Он подошел к столу, сел, пододвинул чистый лист бумаги, крупно и четко написал: «Дорогой товарищ Сталин!» Дальше строчки тоже легли сразу же четкими крупными буквами: «Вынужден обратиться лично к Вам по вопросу, имеющему наиважнейшее значение для дела обороноспособности СССР».
Да, это, пожалуй, единственный выход. Теперь надо коротко и четко изложить аргументы. Колесно-гусеничный А-20, по существу, несколько улучшенный БТ, броня у него всего 20 миллиметров. И усилить ее невозможно - колесно-гусеничный движитель не позволяет увеличить вес машины даже на тонну. Этот вариант бесперспективен. А у чисто гусеничного Т-32 броня уже сейчас 32 миллиметра. И ее можно и нужно довести до противоснарядной (40-50 миллиметров). И установить новую длинноствольную 76-миллиметровую пушку. Динамика при этом не ухудшится - на танке мощный дизель В-2, который сейчас используется не полностью. Получится танк с мощным огнем, надежной броней и высокой маневренностью…
Казалось бы, все правильно, но Михаил Ильич почувствовал в этой аргументации слабость. Какая-то непонятная, внутренняя слабость, но она есть. А надо, чтобы все было предельно ясно и однозначно. Михаил Ильич подумал о том, кому собирался отправить письмо, - о Сталине. Он часто видел его, когда был слушателем Коммунистического университета имени Свердлова. Сталин читал тогда лекции об основах ленинизма. Просто одетый, невысокий, невидный, он говорил негромко, запинаясь перед какими-то трудными для него словами, но слушали его с огромным вниманием. В отличие от других лекторов, Сталин не отвлекался на личные воспоминания, читал сухо, скучновато, но всегда давал четкие, ясные формулировки, которые легко было записывать. Особенно запомнилось, как просто и ясно излагал он положения диалектического материализма. Чувствовалось, что хочет, чтобы его все поняли. И даже обычное внешнее спокойствие, казалось, изменяло ему. Он говорил, что диалектика - душа марксизма, горе-теоретиками называл тех, кто не постиг диалектику, не понимает, что в жизни уже отмирает, а что нарождается вновь и нуждается в поддержке.
Потом Михаил Ильич увидел его снова, много лет спустя, на заседании Главного Военного Совета. Сталин сидел за отдельным столиком у окна, молча курил трубку, не обращая, казалось, внимания на то, что происходит на заседании. А это заседание неожиданно для Михаила Ильича сразу же приняло крайне неблагоприятный оборот. В коротком докладе он подробно остановился на том, как в проекте танка А-20 выполнены требования заказчика. Об инициативном проекте Т-32 сказал коротко, считая его преимущества очевидными.
Но когда началось обсуждение, первый же выступающий, комкор Салов, высказав несколько замечаний по проекту А-20, о Т-32 вообще ничего не сказал. И второй выступил так, словно о Т-32 не было смысла и говорить серьезно: таких проектов можно составить сколько угодно, а танк задан и должен быть колесно-гусеничным. И другие участники заседания главным образом рассматривали вариант колесно-гусеничного А-20. Тогда Михаил Ильич попросил слова вторично и сказал, что колесно-гусеничный движитель впервые появился на бронеавтомобилях. Автомобиль обладал плохой проходимостью вне дорог. Снабдить его вспомогательным гусеничным движителем - талантливая находка изобретателя. На легких танках с противопульной броней двойной движитель - колеса для шоссе и гусеницы для бездорожья - тоже еще себя оправдывал. Но вот появилась противотанковая артиллерия, броня стала толще, вес даже легкого танка увеличился до двадцати тонн. Теперь машина сможет двигаться по шоссе только в том случае, если у нее все пары колес будут ведущими. А силовой привод на все колеса чрезвычайно усложняет трансмиссию, снижает ее надежность. Колесно-гусеничный движитель, таким образом, на танках как бы отрицает сам себя. Это же обыкновенная диалектика - прогрессивное в одних условиях новшество в других, изменившихся условиях становится тормозом для развития, для движения вперед. Говоря это, Михаил Ильич заметил, что Сталин поднял голову и посмотрел на него почти с интересом, но потом снова занялся своей трубкой.
Обсуждение оживилось. Члены Совета, встав со своих мест, обступили макеты танков, словно желая получше их рассмотреть. Пояснения по компоновочным чертежам танков спокойно и толково давал Александр Метелин. Но… голосов «за» было мало. Большинство присутствующих ссылались на опыт Халхин-Гола и киевских маневров. Колесно-гусеничные танки показали себя отлично. Проект Т-32, очевидно, всего лишь попытка завода уйти от некоторых производственных трудностей, связанных с двойным движителем…
- Вы серьезно считаете, что ваш новый танк может заменить все существующие типы? - спросил один из членов Совета.
