рубашки, и Мэрион с отвращением чувствовала ее тепло на своем плече.

Мэрион знала, что можно найти управу на любого мужчину, даже на такого, как Моци, но сейчас она чувствовала себя слишком усталой, чтобы заниматься этим.

— Вас и Кирению ждут великие свершения, — сказала она. — Вы сейчас в предвкушении грядущих событий, и, вероятно, поэтому вам не спится. Если вы хотели что-то сказать, говорите.

Или уходите.

— То, что я хочу сказать, можно выразить только сердцем.

Мы вместе многое пережили. Мы все делили поровну: радость и горе, опасности и надежды. Мы вместе переносили тяжесть лишений, и наши судьбы переплелись. Мы делили поровну почти все, и осталась разве что только малость. И эта малость состоит в том, что вы женщина, а я мужчина.

Он продолжал гладить ее плечо, Мэрион подняла руку и схватила его за запястье. Стул скрипнул, она услышала хриплый, гортанный звук, вылетевший у него из горла, и, даже не видя в темноте, поняла, что он склонился над нею совсем близко.

— Уходите, Моци, — проговорила она, чувствуя, как ее душит темнота и его присутствие.

— Не могу, — сказал он и положил свободную руку на ее другое плечо. Лицо его было теперь совсем рядом. Господи, да что это с ними со всеми, подумала она, зная при этом, что это то же самое, что заставляет ее просыпаться по ночам с ощущением тоски и какого-то томящего желания… Только для Моци у нее нет ничего. Ничего!

— Уходите! — сердито воскликнула она.

— Не могу.

Он попытался высвободить руку, и его дыхание, теперь уже совсем близкое, коснулось ее лба.

— Я чувствую биение вашего сердца. Оно стучит как у пойманной птицы. Не нужно бояться, я прогоню ваши страхи.

Рука его снова провела по ее плечу и поползла вниз, к груди, обжигая ее своим прикосновением. Губы его приблизились к лицу Мэрион, но она увернулась.

Навалившись на нее всей тяжестью, Моци попытался обнять ее. Откинув одеяло, Мэрион села на постели и вцепилась зубами ему в руку. Задохнувшись от внезапной боли, Моци опешил, а Мэрион рывком вскочила с постели, наткнувшись на ночной столик и с грохотом уронив стоявшую на нем лампу. С криком она бросилась к двери, но он догнал ее и зажал рот рукой, потом крепко обхватил за талию и приподнял. Они пошатнулись и вместе упали, опрокинув стол. Мэрион снова закричала, изо всех сил пытаясь вырваться из рук Моци. Она слышала его довольный смех и поняла, что эта борьба доставляет ему удовольствие. Моци пытался схватить ее за руки и перенести на постель, и Мэрион с ужасом поняла, что силы вот-вот покинут ее и она больше не сможет сопротивляться. Она даже не знала, кричит она или борется молча. Вдруг ее тело, измученное длительной борьбой, обмякло, и Моци, не ожидая этого, ослабил хватку. Мэрион соскользнула на пол. Она лежала, не в силах пошевельнуться, слыша над собой его тяжелое дыхание, и понимала, что сейчас, когда он переведет дух, он просто возьмет ее и отнесет на постель. Все ее тело содрогнулось в отвращении, с ужасом ожидая этого момента.

Но этому моменту не суждено было наступить. Страшный черный кошмар вдруг сменился ослепительным сиянием. Она подняла глаза, ослабшей рукой прикрывая их от сокрушительной силы света. Над нею стоял Моци, а за ним в дверном проеме она увидела майора Ричмонда, одетого в халат и державшего руку на выключателе.

Моци повернулся и ринулся к Ричмонду.

— Убирайтесь! — кричал он. — Убирайтесь отсюда! — В голосе его звучала властность хозяина, выведенного из себя бестолковостью слуги, имевшего неосторожность помешать ему.

Яркий сноп света явился в тот момент, когда весь этот удушливый кошмар почти достиг своего апогея. Мэрион посмотрела Ричмонду в глаза и заметила, как дернулись его скулы, словно он получил удар грубой кожаной плетью. Он шагнул вперед и занес руку. Мэрион поразило, что пальцы его не сжаты в кулак, а распрямлены. Ребром ладони он нанес Моци удар по шее, тот застонал и начал сползать на пол. И тогда левая рука майора, сжатая в кулак, проделав дугу, ударила падающего Моци в челюсть.

