– Владычица Озера будет очень расстроена. – Жрец откашлялся, будто собирался говорить долго. – Она очень хотела посмотреть на молодую невесту – ведь прошло столько времени…

Добродушие покинуло Мерлина, и лицо приняло строгое и угрюмое выражение, предназначенное гонцу. Как только его голос стал внушать тревогу, а неудовольствие – порождать страх, я отъехала, не желая смущать Катбада своим присутствием, что бы там ни собирался сказать Мерлин.

Я медленно вернулась к Бригит и уронила поводья, наблюдая за дятлом, трудившимся в муравейнике на опушке леса.

Кружевные тени испещряли зеленую спину птицы, от чего она напоминала оживший пучок листьев. Тюкая клювом то здесь, то там, дятел быстро поглядывал в нашу сторону. Когда вопрос с гонцом был решен и мы снова подхватили поводья, птица улетела, сверкнув желтым огузком среди сумрачных деревьев. Пронзительный смех раскатился следом за ней, и я вздрогнула от дурного предчувствия.

Мы с Владычицей Озера должны были неизбежно встретиться на свадьбе, поскольку она была моей родственницей. Но сейчас официальная встреча отложена еще раз. Судьба? Неудачный выбор времени? Каприз богов? Кто знает… Я надеялась, что она не воспримет последний отказ как персональное оскорбление. Меньше всего мне хотелось начать новую жизнь, приобретя личного врага в лице одной из самых могущественных женщин королевства.

Мы свернули на дорогу, резко удаляясь прочь от озера, и я бросила отчаянный взгляд на изумительный пейзаж, окутанный туманом, будто он мог защитить меня от холодных камней двора, расположенного так далеко.

Я полагала, что, выехав на дорогу, мы прибавим шагу, но, хотя дорога стала шире, а длина процессии сократилась, двигаться быстрее мы не стали. Присутствие солдат Артура, ехавших рядом с нами, служило постоянным напоминанием, что я скорее была ценной вещью и пленницей, чем жизнерадостной невестой. Я была вынуждена подавить порыв сорваться и умчаться очертя голову в любом другом направлении.

Королевское путешествие всегда проходит медленно, напомнила я себе, и даже в лучшие дни является испытанием для тех нетерпеливых, кто страстно хочет вырваться вперед. Воспоминания о других таких поездках окружили меня сейчас, увлекая в светлые времена детства, до первой встречи со Жрицей. Тогда я была всего лишь дочерью кумбрийца…

3

ЭППЛБИ

В тот год, когда мне исполнилось девять лет, стояла золотая осень. Когда мы выехали на дорогу, над нами простиралось чистое ярко-голубое небо. Ветер был резким, но не предвещал непогоду.

Год был мирным, пикты и шотландцы довольствовались сохранением границ своих северных королевств, а ирландцы деловито наверстывали плохой урожай предыдущего года вместо того, чтобы совершать набеги на наше побережье. Как следствие, воинов не собирали на войну, и наша прислуга сопровождала моего отца на протяжении всего года.

Первый день мая – Праздник костров – отмечали возле большой горы у Солуэй-Ферта, носившей название Мот, с ночным костром и утренним хороводом, веселым и беспечным, высоко на холме над морем. Позже мы сделали остановку в Карлайле, где отец с Руфоном осмотрели лошадей, решая, какую забрать с собой, какую забить, а какую продать. Лето праздно прошло у Ирландского моря, в переездах из поместья одного барона в другое, присмотре за посевами, формировании военных отрядов, выяснении нужд и желаний людей. И повсюду, куда бы мы ни направлялись, отец улаживал ссоры, давал советы и жаловал награды, как и подобает хорошему королю.

В промежутках устраивались празднества: счастливые и веселые, угрюмые и пугающие или просто отмечающие смену времен года. Людей собирали для воздания должного богам и для того, чтобы они могли еще раз убедиться в неустанной заботе короля об их безопасности. Иванов день застал нас у Стоячих камней в Каслригге, а на праздник урожая мы остановились у жителей древнего поселения в Ив Клоуз.

Чаще всего мы стояли двором в римской крепости в Пенрите, а сейчас направлялись в Эпплби, где собирались отпраздновать Самхейн и провести зиму в большом деревянном доме на вершине пологого холма. Из всех мест, которые я считала своим домом, это место и деревня у Мота были самыми любимыми, и предвкушение предстоящего путешествия будоражило меня.

