— Поэтому можно отрываться от своего коллектива?

— Да не отрывается он ни от кого! Вы в понятие «свой коллектив» включаете только тех, кто связан с нами одной ведомостью на зарплату, кто числится в Востсибстальмонтаже. А Погодаев в понятие «коллектив» включает всех, кто хорошо трудится на просторах Сибири... А что такое вообще коллектив? — Маркаров помолчал, не столько дожидаясь ответа, сколько желая этой паузой подчеркнуть, что у Михеича было время ответить на этот вопрос. — Коллектив — совокупность людей, объединенных общими целями, общей деятельностью. Погодаев смотрит на этот вопрос шире. Возьмите наш подшефный колхоз. Вы тоже маялись там два выходных на уборке картошки. Помните, мы еще с Садыриным сочинили шутейный лозунг для колхозников: «Поможем монтажникам убрать урожай!» Кол-хоз — это коллективное хозяйство. А в том колхозе, хоть он и называется «Новая жизнь», нет коллектива. Какая-то толпа людей, живущих на одном косогоре...

— Ну это ты загнул, Антидюринг, зафилософствовался...

— Пусть Погодаев даже чудак. У нас так мало осталось чудаков, они слишком быстро вымирают. Зато Кириченковы... — он кивнул головой на дверь смежной комнаты. — Мечтаю, чтобы наша общественная атмосфера была насыщена уважением к бескорыстию во всех его проявлениях. Вот если бы Погодаев гонялся по Сибири за длинным рублем...

— Я этого не говорю.

— Кто же Погодаев — такелажник-одиночник, что ли? Купил частным образом подъемный кран и подымает грузы «налево»? Вот скажите... Мы не первый год в Сибири. А вы Байкал видели? И я не видел. Разве это нормально? Только после выпивки поем про омулевую бочку. А по Ангаре, через все пороги, хоть раз проплыли?

— Тут ты кругом прав, — согласился Михеич нехотя. — Это нам с тобой минус...

— У нас на Кавказе ходит поговорка: откуда сидячему знать, до какого места дошел пеший? Не тот больше знает, кто дольше жил, а тот, кто дальше ходил...

Погодаев сам себе выписывал «командировку», не интересуясь суммой заработка, не претендуя на подъемные, добровольно лишая себя из-за частых переездов ежегодного отпуска и отказываясь из-за непостоянного адресе от пятидесятипроцентной денежной надбавки, так называемых «северных», какие полагаются тем, кто пять лет работает в северных широтах на одном месте.

Ему недоступны дальние курортные рейсы в Европу, он никогда не грелся на пляжах Черного моря, да он и не опечален этим — слишком любит свой суровый край, он еще не побывал во всех его заповедниках и заказниках, не по всем рекам проплыл...

Через несколько месяцев Погодаев, невзирая на предупреждение Михеича, снова расстался с бригадой и отправился не то на Селенгу, не то на Киренгу сплавлять лес.

— Никак я тебя не пойму, — сказал Михеич, прощаясь.

— Это уже конфликт поколений, — поспешил со своим объяснением Маркаров. — Если бы Погодаев был нам до конца понятен, разве он запомнился бы? Да никогда! А непонятный, всегда что-то ищущий вызывает к себе интерес...

Видимо, Погодаеву здорово досталось на лесосплаве. Рыжеватая бородка казалась более жиденькой, чем прежде. Михеич пожалел его, так Погодаев исхудал после новой отлучки.

Нет, нет, он не жил впроголодь, нашлась добрая душа, которая его и подкармливала, и обшивала, и обстирывала. Но он лишился душевного покоя из-за непорядков на лесосплаве, а самая большая неприятность — охранные леса на берегах Байкала под угрозой. Речь не о подросте, в тех прибайкальских лесах встречаются деревья возрастом в пятьсот лет и постарше.

Он советовался на этот счет с Мартиросом, долго сочинял письмо в «Правду», так и не сочинил, пришлось подключаться Мартиросу, а еще Погодаев отправил жалобы в Комитет народного контроля и какому-то депутату Верховного Совета...

За последние два года у Погодаева появилась и окрепла душевная потребность не разлучаться надолго с Галиуллиным, Михеичем, Шестаковым, с крановщицей Варежкой. С ними многое можно пережить вместе, обмозговать, прежде чем собраться с духом, с силами и снова обречь себя на кочевое одиночество.

