Впрочем, не всё так романтично. Бывают сплошные тучи комаров, мошек, шмелей. Один лесник произнес весомые слова: "Одна радость — в лес войти, другая — из него выйти". Его ли эта мысль или нет, не столь важно. Важно, что она правильная.

     Зимой в лесу, особенно при сильном ветре, могут почудиться все звуки на свете: от скрипа протеза до мяуканья кошки. Волчий вой — пожалуйста, голос моря — тоже...

     А тишина здесь — добрая, лечащая. О природе, в которой открываешь радость, великолепно сказал Николай Заболоцкий:

     В очарованье русского пейзажа

     Есть подлинная радость, но она

     Открыта не для каждого и даже

     Не каждому художнику видна...

     Я оказался когда-то в этом краю без всякой мысли чем-либо восторгаться. Приехал работать, чтобы прокормить семью. Попал в Ласковское лесничество, которое в те времена было бойким деревообрабатывающим производством. Производство работало в две смены. По узкоколейке в рабочий поселок Тучу перевозились вагоны, нагруженные различными пиломатериалами. Для рабочих, для всего населения работали столовая, детский садик. Была своя свиноферма. Всем казалось: так и должно быть. Рабочие, отведя детей в садик, шли на производство.

     Разорение России коснулось и этого гнезда. Остается только вспомнить, каким добрым, уютным был детский садик, скольких детей он принял и выпустил. В него успели походить все мои дети. Теперь на его усадьбе располагается конюшня. Приезжают туристы, катаются на лошадях. Хорошо хотя бы то, что здание не осталось бесхозным.

     Закрылась столовая, не стало узкоколейки — рельсы ее разобрали. А ведь строилась она в конце девятнадцатого века, причем от самой Оки, и долгое время играла стратегическую роль. Когда-то по ней ходил пассажирский поезд "Кукушка". Если бы возобновили движение поезда, сколько туристов, промысловиков могло доехать в те места, куда им надо! А сейчас они зачастую теснятся летом в душных автобусах. Разобрав узкоколейку, как будто лишили Мещеру очень важной мысли.

     Многие из рабочих, обосновавшихся здесь, приехали сюда из самых различных сел и деревень: Головановки, Дорофеева, Желанного, Невелички и других. Разумеется, и разговоры этих людей, в частности, лесорубов, с которыми мне довелось некоторое время поработать, касались бытия деревни. Не забывалась коллективизация, голод сорок шестого-сорок седьмого годов, мелиорация и так далее.

     Так, проезжая речку Белую, текущую возле Борискова, я узнал, что в свое время ее спрямили — и она обмелела. Обмелела, потому что лишилась своей истории, своего пути, по которому пробиралась века. Разве случайно она петляла, собирала свои воды в одном уголке, в другом, текла свободно в третьем? То же бывает и со страной, когда всё глубинное, коренное, историческое умышленно заменяют иностранщиной, масс-культурой, всякого рода пошлятиной. При Паустовском "девушки пели на лугах" — пели, разумеется, благопристойные, душевные песни. Тогда писатель не мог и в страшном сне представить, что будут проповедовать похабщину сверху, из Москвы. Оказалось, и это возможно.

     Как-то наблюдал такую сцену: хмельные девицы, с сигаретками в зубах, матерясь лезут в озеро... И сразу заходить в воду, чтобы искупаться, мне расхотелось. Конечно, эта сцена — примета времени. Она, думал я, может быть повторяющейся, но не может быть долговечной.

     Мещера сама по себе — святой уголок, которого не должна касаться бездуховность.

     Недалеко от производства находится старинное село Ласково, о котором рассказано в древней повести о Петре и Февронии, причисленных православной церковью к лику святых. В свое время на местном погосте стояла церковь, но ее порушили во времена воинствующего безбожия... Рядом с погостом недавно воздвигли небольшую часовню в честь благоверных Петра и Февронии. Славными душевными качествами обладала Феврония! Была врачевательницей, сумела излечить Муромского князя Петра и вышла за него замуж. Ее жизнь — яркий пример того, что любовь и верность — не пустые слова.

     Жизнь человеческая уходит стремительно. Зайдя на погост, я вспоминал тех людей, которые здесь похоронены, которых знал лично. С тем человеком работал в лесу, с этим — на производстве. Много, много людей ушло в мир иной. И невольно пришел к вопросу: есть ли какая-нибудь истина в этой жизни? "Вне любви не может быть истины", — говорил А.Пушкин. И, конечно, вне нравственности... Какая истина, например, может быть у тех хмельных девиц? Никакой. У Февронии истина есть, причем незыблемая: любовь и мудрость держат человека на этой земле.

     И опять я окинул мыслью Мещерский край. По большому счету, любовь к родимому краю — это уже изначальное служение отечеству. Не дай бог, думал я, чтобы судьба России приблизилась к судьбе речки Белой. Чужеземец не должен войти в нее где попало и как попало, не боясь угодить в ее гибельный омут.

