— Эй, Крис, — позвал его Сэм. — А ты-то что думаешь?

Тот вздрогнул, словно задремал, а его ущипнули.

— Если вы помните, — сказал он тихо, — я в самом начале говорил, что идти туда не следует.

— Да ладно тебе! — поморщился Сэм. — Ты как думаешь — положит нас там этот боец или пожалеет?

Крис усмехнулся:

— А чего ему нас жалеть? Мы ему кто — родственники?

— Ну, мы все-таки несовершеннолетние.

— Да? — Крис обернулся ко всем остальным, и все уставились на него, удивленные произошедшими в тихоне переменами. — Как мародерствовать — так ничего, взрослые, а как ответ держать — так несовершеннолетние?..

— Ой, да перестань! — воскликнули одновременно Билл и Сэм. — Правильный какой выискался! Так и скажи, что поджилки трясутся!

— Да, — ответил тот, удивляясь самому себе. — Я боюсь. Только пора бы нам научиться отличать храбрость от глупости! Гида надо было слушать хоть вполуха, вот именно. В те подвалы археологи сунулись недавно, так у них через пятнадцать минут фонари погасли и мобильники сели. Так что никто не знает, что в тех подвалах и какой они на самом деле глубины… А сейчас международную экспедицию готовят с помощью НАСА, как на Марс. Поэтому там и охраны нет, потому что замок сам себя охраняет…

— Крис, ты чего городишь-то?

— То! Гид говорил — все пропустили, да? Замок закрыт для людей, понятно? Ну, так, по поверхности… Триста лет стоит пустой, а ни одного камня не растащили на строительные нужды, не то что в других местах… Кроме того, у него может быть совсем другое понятие о возрасте совершеннолетия. А только и это тут ни при чем, потому что никакой он не спецназовец…

Тут Майк громко расхохотался, запрокинув голову и затопав ногами:

— А кто? Молодой граф, да? Ой, не могу! Крис, да ты что? Что с тобой? Ну, ты перещеголял даже Билла и Сэма! Это же доходяга! Ловкость у него есть, не отнять, а силы-то нет! Он же на одном самолюбии держится, вы что, не заметили? Его пальцем ткни — он упадет и не встанет! Если мы навалимся на него все вместе, мы его в порошок сотрем! Палкой саблю выбить, а пока он свой мушкет вытаскивать будет, можно успеть всю обойму выпустить! Ну, Билли, Сэм, вы взбодрились? Сейчас купим у торговцев по фонарику, зайдем в гостиницу за куртками, чтобы не мерзнуть там, я свой ствол возьму — и вперед!

— Сейчас?!

— Именно сейчас! — и Майк встал, демонстрируя свою готовность действовать. — Сейчас нас не хватятся, будет праздник, маскарад и толпа. — И, глядя на колеблющихся Билла и Сэма, добавил:

— Кто не хочет, может оставаться. Но пусть не надеется, что я с ним поделюсь. Вы что, не поняли? На девке рубины, как вишни, и полкило золота, а у парня в ухе бриллиант размером с горошину.

Напоминание о драгоценных камнях заставило Билла и Сэма задуматься. Страх боролся с жаждой наживы. И чем больше они колебались, тем быстрее таял страх, а блеск камней и золота становился все более соблазнительным.

— Хорошо тебе рассуждать, — пробурчал Сэм. — Тебя не оболванили, тебе лезвие у шеи не держали. Оно холодное. Знаешь, какое ощущение? — Сэм почесал затылок. — А вид у него и правда нездоровый. Может, если со спины навалиться…

— Ну, не знаю… — сомневался Билл. — Может, нам еще какую-нибудь сетку купить? Набросить на него, саблю выбить, это главное, а один чтоб со спины зашел с палкой, чтобы оглушить.

Крис усмехнулся:

— Ты сначала подойди к нему со спины!

— Да ладно! Нас все-таки четверо! — сказал Майк и посмотрел Крису в лицо. — Ведь нас четверо?

Но тот покачал головой:

— Нет, ребята, вас трое. Я пас. Буду сидеть здесь и глазеть на толпу.

— Ну и ладно! — закричал Сэм, забывший уже и про свой страх, и про оболваненную голову, на которой уцелевшие длинные пряди чередовались с проплешинами. — Ха! Нам же больше достанется! Тогда-то он застал нас врасплох, а теперь мы его врасплох застанем! Ну, последний раз спрашиваю: идешь с нами?

Крис покачал головой:

— Нет. И вам не советую, тоже последний раз.

Билл и Сэм во главе с Майком махнули на него рукой и ушли, оживленно обсуждая, какие они купят фонарики и лассо и где раздобудут палок.

Ему показалось, что он засыпает на ходу. «Не спи!» — услышал он крик старика, вздрогнул и тряхнул головой. — «Нельзя!»

