Таким образом, подготовка крупного внезапного наступления в марте 1918 года стала известна союзникам по сведениям, полученным на неприятельской территории разведчиком. 

Германцы начали свое большое наступление 21-го числа утром. Немцы продвигались по всему фронту наступления. Но в то время союзное командование поняло стратегию Людендорфа, которая состояла в том, чтобы обойти правый и левый фланги союзных армий. Германский главнокомандующий хотел вбить клин между союзными армиями, чтобы пойти на Париж. 

Он надеялся, что французы отступят к юго-западу для защиты Парижа. Это означало бы повторение Марнского сражения 1914 года. Но немецкого генерала побили. Союзники отказались разделиться. Первая битва в наступлении 1918 года поставила друг против друга обе стороны, готовые к следующей отчаянной схватке. Новая битва должна была скоро разразиться между англичанами и немцами на севере.

Со шпиономанией во Франции мне пришлось столкнуться впервые во время отступления из Монса. Настроение у офицеров и у солдат было скверное. При малейшем подозрении людей убивали на месте из ружья или револьвера.

 Много французов было расстреляно нашими солдатами. Много англичан было расстреляно при таких же обстоятельствах возбужденными патриотами-французами, у которых было либо слишком много, либо слишком мало воображения. 

Я помню, как покойный капитан Роз, из моего же полка, подозвал меня однажды к группе пыльных и сердитых английских солдат. 

Одного старого француза застали на дереве с биноклем в руках. Это показалось крайне подозрительным! Один солдат из моего полка увидел француза и стащил его на землю. Началось объяснение между людьми, не понимавшими друг друга. 

Старик хотел что-то объяснить. Угрюмые английские солдаты окружали его. 

— Сержант, мы его нашли на дереве с биноклем в руках. 

— Расстрелять его, сукиного сына! 

— Расстрелять его, презренного кровавого шпиона! 

Я никогда не забуду этой сцены. Маленькая ферма, пыльная группа свирепых английских солдат, дрожащий старик, которого держали за обе руки, и на которого было направлено 12 винтовок, готовых дать залп. 

Когда я с ним заговорил на его родном языке, он почувствовал облегчение, которое было и высшей степени трогательным. 

— Послушайте, — сказал он мне, — в этом лесу находится свыше 50 уланов; у них имеются пулеметы, и они собираются внезапно напасть на первые войска, которые пройдут по этой разрытой дорожке, ведущей к главной дороге. Этот бинокль не мой, здесь его оставил один французский офицер. 

Когда я перевел это объяснение, то прошло меньше времени, чем понадобилось мне, чтобы написать эти строки, как каждый из наших солдат понял серьезность положения. 

Немедленно была собрана рота, которая выстроилась в боевом порядке и отправилась в лес, граничивший с дорогой. 

Старый француз был прав. Мы нашли в лесу отряд германской кавалерии, направивший пулеметы на дорогу. Все немецкие солдаты были захвачены нами без боя. В ночной темноте, до наступления рассвета, они пришли с тем, чтобы беспокоить наши небольшие отставшие отряды. 

Некоторые из инцидентов, которые я сам пережил, были не лишены юмора. 

Однажды французская жандармерия прислала в генеральный штаб 3-й армии срочную телеграмму с просьбой послать меня к ним, так как они поймали шпиона около Эстера. 

Я поспешил приехать, чтобы посмотреть на пойманного  шпиона, которого захватили в форме британского солдата. 

Этот шпион оказался солдатом ирландской гвардии. Он говорил с таким резким кельтским акцентом, что было действительно трудно что-либо понять. Солдат проводил время в одном маленьком кафе и возвращался оттуда ночью. На дороге, ведущей в Мервиль, его окликнули два французских жандарма. 

Ирландец ответил на своем лучшем ирландском языке. Добрые французские жандармы, привыкшие к английскому акценту британских солдат, приняли его странную болтовню за какой-то чужой язык и арестовали позднего путника. 