     Что говорить, человек может быть рачительным хозяином, может быть молодцом. Но частенько наблюдаешь и обратное: куда ни глянь, видна человеческая мерзость — битые бутылки, брошенное железо, целлофановый и прочий мусор. Эх, человек! Какой, однако, ты... то благодарный, то неблагодарный к своим предшественникам, даже к тем, кто породил тебя на свет божий... Но совсем непростительно быть хамом по отношению к земле, нашей основной матери, которая когда-то, общаясь с солнцем, сотворила жизнь во всем ее великом многообразии. И нечего ставить себя на особое место, искусственно выделять из мира живой природы. Слишком очевидно сходство наше с животным и растительным миром. И даже кровь близка по составу к морской воде. Дан разум тебе? Хорошо. Но используй его во благо земле, а не во вред ей. Земля для нас — мать, значит, и — своеобразный Бог. И в лесу, как в православном храме, надо помолиться этому Богу, поблагодарить его за то, что живешь на этом свете. Впрочем, не обязательно в лесу — в поле, в горах, где угодно. Просто в лес входишь, как в закрытое помещение, где можешь спокойно дать волю своим чувствам.

     Земля еще терпит человека, терпит его бесконечную "добычу полезных ископаемых". В человеке, допустим, появится какой-нибудь микроб, вирус, раковая клетка, которая тоже что-то начнет "добывать", отвоевывать себе жизненное пространство — дай ей волю — человек погибнет. То же самое может произойти и с землей. И не следует человеку забывать об этом. Поэтому безразлично смотреть на брошенное железо, разбитое стекло, на все зримые остатки человеческой деятельности — я не мог и не могу. Их можно вновь использовать или убрать — с глаз долой.

     А как охотно, как старательно усилиями газетчиков и телевизионщиков в души людей забрасывается другой мусор: секс вместо любви, жестокость, насилие, стремление к наживе с помощью любых средств, — с этим мусором справиться сложнее. И самое страшное: подобные семена уже дали и продолжают давать кровавые всходы. Люди, нахватавшиеся этого мусора или имеющие нечто подобное от рождения, относятся, как правило, и к природе по-хамски. Но зато и истинное лицо Америки, благодаря которой всё это делается, стало очевидным.

     Некоторых столичных деятелей, то есть журналистов, депутатов Госдумы, правительственных чиновников, телевизионщиков не мешало бы вывести в лес, на лесоповал, чтобы они поработали недельки три-четыре на тех же условиях, что и остальные рабочие. И не только ради того, чтоб ощутили резкую разницу в заработной плате, потому что, сидя в своих кабинетах и проводя в жизнь порой губительные для России проекты, зарабатывают они куда больше, чем эти рабочие, трудом которых все равно пользуются. А ради того, чтобы очистить свои мозги от столичной грязи, от преклонения перед западным миром, от его мармеладно-циничных наслоений. Лес — хороший лекарь и — хороший массажист, наполняет голову не бесплодными мечтаниями, а реальным кислородом, которым, кстати, дышат и те, за бугром, что составляли зловещие для "новой" России проекты, один из которых — жесткий проект планирования семьи и как бы побочно — введение сексуального воспитания в учебных заведениях, в том числе и в школах. Те же, кто бросился поддерживать и развивать такие идеи здесь, не хотят понимать, что живут не где-нибудь в Англии, а в России, где "простор такой, что не окинешь оком", не желают вспоминать и тем более читать великих русских ученых. Еще Дмитрий Иванович Менделеев, не только изобретатель периодической системы, но и прекрасный публицист, ещё сто лет назад говорил о необходимости увеличения жителей России. Надеялся, что русских, при условии нормального ее развития, уже в пятидесятые годы будет пятьсот миллионов. Но тогда врагов России такой ход событий никак не устраивал. Не устраивает и сейчас. Да и кому нужен Менделеев, если в кумиры навязан западный Фрейд? И во многом благодаря ему в течение многих лет на страницах газет типа "Спид-инфо" разгуливали и разгуливают цинизм, пошлость, омерзительное отношение к духовному миру человека. В подобных газетах практически невозможно найти имена русских ученых, у которых ответы на те же вопросы, что ставил в свое время Фрейд, несколько иные. Что делать? Воображение одних людей потрясают пространства России, обезлюдевшие и осиротевшие, других — сомнительные теории. И есть результаты, вполне утешительные для ее врагов, но провальные для ее будущего. Это — катастрофическая смертность, брошенные дети, проституция, тяжелые заболевания, снижение рождаемости. В России целыми поколениями люди воспитывались на подлинной любви, на высоких духовных устремлениях. Именно благодаря этому в российских просторах всегда хватало красивых — и внешне, и внутренне — людей. Потому что стремление к совершенству, подспудная тяга к красоте каким-то непостижимым образом сказывается на потомстве. Поэтому русских людей и коробят выражения типа "мой сексуальный партнер", "моя сексуальная партнерша" вместо традиционных: "мой любимый" или "моя любимая". Проводники подобных выражений, вдохновители "сексуальной революции" по американскому образцу прекрасно понимают, зачем они это делают, зачем поливают грязью русских писателей: их произведения никак не укладываются в нужные им рамки. Отсюда — разглядывание пятен на их одежде, поиски соринок в глазах этих мыслителей.