— Вы отдохнули, господин? — спросил хрипловатым голосом банту. — Через часок будем в Умтали. Вы нездешний?

Я кивнул.

— Я сразу это понял, — сказал он со смехом. — От мистера Гофмана?

Я с интересом посмотрел на него. Он быстро все схватывал. Я был тут достаточно долго, чтобы знать: белый не влезет в машину к черному, здесь так не делается.

Банту снова мне улыбнулся, на мгновение снял руки с рулевого колеса и поднял их над головою, показывая, что сдается.

— У мистера Гофмана служит весь мир.

Человеку некуда бежать, негде спрятаться — все написано у него на лбу.

— Вы знаете отель Гуцци в Умтали? — спросил я.

Он с усердием кивнул.

— Расположен сразу же на окраине города, мы поедем около него.

— Там я выйду! — сказал я и всунул в карман рубашки пятидолларовую банкноту.

— Как прикажете, господин. Довезу вас прямо до отеля. Это приличное предприятие, очень шикарное, вам понравится.

Деньги открыли путь к сердцу. Он подал мне еще одну консервную банку с пивом, но я не стал ее открывать. От пива только понапрасну потеешь, чай лучше. Я уже научился его пить. Потерплю до Гуцци, а там напьюсь. Если это благополучно кончится, если нас не остановит военный патруль или полицейская машина. Лучше бы я шел пешком или подождал машину с белым шофером. Я все еще веду себя необдуманно. Этот добряк остановит машину перед самым бюро обслуживания мотеля, и мгновенно я привлеку к себе внимание.

— Откуда едете? — спросил я.

— Из Солсбери, господин. Два раза в неделю вожу пиво.

— Партизан не боитесь?

— Нет, господин, тут нет никаких партизан. Мистер Гофман не пустит их в страну, может быть, где-нибудь на границах…

Он улыбнулся. Он мог охотно говорить о чем угодно: расхваливать правительство Смита, проклинать Патриотический фронт — все, что угодно. От него я ничего не добьюсь. У него хорошее место, и он достаточно умен, чтобы дорожить им. Я не обратил внимания на фирму, в которой он служит, но это неважно. У меня достаточно своих забот.

— Умтали, господин, — сказал банту и кивнул на серое облако, висящее вдалеке над горизонтом.

Я потянулся. Дым фабрик. Местность изменилась, мы проезжали через плантации и цитрусовые рощи. Город тонул в садах, но промышленность всюду оставляла нестираемые следы. Она уже овладела и Африкой.

— Мотель расположен в двухстах метрах от главного шоссе, но я не смогу вас завезти прямо к нему: дорога узкая, трудно будет разворачиваться.

— Неважно, я пройду этот участок пешком, — сказал я с облегчением. Никто не должен знать, как я приехал.

Среди зарослей брахистеций и акаций я увидел белые сверкающие бунгало. Узкая асфальтированная дорожка вела меж кустов к главному шоссе. Тормоза застонали. Я выпрыгнул из машины и поднял руку в знак приветствия: "Всего хорошего, парень…" Потом я остался один. Жара, тишина и пустота. Только дым из фабричных труб закрывал ясный небосвод над этим очаровательным городом с виллами и садами. Мне пришло в голову, что мотель Гуцци чем-то похож на отель в Претории. Хотя он и не лежал у реки, но тоже состоял из самостоятельных бунгало, расположенных под деревьями вокруг одноэтажного здания ресторана. Впрочем, был здесь и бассейн с прозрачной зеленоватой водой.

За стойкой бара с интересом рассматривала иллюстрированный журнал полуголая черная дама. Золотые цепи вокруг шеи и юбочка из цветной соломы. По-видимому, туристский аттракцион Гуцци. Когда я вошел, она закрыла журнал и удивленно посмотрела на меня. Потом с белозубой улыбкой пошла навстречу. Большие конусообразные груди покачивались на каждом шагу, а цепи тоненько звенели. Как будто она только что выбежала из саванны или джунглей.

Я начал смеяться громко и неудержимо. Видимо, я сошел с ума. Хозяйка сеньора Гуцци! Она смеялась вместе со мною, а потом на правильном английском сказала:

— Будете обедать, господин?

Я присел к ближайшему столу. Два часа пополудни, а ресторан совершенно пуст. Дама направилась к пестрой коралловой портьере.

— Минуточку! Прежде всего позовите мне шефа… мисс!

— Как вам будет угодно, господин. — И она исчезла.

