Свет здесь был ярче, но то, что я увидел, привело меня в еще больший ужас. На другом краю пропасти стояли Уна и Саид и затаскивали на свою сторону дощатый мостик.

— Уна! — прохрипел я. — Уна!

Она высоко подняла свечу, и свет отразился в ее огромных голубых глазах. Но во взгляде не было ни капли жалости.

— Ты думал, тебе удастся повеселиться в пустыне с этой кудрявой англичанкой, не так ли? — резко выкрикнула она. — Какой же ты дурак! Ты, верно, вообразил, что я позволю променять меня на нее? Она любит тебя. Я знаю это. Но теперь она зачахнет от тоски, думая, что ты отверг ее и решил остаться со мной.

Я не успел даже взмолиться о пощаде, как Уна повернулась и пошла прочь. Силы покидали меня, отсвет свечей становился все тусклее, а эхо гулких шагов затухало в отдалении.

И прежде чем погрузиться в черноту, я с ужасающей уверенностью почувствовал, что мне не спастись и я неминуемо умру здесь, в темноте.

Начав приходить в себя, в первые несколько секунд я никак не мог понять, где нахожусь и что со мной случилось. Но когда сознание вернулось полностью, в моем отупевшем мозгу понеслись мысли, заставившие меня помертветь от ужаса.

Я лежал лицом вниз, на том же месте, Где упал, и моя рука свешивалась через край пропасти, вырубленной почти тридцать четыре столетия назад, чтобы служить западней для грабителей могил. Я поспешно убрал руку, отполз от пропасти и сел около стены. Голову сильно ломило, и ту пая боль возрастала и у бывала с регулярностью сердечных ударов. Очень осторожно я ощупал затылок и, почувствовав влагу на кончиках пальцев, сообразил, что рана кровоточит. Однако у меня достаточно густая шевелюра, и удар, на несколько секунд лишивший меня сознания, навряд ли пробил череп.

Решив, что прежде всего надо справиться с паникой, я вытер со лба пот и трясущимися пальцами нащупал сигареты. Я щелкнул зажигалкой, и пламя отбросило на стены жуткие тени, а совсем рядом, справа, разверзлась черная бездна.

Мгновение я размышлял, не попробовать ли перепрыгнуть ее, но тут же отогнал эту мысль как нереальную.

Еще секундой позже я сообразил, что, если окажусь на другой стороне и даже доберусь до железной решетки входа, то открыть ее без ключа окажется, скорее всего, непосильной задачей. Вход расположен на дне расщелины, в ста футах ниже тропинки по гребню отрога, служившей, видимо, только что бы добраться сюда. Я мог бы кричать, пока мой голос не сорвется, но шанс, что меня кто-нибудь услышит, был лишь один из тысячи.

Оставалось надеяться на возможных посетителей, и я начал размышлять, насколько это вероятно. Сторож сказал, что гробницу Тутмоса III не открывали с прошлой зимы, и, следовательно, визиты сюда наносились весьма редко. Да и осколки гипсовых и глиняных изделий вокруг саркофага свидетельствовали, что случайные посетители вообще не появлялись здесь.

Всякий уважающий себя египтолог должен когда-нибудь осмотреть захоронение этого известного фараона, но, помимо уникальной овальной камеры для погребения, тут не было иных достопримечательностей, ради которых стоило бы вернуться сюда еще раз. Большинство археологических экспедиций, ведущих раскопки в окрестностях Луксора, уже давно работали и наверняка успели побывать в гробнице, ставшей теперь моей тюрьмой. Следовательно, можно было рассчитывать только на какого-нибудь новичка, решившего спуститься сюда, или же на араба, которому потребуется получить удостоверение гида. Но я прикинул, что смогу продержаться без воды не более двух-трех дней и, если за это время никто не придет на помощь, мне никогда более не увидеть дневного света.

Как ни странно, но от подобных рассуждений панические настроения покинули меня, и, по крайней мере, сейчас я был готов умереть. Я никогда не боялся смерти, — она могла быть либо полной чернотой и уничтожением, либо переходом, как учат все религии, в более приятное состояние.

Однако, не боясь самой смерти, я всегда сильно страшился умирания.

