Изменить стиль страницы

Он вдруг подумал, что лето получается не такое уж и замечательное, как ему обещали. Чего хорошего в том, что он предоставлен сам себе, и не с кем поговорить?

Попробовал воду ногой на ощупь. Теплая.

Не раздумывая, нырнул. Туз плюхнулся рядом, поднимая тучу брызг…

За весну мать начесала с Туза пакет шерсти, но он все равно оставался шерстяным и мучился от жары. Поняв, что купание приносит облегчение, Туз начал сбегать из дому, чтобы окунуться. А после ползал по земле, собирая на себя грязь, которую мог найти. Сначала, после таких вылазок, его пытались мыть, поливая из шланга, но Туз находил это забавным, тут же отыскивал очередное грязное место. И от него отстали.

Когда Кирилл вышел на берег, время близилось к полудню. Кожа покрылась гусиными пупырышками синеватого цвета, но на солнце он быстро отогрелся и тем же путем направился обратно.

И неожиданно вздрогнул, остановившись…

Кот не появлялся давно — с той самой первомайской вечеринки, чуть не закончившийся смертью Александра. Он нисколько не похудел, наоборот, стал еще толще. Задрав хвост, он бежал по тропинке, а Туз преспокойно шел следом…

Сначала Кирилл подумал, что кот ему снова привиделся, но когда остановился, остановился и кот. Выгибая спину, животное вернулось, потеревшись о ногу Туза, который обнюхал его и лизнул, как давнего знакомого. Кирилл не шевелился, но, похоже, на сей раз животное не думало исчезать…

Наконец, коту наскучило стоять, он побежал вперед, оглядываясь, словно бы приглашал за собой. Туз ринулся за ним, пристраиваясь сбоку. Кирилл едва поспевал за ними. У самого дома кот нырнул в подвальное оконце и растворился во тьме. Туз, по-видимому, расстроился — сунул морду в окно, которая пролезла лишь до глаз, поскулил в темноту и еще раз обнюхал место, где кот пропал.

Тупо уставившись на подвальное окно, Кирилл пытался сообразить, как огромный зверь пролез внутрь. Одичавшее животное, по-видимому, не испытывало желания вернуться к хозяевам. Наверное, кот был частью этого дома. Сердце его радостно ёкнуло — война?

Пусть будет война!

Кирилл уже решил про себя: ни при каких обстоятельствах он не выдаст кота хозяевам. Будущая битва за любимца, а в этом Кирилл уже не сомневался, лишь добавляла предвкушения. Если Туз смог снискать расположение, то и он сможет. Удивительно, но он бы нисколько не удивился, если бы вдруг узнал, что кот и Туз питаются из одной миски.

Покачав головой, Кирилл направился в подвал…

В подвале еще сохранился нежилой запах затхлости и сырости два года одиноко простоявшего дома. Авдотья оказалась на удивление хозяйственная и домовитая: стены побелены известкой, которая предохранила бревна от грибка и плесени даже в том месте, где стол умывальник. Кота поблизости не было, но Кирилл знал, видимость обманчива. Скорее всего, сидел в темном углу, наблюдая за ним. При свете лампочки мусора оказалось не так много, как показалось на первый взгляд — бросали его в подвальную дверцу, вот и лежал на виду. Он взял два больших ведра, пару мешков под мусор, спустил удлинитель с лампочкой. Конечно, оставаться с котом в подвале не хотелось, но не брать же с собой Туза! После того, как он увидел их вместе, страх прошел. Из разговоров он знал, что порода кота была особенная и редкая.

Проделать одну и ту же операцию пришлось раз пять, но она не заняла много времени. Здесь было почти то же самое, что и на чердаке: чугунки, дырявые миски, старый патефон, разобранная швейная машинка и прочий хлам. После ремонта полов в углах еще сохранилась щепа, которая сыпалась сверху. Мусор, уложенный в мешки, он сваливал в углу двора.

Пожалуй, на этом можно было закончить, но Кирилл вдруг подумал, что если поработает еще, то несколько облегчит свою жизнь. Хотелось закончить с подвалом и освободить себя для других дел. Грунт оказался легким. Чтобы свободно передвигаться, планировали снять его на метр. Затопление дому не грозило, он стоял на холме. Он наметил первый угол…

И вдруг, сунув руку за столбик, который стоял почти впритык к стене, Кирилл нащупал сверток…

Он вздрогнул и обомлел, отдернув руку. Через минуту протяну и вынул сверток.

