Снова раздался рев, на этот раз стегозавра. Чудовищный звук, услышав который все окрестные японцы побежали бы за своими справочниками «Как себя вести, если прилетела Мотра».[22] Пума издала ответный рык. Соперники ясно выразили свои намерения.

— И когда вы останавливаете эти бои? — спросил я Цирцею, которая не отрывала взгляда от происходящего.

— Никогда, — ответила она. — Если только… Я решил, что какой-то сигнал все-таки есть, но не успел спросить, какой именно. Издав еще несколько рыков, пума снова кинулась в атаку и запрыгнула на стегозавра, который в свою очередь опустил конусообразные шипы вдоль позвоночника, прижав их к жесткой коже, защищающей его спину и шею.

Видимо, недостаточно жесткой. Кровь брызнула из ран на коже, и стегозавр взвыл от боли, мотая хвостом по воздуху, целясь в пуму и пытаясь помочь себе. Но как только хвост определил местоположение противника, пума спрыгнула со спины Томаса, обнажив незащищенный участок кожи, и стегозавр ударил себя своими же шипами и завопил от ужасной боли. А как завтра-то будет болеть!

Пума снова отслеживала добычу, расхаживая вокруг динозавра и примериваясь, как бы снова на него запрыгнуть и еще больше покалечить. Низ ринга был покрыт лужами крови, растекающейся по поверхности, отчего становилось скользко. Внезапно у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Я осознал, что толпа прервала молчание и теперь выкрикивает какие-то неописуемые слова одобрения на разных человеческих языках и на диалекте динозавров, которого я не понимаю.

Еще один рывок, яростная атака, и вот уже стегозавр лежит на спине, отражая укусы хищника, — его челюсти тянутся к шее, к лапам, к незащищенному мягкому животу. В этот раз хвост движется силой, и Томас контролирует его движения, но толку мало.

Тела катались по рингу, ударяясь о металлическую ограду, лапы переплелись, и никто из противников не мог вырваться.

Я заметил, кроме крови, ожесточения и собственно борьбы, что Томас двигается не так, как все виденные мной когда-либо создания. Это были движения не разумного существа, но и не дикого животного. Он не отражал ударов, не производил выпадов, контратак и вообще не защищался в обычном смысле слова. Как будто смотришь на матч «Вашингтонских краснокожих» с «Филадельфийскими орлами».[23] Но в этой инстинктивной, притом рассудочной, борьбе за жизнь была своя методика, и просто дух захватывало по мере разворачивания процесса, этим зрелище определенно отличалось от схватки «Вашингтонских краснокожих» с «Филадельфийскими орлами».

Шум толпы достиг своего апогея. И вдруг я понял, что тоже вскочил с места, машу кулаком в воздухе и издаю бессмысленный набор звуков, завывая вместе с толпой. Эрни стоял рядом и делал то же самое, зрелище так же увлекло его, как и меня. И только Цирцея, сидевшая между нами, оставалась неподвижной, хотя по ее пристальному взгляду я мог сказать, что она увлечена происходящим на ринге больше, чем все мы, вместе взятые.

Стегозавр уперся хвостом в песок и перевернулся на бок, сбрасывая пуму со своего живота на землю. Но кошка быстро поднялась, снова вскочила и прыгнула, выпустив когти на всех четырех лапах, готовая порвать на клочки все, что попадется ей на пути.

Снова их лапы переплелись, а тела приклеились друг к другу, зубы вонзались в мех и чешую. Если в конце боя кто-то и выйдет победителем, — хотя в этот раз я уверен не был, — то ему долго придется приходить в себя. Ринг превратился в бойню, кровь стекала со спин, животов, хвостов, ног, впитываясь в землю. От противника шею динозавра защищал один из последних слоев защитных чешуек. Пума отпрянула на мгновение, почему-то уверовав, что последний ее укус будет смертельным.

Хищный взгляд. Разбег. Охота — любимое развлечение в этом городе.

Возможно, это был лишь вопрос скорости. И пума была быстрее. Она прыгнула, приготовившись отправить жертву на тот свет, а потом устроиться поудобнее и перекусить свежим мясом стегозавра.