Отступив в сторону, Джон стоял над телом Моци. На пороге появился сержант Бенсон, а за ним Абу, прибежавший на шум.

— Сержант, — сказал Джон, — отнесите его в комнату. Пусть Абу поможет вам.

Они стали поднимать стонущего Моци.

Кажется, перестарался, отойдя в сторону, подумал Джон.

Только на его месте любой бы не выдержал. Он проводил их взглядом, слегка потирая ребро ладони, онемевшей от удара.

— Пусть Абу останется с ним, — сказал он. — А вы возвращайтесь к воротам.

Они потащили Моци по ступенькам, а Джон вернулся в комнату и закрыл за собой дверь.

Мэрион все еще сидела на полу, поджав под себя ноги и уткнувшись лицом в ладони. Ее голые плечи содрогались, она судорожно хватала ртом воздух, словно находя в нем какую-то исцеляющую силу.

Глядя на ее загорелые ноги, на разорванную шелковую рубашку, на исполненное страдания лицо, Джон вдруг почувствовал к ней жалость и бесконечную нежность, и злость к Моци, доходящая до слепой ярости, с новой силой охватила его. При виде ее жалкого, беспомощного тела, растрепанных волос в груди его что-то сжалось, словно он пытался разорвать опутывавшие его веревки, до боли врезавшиеся в тело.

Она подняла на него глаза, проведя слабой рукой по шее и силясь улыбнуться, как-то выразить ему свою благодарность, но все еще не могла отойти после случившегося и до конца осознать, что все уже позади.

Он наклонился и взял ее под руку.

— Пойдемте, — нежно проговорил он, приподняв ее и обхватив другой рукой за талию.

Она встала и, переведя дыхание, проговорила:

— Благодарю вас.

С минуту он еще поддерживал ее, потом осторожно убрал руки, словно отпустил что-то очень хрупкое, способное разрушиться от малейшего резкого движения. Заметив на полу возле постели ее халат, он поднял его и накинул ей на плечи. Это движение сблизило их настолько, словно оба они давно, но робко ждали этого момента; она склонила голову и уронила ее ему на грудь.

— Все в порядке, — проговорил он, обнимая ее еще крепче, и склонил голову, коснувшись губами ее лба. То, что сейчас происходило между ними, казалось ему таким естественным, что совсем не удивляло его, и все, что он сейчас чувствовал, это безграничную нежность к ней и желание защитить ее. Медленно она подняла глаза на него и улыбнулась, и он понял, что теперь она оправилась от постигшего ее ужаса. Тогда он наклонился и поцеловал ее в губы, поцеловал так легко и естественно, что Мэрион даже не поняла, что произошло.

— Вам нужно лечь в, постель, — сказал он и повел ее за руку к кровати. — Ложитесь. — Он улыбался, а голос его звучал весело и юно, словно он сейчас утешал беспомощного, напуганного ребенка. — Ложитесь в постель.

Она послушно легла, пока он расставлял стулья и поднимал перевернутый столик. Кивнув на разбитую настольную лампу, он сказал:

— Утром Бенсон принесет вам другую. Вам что-нибудь нужно сейчас? Может быть, хотите чего-нибудь выпить?

— Нет, спасибо. — Она лежала в постели и чувствовала себя такой счастливой, и это новое ощущение было для нее таким странным, что ей понадобилась бы целая вечность, чтобы осмыслить его до конца. Он склонился над нею и подвернул края выбившейся простыни. Вид у него был такой серьезный, что она на мгновение почувствовала себя ребенком и даже тихонько рассмеялась. Он немного помедлил. Лицо его было сейчас совсем близко, и тогда она притянула его к себе и поцеловала, словно бы, в знак признания того, что произошло между ними, и ей вдруг горячо захотелось держать его в своих объятиях целую вечность и никогда не отпускать. Губы его касались ее мокрого от слез лица, и он чувствовал то облегчение, которое разлилось по всему ее телу, словно где-то в глубинах его стылого безмолвия забил родник, жизненной силой сокрушающий ледяные глыбы одиночества, кроме которого все эти годы она не знала ничего.