Поднявшись наконец по казавшейся бесконечной лестнице в тот подземный зал, где недавно уничтожил трех вампиров, он услышал вдруг шаги и голоса наверху. Поправив меч за плечом — он еще не привык носить оружие таким образом, — взялся за рукоять сабли и осторожно, стараясь не издать ни малейшего шума, стал подниматься по лестнице, выходом из которой служил тот большой котел в кухне. Голоса раздавались оттуда. Один, низкий и раскатистый, с повелительными интонациями, отдавал распоряжения и, несомненно, принадлежал человеку, привыкшему повелевать. Остальные два или три голоса что-то поддакивали и звучали с покорной преданностью, как голоса слуг:

— …все изрядно запущено. Танцевальную залу освободить от обломков. Люстры вычистить и заполнить свечами. Парадный вход и лестницу в залу вымыть, чтобы блестело, как в прежние времена. Наймите в деревне и этом городишке баб и девок, пусть вымоют здесь все за один день!

— Но, Господин! Люди боятся этого замка! Женщины не пойдут сюда ни за какие деньги!..

— Глупости! — рявкнул голос Господина. — Люди жадны еще более, чем трусливы! Дайте им столько денег, чтобы они забыли про свой страх! — и что-то тяжелое ударило в пол, почти над самой головой, с такой силой, что каменные плиты зазвенели и едва не пошли трещинами. Наверное, это невидимый пока, но грозный повелитель, рассердившись на глупость слуг, ударил в пол тростью. Какова же у него трость, да и сам он, если способен производить удары такой силы?..

— Будет исполнено, Господин! — пискнул тонкий голосок. — А кухня? А другие помещения?

— Бестолочи! Кому понадобится кухня? Зал, зал — главное! Зал и вход! Остальное будет приводиться в порядок после, без спешки. Кронверк слишком долго простоял пустым, пора обживать его! Все ли ясно?

— Да, Господин. А… Э… А ужин?.. Сколько?…

— Четверо. Да выбирайте получше! В Кронвальде теперь большой постоялый двор и гостиница для утонченных господ. Много проезжего люду. Так что найдите каких-нибудь молодых бездельников, от избытка времени и денег путешествующих в поисках острых ощущений. Вот мы и устроим им острые ощущения! Острее не бывает!

И низкий голос громогласно расхохотался над собственной шуткой. Шаги стали удаляться. Ксавьер Людовиг поспешил вверх по лестнице, на ходу сдергивая ножны и не задумываясь о том, что ему могут снести голову раньше, чем он успеет разглядеть незваных гостей, высунувшись из котла — позиция хуже не придумать. Кто-то находился в замке! Что это за распоряжения, похожие на подготовку к балу? Кто вообще смеет распоряжаться в его замке?! И что это значит — слишком долго стоял пустым?..

Пригнувшись, он свободной левой рукой и плечом толкнул крышку котла, и она упала, покатившись по полу, оглушительно звеня. В кухне никого не было. Ставни на окнах были закрыты. Но в некоторых из них доски рассохлись, и в образовавшиеся щелки проникали тонкие лучики тусклого света.

Похоже, день был пасмурный, в серых полосах слабого света кружились пылинки. Толстый слой пыли покрывал всю мебель и утварь. Некоторые полки обрушились, и хранившаяся на них посуда разбилась, усеяв пол мелкими и крупными осколками. Паутина затянула углы и свисала серыми лохмотьями. На полу слой пыли и мелкого мусора был столь толстым, что не различались плиты покрытия, следы же нежданных и незваных визитеров были видны четко, как на мокром песке.

Ксавьер Людовиг остановился, потрясенный открывшейся ему картиной запустения. «Как же это возможно? Ведь не далее, чем вчера, здесь была образцовая чистота. Конечно, мебель и утварь пострадали в той схватке, но ведь не в этом дело! Столько паутины, пыли…»

Он подошел к ближайшему окошку и, на всякий случай встав сбоку, чтобы уберечься от возможных солнечных лучей и чужих глаз, потянул задвижку. Железные петли оказались проржавевшими и выпали из рамы, и одна из ставен скрипнула и открылась сама собой; верхняя петля хрустнула и отошла от рамы вместе с гвоздями, и ставня повисла на нижней, перекосившись, скрипя и покачиваясь. Стекло было тусклым и серым. Ксавьер Людовиг стал протирать стекло рукой, но слой пыли был очень плотным и поддавался плохо, и вдруг стекло качнулось — оказалось, ничто не удерживает его в раме — и выпало наружу. Ксавьер Людовиг едва успел отдернуть руку, прикрыть лицо и отступить в тень: солнечный свет ослепительного летнего утра резанул по глазам, ослепляя и выжимая слезы. «Значит, это всего лишь пыль и грязь! Но как?..»