Я вспоминаю случай, который произошел на Сомме в 1916 году. Я провожал на автомобиле начальника полиции 3-го корпуса майора Брирлей. Мы должны были осмотреть некоторые дома около Альберта. Майор Брирлей любил производить расследования лично. Расспрашивая людей, он поставил некоторые вопросы, вызвавшие подозрение одного английского солдата, который заявил: 

— У нас война. Откуда я знаю, кто вы? Нас предупредили, чтобы мы не отвечали на вопросы тем, которых мы не знаем. 

— Но разве вы не видите, что я высший офицер? Я начальник военной полиции вашего корпуса. 

— Возможно, милостивый государь, но… 

В эту минуту появился офицер того полка, в котором служил осторожный солдат. Зная высокий ранг майора, он тут же уладил дело и стал упрекать солдата в недисциплинированности. Но майор запротестовал: 

— Нет, этот солдат абсолютно прав. Я восхищаюсь его тактом. Вы меня знаете, а он — нет; ведь для шпиона очень легко пробраться за наши линии, переодевшись в форму высшего офицера. 

Перед отъездом начальник военной полиции крепко пожал солдату руку и еще раз выразил ему свое удовольствие. 

Во время войны меня несколько раз арестовывали, но я всегда принимал это за неизбежные случайности игры и никогда не терял своего хорошего настроения. 

Мне известен случай, который имел место в конце 1918 года. Один сержант контрразведки, очень самонадеянный, ослушался приказа молодого офицера, который велел ему остановиться, когда он переходил пустынное поле. Его застрелили. Между тем, минутного объяснения было бы достаточно для того, чтобы спасти его жизнь. 

Глава XVII

Крылатые курьеры разведки 

Само собой разумеется, что голубями часто пользовались для шпионской работы. Каждый разведчик, спускавшийся с самолета, всегда имел при себе этих маленьких крылатых курьеров. 

До войны Бельгия была питомником почтовых голубей. Когда германцы в 1914 году шли на Брюссель, бельгийская контрразведка должна была уничтожить некоторые наиболее редкие в мире породы голубей. Свыше 30 000 почтовых голубей было истреблено для того, чтобы они не попали в руки врага. 

Когда началась война, был создан британский отдел почтовых голубей не только для контрразведки, но и для всех родов войск.

 Англичане снабжали голубями американский экспедиционный корпус. Начав в 1917 году с нескольких английских голубей и с 12 человек обслуживающего персонала, наш отдел в период перемирия состоял из 9 офицеров, 320 солдат, 6 000 птиц и имел 50 чердаков. 

В начале войны французы и бельгийцы имели замечательные отделы голубиной связи. Некоторые из этих тренированных птиц отличались выносливостью и были специально отобраны для того, чтобы летать в плохую погоду и ночью. 

Следующий подвиг почтового голубя (а таких подвигов были сотни) достоин внимания с точки зрения разведки. 

Один агент был спущен с самолета приблизительно за 150 миль позади фронта. Надо было добыть чрезвычайно важные сведения о германских подкреплениях. Наш агент, человек мужественный и ловкий, вызвался собрать эти сведения и доставить их вовремя. 

Для этой цели ему дали специального голубя с голубыми клетчатыми перьями, который должен был летать при всех условиях. Вечером того дня, когда наш разведчик был спущен, дежурный сержант отдела голубиной почты контрразведки заметил, что голубой клетчатый голубь спустился на свой чердак. К его ногам было привязано письмо, датированное 10 часами утра и содержавшее всю нужную информацию с драматическим заключением:

Маленький пернатый герой пролетел свыше 150 миль в сырую и грозовую погоду за каких-нибудь 4 часа. 

Некоторые агенты, которые спускались с самолетов на парашютах, брали с собою иногда трех голубей: двух для пересылки  информации и одного как последнего курьера, который возвращается в том случае, если к разведчику нужно послать самолет.