Поезд мчался по какой-то малознакомой части Северной Италии.

— Как бы я хотела, чтобы ты мне написал, — тихо сказала Фрэнсис.

— Ах, «как бы я хотела». А ты не жалеешь о том, что покинула Судан?

— Так вот, значит, почему Карен переслала мои вещи и даже записку не чиркнула.

— Именно поэтому.

— И вот почему она мне больше не писала.

— А если бы она тебе написала? Как долго ты собиралась водить ее за нос и рассказывать сказки о счастливой жизни с милым, добрым Ричардом?

— Я собиралась выложить ей всю правду, когда все утрясется. Во всяком случае, я не понимаю, каким образом моя переписка может являться доказательством.

— Письмо доказывает, что я звонил Карен, пытаясь тебя разыскать, и что тебе есть что скрывать.

— Что мне скрывать, — сказала Фрэнсис без выражения, будто ей уже было все равно, какие выводы он сделал.

В атаку шла только она, видимо потому, что уже проиграла сражение. Фрэнсис подошла к выходу и ухватилась за край двери, затем соскользнула вдоль косяка вниз и уселась на пол спиной ко мне. Я могла спокойно протянуть руку и дотронуться до нее.

— А что еще мне было писать? — спросила она. — «Дорогая Карен, ты несомненно хочешь узнать, как мы с Ричардом поживаем, но я ничего не могу тебе сказать, потому что Ричарда со мной нет. Я не знаю, где он. Последний раз мы видели друг друга в Судане, и я теперь не знаю, что мне делать. Не знаю, где он может быть». Не могла же я так написать. Я пыталась, но ничего не получилось. На бумаге все выглядело еще более уныло и слишком реалистично. После той жертвы, которую я принесла в дар мужчине, желающему безраздельно мною обладать, невозможно было смириться с тем, что он меня бросил. Со мной сыграли злую шутку. Так что я ей быстро написала и попросила прислать мои вещи. На большее я была не способна в то время.

— Неужели? — сухо сказал Ричард. — Карен беспокоилась о тебе, как ты знаешь. Tы ей была не безразлична. Она не заслуживает того, чтобы ее так бесстыдно обманывали.

— Я знаю, но что бы ты ни говорил сейчас — вернувшись в Англию, я впала в глубокую депрессию. Такое впечатление было, будто меня расчленили, сделали лоботомию. Мне и так нелегко пришлось, а ты хочешь, чтобы я стала описывать все в письме.

— А тот адрес, который ты ей дала? Ты все еще там живешь — или как? — вызывающе произнес он.

Она закатила глаза:

— А ты как думаешь, Ричард? Похоже, ты знаешь каждый мой шаг с тех пор, как мы расстались, так почему бы тебе самому не сказать, где я была все это время? В Тибете? А может, в Ксанаду?

— Не имею понятия, но я знаю, что ты никогда не жила в той квартире. Я заходил туда, когда вернулся в Лондон. Домовладелец о тебе и слыхом не слыхивал. Он сказал, что ты никогда не жила в его доме. Может, сначала ты и вернулась в Англию, но наверняка не осталась там надолго.

Фрэнсис грубо и резко рассмеялась.

— Что ж, в этом ты прав. Я не осталась в Англии. Моя старая школьная приятельница снимала ту хату. Некоторое время я жила у нее, вернувшись из Египта.

— А потом? Куда ты направилась потом?

— О боже, мы можем продолжать в таком духе ночь напролет. Зачем тебе в точности знать, как я жила все это время, с тех пор как вернулась из Каира и до нашей встречи во Флоренции? Ничего уже не изменить. Мы просто несостоявшаяся пара. Каждый пошел своим путем. Важно только то, к чему мы пришли, тем более что мы оба, похоже, не ожидали такого поворота судьбы. Какая теперь разница — сами мы выбрали свой путь или обстоятельства изменили наши планы? До чего бы сейчас с тобой не добрались — все равно, сойдя с поезда, я останусь той же, что была, когда садилась в него.

Она встала и прошла к окну.

— Только, может быть, чуть печальнее.

Сидя прямо напротив меня, Ричард потирал лоб.

— А я? — сказал он. — мне отведено место в твоих мыслях?

— Там же, где и всегда: в разделе «Неудачные романы».