Но Томас был готов к нападению, какая-то часть его мозга, отвечающая за инстинкты, не переставала работать, чтобы огромное тело продолжало драться, несмотря на то, что из него с удивительной скоростью вытекала кровь. Томас откинулся назад, когда пума прыгнула на него, при этом шипы на его спине самортизировали падение. И в продолжение этого движения его хвост молниеносно скользнул между ног — ни дать ни взять щеночек, жаждущий, чтобы ему почесали пухленькое брюшко. Шипы со свистом рассекли воздух, направляясь точно к цели, и я все понял за долю секунды до того, как собственно это случилось: шипы хвоста вонзились в живот пумы.

Ужасный вопль боли сотряс воздух, и гигантская кошка рухнула на землю. Кровь хлынула из свежей зияющей раны. Кишки вывалились на землю, и струя мочи потекла на ринг, отчего он стал еще мокрее. Толпа издала победный рев.

Повизгивая так, что от жалости сжималось мое сердце, несчастная пума подползла к краю ринга, пытаясь убежать. Но детали клетки были слишком толстыми, чтобы согнуть их, и близко посаженными, поэтому протиснуться сквозь них тоже было невозможно. Хотя пума слабо покусывала ограду, скрежеща зубами о металл, и жалостливо мяукала, пытаясь прогрызть себе путь к свободе, но, увы, сегодня Великого Побега не выйдет. Возможно, пума не видела, что на потолке, на высоте шести метров, тоже решетки, поскольку сделала несколько беспомощных попыток выпрыгнуть наружу, каждый раз прыжок получался ниже предыдущего. Словно резиновый мячик, который подпрыгивает, но рано или поздно остановится.

Боль и ужас застыли в глазах животного, и помимо этого — непонимание. Этого не должно было случиться. Добыча не может давать сдачи. Жертва должна была делать то, что обычно делают жертвы, — просто сесть и дать себя съесть. Только что произошло что-то ужасное, просто ужасно неправильное.

Сострадание никогда не было особенно популярно в мире животных, и сейчас о нем тоже не было речи. Не успела пума предпринять хоть какую-то контратаку, как стегозавр уже осыпал ее градом ударов когтей и шипов. Я всего-то пару раз моргнул, а тело пумы уже было растерзано на сотню клочков и рассеяно по всему рингу. Рев толпы просто оглушал, возможно, мне придется пойти к ЛОРу и проверить свои несчастные уши, когда мы вернемся на материк.

У меня было сильное подозрение, что Американское общество по предотвращению жестокого обращения с животными не одобрит прогрессистов.

Четыре динозавра, игравших роль помощников Томаса, вернулись к клетке, открыли дверцу и вывели с ринга истекающего кровью победителя. Это было странное зрелище. Томас все еще двигался на четвереньках, как древний стегозавр, сошедший со страниц энциклопедии, а его сопровождающие шли, как люди, с прямой и негнущейся спиной.

— Теперь ты кое-что понял о Прогрессе, — сказала Цирцея.

— Я понял только, что такое ваш Ринг, — ответил я. — А Прогресс… Не знаю…

Томас исчез за трибуной, где-то в джунглях, и его помощники ушли вместе с ним. Труп пумы утащили с ринга, а толпа начала бродить вокруг ринга, уже готовая рассосаться.

— И что теперь? — спросил я.

— Его передадут бригаде врачей, залечат его раны и дадут ему время отлежаться и поправиться.

— И?

Короткая пауза, словно Цирцея решает, стоит ли ей продолжать этот разговор. Она поджала губки:

— То, что потом случится, нельзя объяснить. Это нужно пережить и прочувствовать. Возможно, в один прекрасный день и ты будешь готов.

Я не знал точно, почему это Цирцея заговорила со мной тоном магистра Йоды из «Звездных войн», но зато был чертовски уверен, что никогда в жизни мне не захочется сразиться с голодной пумой, чтобы возгордиться тем, что я динозавр.

Группа рабочих с тряпками и ведрами спустилась к клетке. Интересно, какой уровень прогресса требуется для работы уборщиком. Цирцея поднялась со своего места и приготовилась спуститься к зрителям. Но как только она двинулась вниз, из толпы прогрессистов раздался чей-то голос: