Изменить стиль страницы

— Ладно, — пообещала она. — Вернусь, как только возьму себя в руки. А вы прекрасно подойдете папе. Он тоже большой паникер.

— Благодарю вас, — произнесла я. Девочка искренне обняла меня, и я распустила нюни. Я даже подождала возле двери, пока не услышала, как звякнул замок.

* * *

Я спустилась вниз и пошла по улице, разыскивая взглядом такси. Однако вышло так, что оно мне не потребовалось. Не успела я пройти и нескольких ярдов, как возле меня затормозил лимузин. Я попросту не обратила на него никакого внимания. Такая машина не могла иметь со мной абсолютно ничего общего. Но когда ехавший впереди мотоциклист завернул за угол, я осталась на улице в одиночестве, и выскочивший из него верзила сграбастал меня. Я попыталась брыкаться и царапаться, однако сопротивление было заведомо бесполезным. Последней я увидела через заднее окно крохотную девчушку с первого этажа, проводившую нас взглядом.

Спустя какое-то время — минут через двадцать, впрочем, уверять не буду — лимузин затормозил. Меня грубо выдернули из автомобиля, и я обнаружила, что стою в каком-то гараже. В нем находился еще один лимузин, скутер, шипел кондиционер. Мой похититель набрал код, и дверь отворилась. Меня провели по бетонной лестнице, а потом втолкнули в холл, а затем в темную комнату. За спиной моей захлопнулась дверь, и я осталась в одиночестве.

По крайней мере так я считала до тех пор, пока в самом темном уголке комнаты не раздался голос.

— Насколько я понимаю, вы разыскиваете именно меня, — донеслось до моих ушей из самой тьмы.

— Мистер Лейк? — спросила я, поглядев на звук.

— Я не люблю вымогателей, — продолжил голос. Глаза мои постепенно привыкли к свету, точнее к отсутствию его, и я смогла различить человека в темных очках и темном костюме, сидевшего в самом темном углу комнаты.

— И я тоже, мистер Лейк, — проговорила я. — Надеюсь, что я действительно имею дело с мистером Лейком? Но если вы называете вымогательницей меня, то ошибаетесь.

— Тогда объясните мне, зачем вы ездили в Ирландию к моей сестре. И подкупили ее розами, так ведь? Белыми розами? Это, безусловно, свидетельствует о некоторой изобретательности. Чего же вы хотите?

И я рассказала ему о своей встрече с изображавшим его актером, который дал мне поручение от его лица приобрести статую Беллерофонте, и обо все, что случилось после того.

За моим рассказом последовало долгое молчание.

— Боюсь, что вас крупно одурачили, миссис Макклинток, — проговорил он наконец. — Одурачили и обвели вокруг пальца.

— Вынуждена согласиться с вами, — сказала я. — Насколько я понимаю, вы хотите сказать, что не имеете к этой истории ни малейшего отношения?

— Именно так, — ответил он. — И я разовью вашу мысль дальше, сказав, что и ваши неприятности не имеют ко мне абсолютно никакого отношения.

— Но это не так, мистер Лейк, — возразила я. — Так или иначе, они связаны с вами. Бели бы вы только согласились проявить минимальный интерес к этому делу…

— А вы представляете, — вдруг сказал он, — что я бы отдал, чтобы получить возможность просто постоять на освещенном солнцем пляже, ощущая, как ветер теребит мои волосы, как греет тело солнце, а ноги — раскаленный песок, не ощущая при этом каждый кровеносный сосуд в собственном теле?

— Мне очень жаль, — произнесла я.

— Прощайте, миссис Макклинток, — продолжил он. — И, будьте любезны, воздержитесь от любого упоминания моего имени по этому поводу. В противном случае я прибегну к защите закона. И если вы просто упомянете где-нибудь об этой нашей встрече, о своем свидании с моей сестрой или о том, что вы узнали о каждом из нас, уверяю вас, вам придется пожалеть об этом. Когда я разделаюсь с вами, у вас не останется ни одного друга, а на счету не найдется и дайма.[18] Надеюсь, что я выражаюсь понятным для вас образом.

Действительно, не понять его было сложно. До чего же приятным человеком оказался Кроуфорд Лейк. Если выбирать из двух, истинного и поддельного, я решительным образом предпочитала второго. А настоящему охотно выцарапала бы глаза. Я вернулась в свой отель, собрала вещи и расплатилась, оставив записку для своей любимой подруги Дотти Бич.