Из-за коралловой портьеры вышел вразвалку лысый толстяк в белых полотняных шортах и в клетчатой рубашке, с огромной сигарой, зажатой между пальцев.

— Привет от поручика Беневенто, — заорал я сердечно и протянул ему руку. Комедия, африканский спектакль — надо производить естественное впечатление. Лицо у Гуцци просияло, он раскрыл объятия, мы стучали ладонями друг друга по спине.

— Так ты уже свободен? У тебя уже кончился срок договора? Это было прекраснейшее время моей жизни, друзья… Оливия, Оливия… — Звон цепей и покачивание вулканических гор. — Пиво, принеси нам пиво и виски! Ты хочешь здесь поселиться? — обратился он ко мне. — Мой отель к твоим услугам! рассыпался он в любезностях и комплиментах. — Надолго хочешь здесь остаться? Может, побудешь, пока не подыщешь что-нибудь для себя? В Умтали с тебя сдерут шкуру, время сейчас злое, чем дальше, тем хуже. А я сделаю тебе солидную скидку.

Мы опрокинули по стаканчику виски, а потом отхлебнули пива. Оливия, черная красавица, накрывала на стол. Бунгало, вероятно, были такими же пустыми, как и ресторан. Но для африканского мотеля это еще ни о чем не говорит. Гости съезжаются только под вечер. Пусть только раз в неделю или в месяц, но уж обдерут их до нитки. Гуцци обещал меня от этого избавить, но я ему не очень-то верил.

Да, Гуцци — счастливый человек. У него есть все, что он может себе пожелать, и за пару лет он загребет приличные денежки. Он, вероятно, заметил в моем взгляде вспышку зависти. Отодвинул кружку пива и сказал:

— Так что, приятель, чем хочешь заняться, какие у тебя планы?

Я пожал плечами. Мы подошли к цели разговора быстрее, чем я предполагал.

— Никаких, — сказал я удрученно. — Собственно, ищу работу, но у меня нет документов, — добавил я тихо. — Поэтому Беневенто и послал меня к тебе.

Он засопел и снова выпил.

— Так-так, неприятное дело… — Темные глаза следили за мной поверх кружки. — Почему ты не остался у шефа, почему не продлил контракт? Деньги у тебя есть?

— Немного.

Оливия поставила передо мной блюдо экзотически украшенного салата, а на тарелке кусок полусырого мяса. Но о еде я даже и не помышлял. Моя судьба находилась сейчас в руках этого толстяка.

— Что же ты делал, что у тебя нет денег?

Я снова молча пожал плечами.

— Ездил с Маретти в транспортере, пока он не погиб, а потом с поручиком. Я просто боюсь, понимаешь это?

— Маретти?..

— Примерно два месяца тому назад.

И я, между едой, начал рассказывать историю фермы Хармеров. Салат был такой же острый, как и цветистый, его было невозможно есть. Оливия убралась за стойку бара к своим журналам, Гуцци сидел напротив меня, потел и с помутневшими глазами понимающе кивал.

— Так Маретти погиб, бедняга Маретти… Я всегда говорил ему: хватит, у тебя достаточно денег, брось это, наплюй на все. Он служил у Гофмана десять лет, а это уж что-то значит.

— У меня истек срок договора, и я больше ничего не жду, — сказал я твердо. — Когда здесь их дело лопнет, бог знает куда они подадутся.

Гуцци кивал головой в знак согласия. Его лицо вдруг стало серьезным, почти осунувшимся.

— Это разумно, я понимаю тебя: рисковать сегодня не имеет смысла. Все равно в конце концов все поднимут руки и выдадут нас неграм. Если бы у тебя были деньги, я тебе продал бы весь этот гешефт, — он кивнул на бар, — вместе с ней. Хочу, наконец, вернуться домой. Пять лет я служил, и все пять лет здесь. Человек должен уметь сказать себе: достаточно! Да, для меня достаточно, и я хочу домой.

— Но у меня нет денег.

— Но у тебя нет денег. — Он глубоко вздохнул. — А что бы ты хотел делать?

— Что угодно, лишь бы не слишком на глазах.

— Гм…

Белым носовым платком он вытирал лоб. Пиво начало проступать всеми порами.

— Возможно, я о чем-то знаю… — он выжидательно посмотрел мне в глаза. — Возможно… — и его лицо начала растягивать широкая улыбка. Потом он громко расхохотался. — Л.С. Два символа света!