Теперь, когда я стал думать о смерти не как об абстракции, а как об ожидаемом ближайшем будущем, я содрогнулся от ужаса, поскольку умирание от жажды, выпадавшее, по-видимому, на мою долю, должно быть очень мучительным.

Можно было броситься в пропасть, но нет гарантии, что падение мгновенно убьет меня и я не останусь лежать внизу в мучительной агонии, истекая кровью и не имея возможности пошевелиться.

Я достал зажигалку, но ее крохотное пламя лишь на несколько футов рассеяло окружающий мрак. Затем, болезненно прихрамывая, я поплелся по коридору в большой овальный склеп.

Там я внимательно осмотрел все помещение. Пламя зажигалки могло осветить лишь малую часть камеры, и я обошел ее кругом. Как я и предполагал, она была совершенно пуста, в ней не было ничего, кроме каменного гроба, где некогда находилось тело фараона, и разбившихся кусочков погребальной утвари.

Я обнаружил только одну полезную вещь, но, найдя ее, испытал больше радости, чем если бы нашел сундук с драгоценностями. Это была свеча, выпавшая у меня из руки в тот момент, когда Саид нанес удар.

Она нисколько не помогала спастись, но сам факт ее обнаружения явился для меня ответом небес на мои молитвы. Бензин в зажигалке мог кончиться в любой момент, тогда как свеча, оказавшаяся в длину не менее пяти дюймов, будет гореть несколько часов.

Расчистив от пыли место на полу, я взял два довольно крупных глиняных обломка, а между ними поставил свечу. Затем зажег ее, погасил зажигалку и сел рядом, прислонившись к каменному гробу, и, насколько мне позволяла раскалывающаяся от боли голова, постарался спокойно обдумать положение.

Было совершенно ясно, что Уна действовала по заранее намеченному плану. Исчерпав свои силы в сцене, устроенной прошлой ночью, она, вероятно, лежала рядом не смыкая глаз и придумывала, как лучше всего убить меня. В шесть утра она ушла к себе якобы вздремнуть пару часов, но вместо этого оделась и сразу же отправилась на поиски нужного человека. Саида она наверняка встречала раньше — скорее всего, он был ее гидом прошлой зимой в Луксоре — и знала, что это беспринципный негодяй, готовый за вознаграждение совершить любое злодейство. Она заранее подговорила его с неохотой отреагировать на предложение посетить гробницу Тутмоса III и этим усыпить возможные подозрения, будто меня намеренно заманивают туда. Это был верный шаг — она знала, что нежелание ленивого гида показать любопытный объект только возбудит мой интерес.

Я размышлял, мог ли сторож, давший Саиду ключ, быть причастен ко всему этому, и решил, что, вероятнее всего, он ни о чем не догадывался. Все сторожа гробниц фараонов жили здесь, у реки, и Уна просто не успела бы утром съездить сюда и вернуться в отель. На мгновение эта мысль оживила мои надежды. Саиду придется вернуть ключ, и сторож наверняка заметит, что к гробнице пошли мужчина и женщина, а вернулась лишь одна женщина. Он может поинтересоваться, что случилось с мужчиной, и, если объяснение не удовлетворит его, захочет лично проверить гробницу.

Эта надежда быстро рассеялась. Я представил, что сделал бы на месте Уны. Помимо дороги, по которой мы ехали, есть еще крутая тропинка, вьющаяся по отрогу к вершинам холмов.

Путешественник, выбравший ее, через сорок пять минут напряженного подъема оказывается на плоской вершине скалы, выше храма Дейр-элъ-Бахри, откуда открывается великолепный вид на окрестности.

Поднимаясь к гробнице Тутмоса III, мы прошли первые полмили именно по этой самойтропинке, ведущей на вершину холма, и лишь затем свернули с нее. Будь я на месте Уны, я остался бы сидеть там, где тропинки расходятся, велел бы Саиду отдать ключи сторожу и сообщить ему, что госпожа и господин отправились к гостинице Кука. Затем Саид мог послать шофера с машиной в объезд, а сам возвратиться, и подняться с Уной вверх по тропинке, а сторож бы оставался в уверенности, что мы ушли втроем.

Шофер — человек Уны и будет говорить только то, что она велит. Но что она станет делать, вернувшись в Луксор без меня?