Глава двенадцатая

Дотти Бич вскрыла оставленный мной для нее конверт и нахмурилась. Я приносила ей глубочайшие извинения в том, что обманула ее и приводила оправдание — полностью вымышленное, конечно, учитывая, что я стояла всего в нескольких футах от Дотти, спрятавшись от ее взора, — что меня вызвали в Женеву проверить заказанную клиентом коллекцию серебра. Я обещала ей отыскать ее в «Хасслере», однако по какой-то причине не сумела этого сделать. Причину эту она прекрасно знала, потому что я действительно звонила туда, но обнаружила, что Дотти не значилась там, где должна была находиться по ее собственным словам. Я обнаруживала в ней все больше и больше фальши.

Она решительным движением скомкала записку, а потом повернулась к выходу из отеля, на ходу извлекая из сумочки сотовый телефон. Оказавшись снаружи, она набрала чей-то номер, одновременно давая рукой знак Анжело, находившемуся неподалеку в очаровательном серебристом «мерседесе» с опущенным откидным верхом. Через мгновение я оказалась в такси и последовала за ними. Анжело высадил Дотти у восточного входа на Пиацца Навона. Постаравшись помедленнее расплатиться с таксистом, чтобы дать Анжело время отъехать, я последовала за ней на площадь.

Пиацца была полна туристов и местных жителей, и я едва не потеряла Дотти, однако в конце концов заметила ее сидящей в одном из уличных кафе. Я тоже нашла себе место — на противоположной стороне площади и под углом. Ради подобной оказии я запаслась театральным биноклем. Пришлось заказать кампари с содовой, я надеялась растянуть бокал на возможно больший срок.

Анжело вскоре присоединился к ней. Они располагались за рассчитанным на троих столиком, и официант убрал третий прибор. Скоро они уже тянули коктейли, перемежая их с поцелуями. Я прождала около тридцати минут, под укоризненным взглядом официанта, ожидавшего, что я закажу себе хотя бы еще один бокал. Так я и поступила, но ограничилась только «Сан Пеллегрино», что пришлось ему совсем не по вкусу, хотя в заведении этом брали за итальянскую минеральную воду тройную цену.

На той стороне пьяццы официант поднес Анжело и Дотти обеденное меню, и они приступили к заказу. Они заказали три места — так как и обещали. Они обедали. Что можно было усмотреть в этом зловещего? Все мои подозрения в ее отношении основывались только на том, что она вдруг начала слишком часто возникать в моей жизни, а теперь, зная, что Кроуфорд Лейк на самом деле являлся Марио Романо, я вынуждена была рассматривать каждое событие последних дней моей жизни с крайней внимательностью.

Мне было трудно избежать подозрений. Карабинеры объявлялись три раза, когда гидрия с Химерой предположительно находилась в моих руках. В двух случаях из трех о том, что ее не было при мне, знали только Лола и я сама. Итак, мой жизненный путь пересекался с дорогой карабинеров по крайней мере в три раза чаще, чем следовало бы.

Вопрос заключался в том, кто мог знать, где я намеревалась находиться в каждом из этих случаев? Антонио сумел отыскать меня в Париже очень легко, потому что я оставила ему записку с номером гостиничного телефона на тот случай, если он не сумеет дозвониться по сотовому. Он обнаружился и в Виши, хотя я не замечала, чтобы он следовал за мной из Парижа. Ив Буше знал, что я еду в Виши, это было известно и Пьеру Леклерку. Впервые я встретила Дотти именно в Виши, причем и она, и Леклерк предположительно побывали в шато раньше меня в то утро, когда Робер Годар рухнул в собственную гробницу.

Марио Романо знал, где я буду останавливаться в Ницце и в Вольтерре. Более того, он рекомендовал их мне и заказывал заранее номера. Дотти снова появилась в Ницце, но не в Вольтерре. По сути дела, она исчезла на несколько дней, вновь обнаружившись только в Риме. Леклерк был в Вольтерре; я сама видела его, как и его машину в Ницце. Именно в Ницце гидрия чудесным образом объявилась в багажнике арендованного мной автомобиля. Очевидно, он каким-то образом успел извлечь гидрию с Химерой из своего багажника до прихода карабинеров, поскольку сосуд этот вновь объявился в моем номере в Ареццо, а сам Леклерк окончил свою жизнь в Кортоне.

вернуться

18

Десять центов.