- Я не говорю, что наш проект идеален, - спокойно возразил Михаил Ильич. - Но принципиально создание единого основного танка возможно. Для этого по скорости и маневренности он не должен уступать легкому быстроходному танку. Броневая защита - противоснарядная, как у средних и тяжелых машин. Вооружение - тяжелого танка. Тогда, ни в чем не уступая каждому из этих типов, новый танк будет превосходить легкие по бронезащите и вооружению, средние - по мощи огня, тяжелые - по скорости и маневренности. Его можно будет использовать и как танк прорыва, и для высокоманевренных действий в глубокой операции… Наличие на вооружении одного только основного массового образца намного облегчило бы и производство, и ремонт, и освоение танка в войсках.
Аргументация Михаила Ильича произвела впечатление. Неожиданно его поддержал один из военных специалистов, сказав, что существующее деление танков на легкие, средние и тяжелые действительно в какой-то мере условно. Одни классифицируют их по весу, другие - по калибру пушек, третьи - по назначению. Но тут же заявил, что идея единого универсального танка вряд ли реальна.
- А каково мнение техсовета наркомата? - спросил председательствующий.
Нарком (тот самый, который год назад, напутствуя Кошкина, советовал ему не отрываться «от грешной земли») встал и доложил решение техсовета: рекомендовать колесно-гусеничный вариант А-20, поскольку он отвечает ранее утвержденным требованиям и реальным возможностям производства. Вариант, предложенный конструкторами, нуждается в дальнейшей проработке совместно с представителями заказчика и может рассматриваться как задел проектных разработок на будущее. Провал проекта Т-32, казалось, был полностью предрешен. Стало ясно, что если и утвердят на Совете что-то, то это будет никак не больше А-20. И вдруг молчавший до сих пор Сталин встал и, ни к кому не обращаясь, глядя куда-то в пространство, негромко сказал:
- А давайте-ка не будем мешать конструкторам. Пусть они сделают предлагаемую ими машину, а мы посмотрим, так ли она хороша, как они говорят о ней.
Вспомнив сейчас эти решающие слова, Михаил Ильич задумался. «Пусть они сделают машину, а мы посмотрим, так ли она хороша…» Сказано предельно четко и ясно. А машина не сделана. Да, той машины, которую он обещал на Совете, еще нет. Приходится писать о том, какой замечательной она, эта машина, будет. «Получится машина с мощным огнем, надежной броней и высокой маневренностью». Получится… Вот в чем слабость его аргументации. Не получается? Не хватает силенок? Но нытиков и без него, Кошкина, хватает, и пустых обещаний тоже. От него ждут не писем и жалоб, а новый танк. Нужен хороший танк - и это единственный аргумент, который будет принят во внимание.
Трудности, препятствия, кто-то не помогает, мешает? Кто же? Салов? Кошкин вспомнил бравого, представительного комкора. Он невысоко ценил Салова. Конечно, испанский герой, вероятно, храбрый человек и даже хороший тактик… Но качеств большого руководителя, с широким государственным подходом к делу, нет… А так ли? Кошкин мысленно попробовал поставить себя на место противника. Это иногда помогало лучше понять его позицию. Итак, не комкор, а он, Кошкин, отвечает за обеспечение Красной Армии бронетанковой техникой… Прием помог, он сразу же увидел ситуацию в несколько ином свете. В армии тысячи легких танков Т-26 и БТ, танкисты обучены действовать на них и действуют неплохо. Кроме того, есть (в меньшем количестве) средние танки Т-28 и тяжелые Т-35. Есть предложение: несколько улучшить боевые качества БТ, не меняя в принципе ни его конструкцию, ни технологию производства. А тяжелый танк (действительно плохой конструкции - пять башен, а броня - противопульная) заменить новым (KB). Но некий конструктор на одном из заводов выдвинул идею: сделать принципиально новый танк, по весу средний, но с противоснарядной броней и пушкой тяжелого танка. Предлагает его вместо улучшенного БТ (А-20). Получается, что не нужны ни БТ, ни Т-26, ни Т-28, ни Т-35, а может быть, даже и KB (пушка-то та же, а маневренность хуже). Утверждает, что это будет массовый, основной танк в будущей войне. Но что это за танк и на каких заводах его можно изготовить в нужном количестве - неизвестно. А уже разгорелась, полыхает и громыхает вторая мировая война. Стукнуть бы этого прожектера по голове, призвать к порядку, да, к несчастью, есть заковыка: на самом высоком уровне разрешено ему сделать этот танк, и он нечто подобное в одном экземпляре (для показа) уже представил. Испытатели (не все) говорят, что неплохая получилась машина, да и сам ее видел, смотрится хорошо, на показе произвела впечатление. Если усилить броню и поставить новую пушку… Но потом надо переоборудовать заводы… налаживать массовое производство, осваивать новый танк в войсках… На это уйдут годы. Нет, самое правильное - держаться за А-20, пусть синица, но в руках, а этот журавль пока еще в небе, и неизвестно, когда сядет и что принесет с собой.