Но больше всех ему недоставало в странствиях Мартироса Маркарова. Погодаев любил с ним и работать рядом, и спорить допоздна, лежа на соседней койке, и даже подпевать ему, когда тот сочным баритоном затягивал каторжно-ссыльную песню «Глухой неведомой тайгою» или что-нибудь заведомо кавказское, причем, по признанию Мартироса, грузинские песни он любит больше, чем армянские.

Мартирос умел не горячиться в жарком споре, но самое важное — обладал удивительной способностью: заставлял Погодаева задумываться о жизни.

5

Двумя годами раньше в Байкальске Погодаев сидел в неопрятном директорском предбаннике, терпеливо дожидаясь очереди.

Если бы он явился не в потрепанных джинсах, измызганной куртке, болотных сапогах с отворотами, с каской в руке и с газетным свертком под мышкой, секретарша не заставила бы его так долго ждать. Небрит или начал отпускать бороду? Не было уверенности, что эта рыжеватая жидкая мочалка когда-нибудь станет бородой.

Прошло около часа, пока он попал в такой же, как приемная, прокуренный и замызганный кабинет.

— Хочу узнать о судьбе своего заявления.

— Заявление? О чем?

— Народ беспокоится. Щелочь разъела стальные болты и заглушки, Вода течет в карьер, а оттуда просачивается в Байкал. Все больше щелочных стоков. Двадцать тысяч кубометров помоев. В районе сброса на дне огромное коричневое пятно — волокнистые органические вещества. — Погодаев достал из кармана пачку газетных вырезок, перевязанную шпагатом. Иные листки измяты, замусолены, пожелтели. — Есть и сигналы нашей печати.

— Ты что же, хочешь доказать, что сознательнее меня и советской власти?

— Этого я не говорил. А советскую власть вы не олицетворяете. Даже на комбинате.

— Полагаешь, что несешь большую ответственность за Байкал, чем я?

— Ответственность у вас намного больше. Но беспокоиться за Байкал я имею такое же право, как вы. Разве тревога зависит от должности? Если у дирекции нет времени — пригласите ученого человека. Пусть расскажет про Байкал и Ангару. А мы обсудим проект с точки зрения природы.

— Ты что-то воду мутишь.

— Это вы мутите байкальскую воду. — Погодаев развернул газетный сверток и вытряхнул на письменный стол тухлую рыбину.

— Это еще что за гадость?

— Омуль протух не на берегу, а в Байкале. Наглотался вашей большой химии... — Он не торопясь завернул омуля, а на стол положил пачку газетных вырезок. — Почитайте, что ученые люди пишут.

— Спасибо, но я неграмотный. Ты чего такой кипятной? Тебе полагается быть повыдержаннее. Купаешься по утрам в Байкале. В некотором роде сибирский морж...

Погодаев вспомнил: однажды они купались с директором ранней весной, в холодину. Глядя на него, Погодаев подумал: такому коренастому, с короткой шеей, больше подошла бы тяжелая атлетика, чем плавание.

Погодаев не принял шутливо-снисходительного тона директора и заявил, что не хочет здесь жить и работать; у стройки подмоченная репутация. Он не первый год связан с байкальскими рыбаками, у него знакомые на метеостанции, в охотничьем обществе, в лесопитомнике — все в тревоге. Он послал свое заявление не только директору, но и другим ответственным работникам.

— Теперь понимаю, почему у нас бумаги не хватает. Развел канцелярию! Не надоела тебе писанина? Бумага-то из древесины!

Погодаев убрал со стола свой газетный архив и положил на стол новое заявление: Погодаев Г. П., такелажник пятого разряда, монтажное управление № 3, просит уволить его со стройки Байкальского целлюлозно-бумажного комбината. Он, Погодаев Г. П., считает, что строительство завода при такой слабой очистке сточных вод, какая предусмотрена проектом, угрожает всему Байкалу. Он, Погодаев Г. П., не хочет нести ответственность за браконьерство на Байкале и отвечать за это перед детьми.

— Такой молодой — и уже дети?

— Я про детей в переносном смысле. Лично я пока холостой и бездетный...