Обертка полуистлела. Из-под нее пробивался целлофан в несколько рядов, в котором лежало нечто. Голубая тесьма, потемневшая от времени, легко поддалась, когда Кирилл дернул ее. Он подполз ближе к свету, аккуратно развернув целлофан, доставая старинную книгу в кожаном переплете.

Через минуту Кирилл уже не сомневался, что бывшие хозяева искали именно ее.

И еще раз вздрогнул, когда что-то мягкое ткнулось в подогнутую ногу…

Кот сидел рядом, мурлыча под нос. Кирилл осторожно протянул руку и погладил его. Кот не сдвинулся с места, лишь привалился к ноге еще плотнее, наваливаясь, подставляя ушки, будто они уже были друзья.

Определенно на сегодня работа была закончена!

Кирилл зажал сверток подмышкой, взял кота на руки и вылез из подвала. Положив книгу на стол, он налил в блюдечко молока, отрезал кусок рыбы и кусок колбасы, положил рядом. Но кот, обнюхав угощение, не принимая пищи, потерся об ногу, перебравшись в гостиную на диван.

— Ну ладно, раз не голодный, пойдем в мою комнату, — согласно кивнул Кирилл. — Посмотрим, что же в ней такое…

Кот словно бы понял. Спрыгнул на пол и посеменил к лестнице, продолжая изредка оглядываться, словно зазывая за собой. Немного озадаченный его поведением, с противоречивыми чувствами, от которых бросало то в жар, то в холод, в глубокой задумчивости Кирилл побрел следом, испытывая нетерпение, бросая тревожный взгляд на книгу.

Такой сыр-бор…

Он бы ничуть не удивился, если бы сон предупреждал его именно об этой книге. Кирилл и верил, и не верил, но надежда крепла, пока он разглядывал ее. Она была очень старая — это подтверждал не только ее вид, но список владельцев в самом конце, который занимал восемь страниц. Последние владельцы вписывали себя в книгу на вклеенном листе, который сильно отличался от остальных листов. Сама книга была тяжелая и толстая, в старинном кожаном переплете, черно-коричнево-зеленоватого оттенка. Посередине он обнаружил тисненый двойной круг и знаки. В написании самой книги использовались пять цветов: кроваво-красный, темно-зеленый, желтый, ярко-синий и черный. И вся она была испещрена красивыми картинками и разными схемами, назначение и смысл которых он не понимал. Листы оказались тонкие, желтоватые, эластичные на ощупь, слегка просвечивали.

Он с восхищением и сожалением разглядывал книгу, прощупывая каждую буковку на обложке. И сразу почувствовал, как энергия наполняет пальцы, разливаясь по телу. Но любопытство Кирилла лишь усилилось. Если это была та самая книга, то, несомненно, здесь был способ вылечить брата…

Всех беспокоила слепая его вера и надежда вернуть Ирину. Кирилл лично присутствовал при откровенных высказываниях Якова Самсоновича, который не считал Александра за человека, но он не верил ни дяде Матвею, ни матери, ни тете Вере, ни даже тете Августе. Помня о суициде, чуть не приведшем его к смерти, мать и тетя Вера опасались за него. Но Кирилл, устав от пафосных речей, при угрозах и стенаниях когда ни мать, ни тетя Вера не могли их слышать, нет-нет, да и поддакивал, советуя в следующий раз выбрать такую смерть, которая не разоряла бы их снова. Конечно, он шутил. И боялся, понимая, что Сашка мог снова сделать это. Иногда в глазах его была такая тоска, словно там жил другой человек. А иногда взгляд становился дикий и необузданный — и снова Кирилл понимал, что там, где-то в глубине его подсознания что-то происходит, и снова и снова вспоминал то, что рассказали ему старики о демонах дасу, и тот парнишка с посохом — есть люди, которые вошли в него и убивают. И снова боялся — за мать, за тетю Веру. Наверное, он устал бояться. Даже мать понимала, что Александра им не вылечить.

И вдруг такая удача…

Странно, он снова будто оказался во сне, когда шел, связанный по рукам. Вот бы научится так, как тот старики, которые взглядом обезоружили охранника и разбудили людей! Его охватило странное возбуждение. «Авдотья могла… Авдотья могла…» — крутилась в голове мысль голосом Матвея Васильевича.