Он покачал головой:

— И все?

Она обернулась:

— Ладно, мы безумно любили друг друга, но наша любовь была обречена с самого начала. Я была в этом уверена. Tы тоже. Честное слово, Рич, мы проделали путь от греческих островов до слияния Нила, и все это почти не имело отношения к реальной жизни. Высокая любовь. Ничем не застрахованная. Мы бы плохо кончили, если бы попытались жить обычной жизнью, и долго бы потом удивлялись, почему раньше было так весело.

— По-моему, ты забыла, что я так сильно тебя любил, что волочился за тобой по всем континентам, а ты так сильно любила меня, что готова была положить конец скитаниям.

— Но этого недостаточно. Это нас не спасло бы от неизбежного. Мы годами смотрели бы, как все в нашей жизни распадается по швам, и ничего не могли бы поделать. По крайней мере, нам удалось избежать хоть этого.

— Я бы предпочел, чтобы мы остались вместе. Видеть, как все постепенно рушится, лучше, чем потерять все одним махом, даже не зная, что с тобой произошло. Мы не можем пожаловаться, что пытались жить вместе, но не получилось. И не можем похвастаться тем, что сделали все, что от нас зависело. А сейчас в воздухе повис знак вопроса величиной с крюк для мяса. Если бы у меня не стащили рюкзак, ты бы не сбежала. Я бы ни за что тебе не позволил. Господи, когда я вспоминаю того маленького засранца, который обнес меня! Он и стал тем «обстоятельством», о котором ты говорила. Он перевернул нашу жизнь с ног на голову.

— А был ли мальчик? Даже если и был, от него ничего не зависело. Ты сам сделал свой выбор.

— Господи, сколько раз мне повторять…

— Да расслабься ты! Хватит, Ричард, все кончено. Все позади. Если хочешь знать, мне сейчас кажется, что мы все закончили именно так, как надо. По правде говоря, в моем представлении ты остался мужчиной, с которым я рассталась в поезде посреди Нубийской пустыни.

— Значит, тебя не трогает, что мы снова встретились.

Она вздохнула:

— Мое любопытство не было удовлетворено, но разве это будет иметь значение на следующей неделе или в следующем году? Сомневаюсь. Я не изменю своего мнения о тебе. Наша встреча может разрешить какие-то вопросы, но ничего сверхъестественного или жизненно важного не произойдет, ничего, что имело для меня значение когда-то. В конце концов, обстоятельства оказались выше нас, как ни крути.

— Из путешественниц в философы?

— В реалисты. Три года ты пытался сделать из меня реалистку, а преуспел в этом, когда сошел с того поезда. И только это имеет значение. Совсем не то, что ты ушел в никуда, а то, как после этого все изменилось.

— Я часто представлял себе нашу встречу, — сказал Ричард, потирая руки. — Мне не терпелось выяснить, прибыла ли ты в пункт своего назначения, доехала ли туда, куда так стремилась. А?

— Я прибыла в другое место.

— Куда?

— А ты мне поверишь?

— Конечно.

— Сегодня у тебя постоянно меняется настроение.

— Я спокоен, как танк.

Фрэнсис вздохнула и снова заговорила ровным равнодушным тоном:

— Я не бросилась ни на Восток, ни в другие края. Я поехала домой и остаюсь там до сих пор.

— В Дублине?

— М-мм.

— И все это время ты была в Ирландии? — недоверчиво переспросил он.

— Почти. Если не считать отпуска и командировок. Довольно долго я боялась, что если снова сяду в поезд, то никогда больше с него не сойду.

— Но тебе удалось затащить себя в этот поезд…

Ну вот опять он вспылил.

— Да, удалось, — резко ответила она, — потому что меня больше ничто здесь не удерживает. И если уж тебе так интересно, то всякий раз, когда я буду бывать в Европе, моим излюбленным видом транспорта будет поезд, если ты не против.

— Не надо винить меня в том, что я скептически настроен. Tы так сопротивлялась моим планам, а как только мы расстались — все бросила и стала счастливо жить-поживать у себя на родине, сразу после того, как мы расстались.

— Я бы не сказала, что так уж счастливо. Мне пришлось сменить образ жизни, потому что ты не оставил мне выбора. Я была совершенно разбита. И без гроша.