Я ехала в окружении слуг, тепло закутанная в накидку из тюленьей кожи; безмерно гордая тем, что сижу на спине серовато-коричневого пони, а не в фургоне с младшим братом и Нонни. Впервые мне удалось избежать медленно тянувшихся часов поездки вместе с младшими детьми, и я потрогала косматую гриву пони. Приземистый и крепкий в силу своего происхождения, он разжирел на летних пастбищах – что ж, толстая шкура будет необходима ему зимой. Мало похожий на прекрасных лошадей, на которых ехали мои родители, он, тем не менее, был моей собственностью, и в знак благодарности я назвала его Либерти.

Дорога, прямая, как ясеневое копье, поднималась вверх, через расселину в горах, известную под названием Стейнмор. Подобно городам и гаваням, дороги после ухода римских легионов были заброшены, и сейчас фундук и ива, терновник и куманика росли вплотную к обочине, которую обычно держали расчищенной. Заросли и сорняки пробивались сквозь булыжник, и казалось, будто сама природа пытается стереть следы высокомерной людской работы.

Однако для нашей процессии оставалось вполне достаточно места; в ней шли знаменосцы и телохранители, воины и их родственники, слуги и вольные ремесленники (отец не признавал рабства), повара, кузнецы и прочие, составлявшие королевскую прислугу. Бард Эдвен из-за хромоты ехал в фургоне вместе с женщинами, а Руфон замыкал колонну вместе с конюшенными и имуществом.

Королевский двор при перемещении представляет собой оживленную, шумную толпу. Когда дороги хорошие, а погода ясная, поездка создает атмосферу праздника – ритмичное звяканье упряжи, скрип колес, смех и шуршащие флаги становятся своеобразной музыкой. В тот день звучала песня моего мира, как стук топора является гимном для ребенка лесника.

Впереди ехали мои родители: отец на большом шайрском военном жеребце и мать на уэльской горной лошади по кличке Быстроногая. Гнедая кобыла, по слухам, происходящая от рода, заложенного Юлием Цезарем, была самым красивым животным из всех, виденных мной. Этим утром она гарцевала и двигалась боком в чистом, хрустящем воздухе, игривая и полная задора. Ее шкура была того же цвета начищенной меди, как и волосы моей матери. Однажды я встала рано и с восходом солнца прокралась в выгульный дворик для лошадей, застав родителей, возвращавшихся рысью в конюшни после утренней прогулки. Волосы матери были распущены, свисая ниже пояса и падая на спину лошади, сливаясь с нею. Сейчас она ехала в вольной манере, не обращая внимания на седло, и я дивилась про себя, не является ли она продолжением лошади, настолько согласованными были их движения.

Я не могла слышать разговор, но по тому, как Быстроногая наклоняла голову, мать поднимала подбородок и искоса поглядывала на отца, я знала, что родители смеются, поддразнивая друг друга. Вдруг мать повернулась и махнула рукой в сторону обочины, где холмы полыхали медным осенним огнем.

Теперь расхохотался отец, тряся головой и удерживая коня бедрами.

Очевидно, они до чего-то договорились, потому что неожиданно вырвались вперед, оставив отряд позади, и помчались наперегонки, радуясь жизни. Я следила, как они скрылись за очередной вершиной, и подумала о том, как хорошо поскорей вырасти, чтобы мчаться навстречу ветру, а не тащиться вместе с остальными.

Вскоре ко мне рысью подскакала Кети, показывая на огромный дуб, стоявший на вершине соседнего горного кряжа.

– Говорят, что в старые времена боги жили в лесной чаще, – сказала лекарка, пытаясь заправить клок волос под капюшон. – В те дни они не появлялись ни в больших зданиях, ни в маленьких мрачных домах. Поэтому наиболее священные места находились на просторе, под открытым небом. Но сейчас все изменилось. Появились легионеры со своими небольшими квадратными крепостями, и последователи Митры устроили для себя святые места – темные, подобные пещерам. Даже христиане ввели своего бога в дом, – добавила она, явно имея в виду монастырь в Улторне. – Я не знаю, имеет ли это значение. Внутри, снаружи, под землей, на вершинах деревьев… Я повидала достаточно святых мест, но все они созданы для отправления обрядов, а не для бога.