— Эй, верблюд! Потерпи немного. Дойдем до Диарбекира, досыта накормлю: дам тебе и траву, и персики, и розы из сада.
Домула Сеитнияз-мюнеджим сказал:
— Обманываешь верблюда?
— Откуда ты? — спросил Эзбер-ходжа, усмехнувшись.
Домула рассказал:
— Шах Ургенча обвинил меня, будто с помощью вредной звезды Миррих я навел мор на коров, и изгнал меня. Невежда этот шах! Где слыхано, чтобы по вине звезд дохли коровы? — Покачивая головой, он побрел вслед за караваном.
Эзбер-ходжа сказал верблюду:
— В Ургенче был мор коров, значит, там сейчас дешевы бычьи шкуры. Эй, верблюд! Надо ехать в Ургенч, — и свел своего верблюда с дороги на тропу, по которой пришел звездочет.
Надо ли удивляться, что он разминулся с Гюль-Нагаль, которую Шасенем послала в Халап-Ширван, как только до нее дошел слух, что Гариб там и поет на базаре песни.
«У нее два языка во рту» — сказано о таких. Гюль-Нагаль стояла в лавке Эзбера-ходжи перед Гарибом и говорила:
— И как только я с ним разминулась? Я осматривала каждый встречный караван от Диарбекира до Мерва, от Мерва до Тебриза и от Тебриза до Халап-Ширвана…
— Ты приехала от Шасенем?
— Ну да! И пришла за тобой. Целых два месяца добиралась!
Гариб сказал:
— Будь Шасенем даже солнцем, не взгляну на нее! Будь она даже живой водой, я и глотка не выпью!
— Почему?
— Нелюбимый к нелюбящей не пойду!
— Ты прав, — сказала Гюль-Нагаль, — Шасенем не достойна такой любви, как твоя. У нее нет сердца.
— Не надо так говорить!
— Тебе даже ее уродство кажется красотой!
— Красивей Шасенем нет никого на земле! Гюль-Нагаль засмеялась:
— Ты скажешь, что и талия у нее как у муравья, и рот как фисташка, и дым от ее вздохов поднимается до небес! А она о тебе даже не думает! В Диарбекире все веселятся. И Шасенем веселится!..
Так она вертела сразу двумя языками, не зная и не желая знать, что в этот утренний час в далеком Диарбекире Шасенем, стоя у ворот, говорила Эзберу-ходже:
— … Скажи ему от меня: «О Гариб! Если не поспеешь вовремя, не застанешь меня в живых! Не медли ни минуты, Гариб! Если сидишь — встань, если стоишь — не садись! Взнуздай коня и скачи день и ночь…» Запомнил?
— Да.
— А теперь езжай! Два месяца пути — туда, два — назад. Гариб только-только успеет прискакать! Спеши! Никуда не сворачивай с дороги!
— А бычьи шкуры? — спросил купец. Шасенем рассмеялась:
— Пока продашь бычьи шкуры, пройдет неделя. Ты же говоришь, что дня не можешь прожить без Гюль-Нагаль!
— Аллах свидетель, я спешил к Гюль-Нагаль, — сказал купец. — Все ночи в пути я не спал, скорбя о ней и стеная. Но в Ургенче были дешевы бычьи шкуры: мог ли не заехать туда?
— Вот и разминулся! Скачи же скорее к ней! И привези мне Гариба!
Купец сказал:
— За бычьи шкуры я выручу не меньше четырехсот червонцев.
— Ладно, — сказала Шасенем, — Давай твои бычьи шкуры!
Подружка подала ей сундучок, Шасенем вынула мешочек с. деньгами и протянула купцу, Эзбер-ходжа сбросил с верблюда переметные сумы, позвенев червонцами, повесил мешочек себе на шею — и за пазуху.
— Надеюсь, купец, на обратном пути ты не заедешь в Ургенч?
— В Ургенч нет, но я хотел посетить Бухару. Нынче там, говорят, дешевый урюк.
— Дешевый урюк, всемогущий аллах! — воскликнула Шасенем. — Я заплачу тебе всю цену не купленного тобой урюка, если ты поедешь домой, никуда не сворачивая, и привезешь мне Гариба!
— О роза среди роз! — воскликнул купец. — Я привезу тебе Гариба. Привезу! Мне известно, каково нетерпение любящих!.. — Он влез на верблюда. — … У меня самого от ожидания, что увижу Гюль-Нагаль, сердце прыгает как птичка джикджикий!
И верблюд повез его, покачивая змеиною головой.
Он был еще жив, Гариб, но завидовал мертвым. Сидя перед лавкой Эзбера-ходжи, он пел:
Вокруг заливался слезами народ:
— Это Меджнун… Новый Меджнун, тоскующий по Лейли…
На базар вступил караван, возвращающийся из дальних странствий. Гариб пел:
— Гариб! — крикнул Эзбер-ходжа, подходя во главе каравана.
— Здравствуйте, Эзбер-ходжа! Они обнялись.
— Я думал, ты давно в Диарбекире! — сказал купец. — Ведь Шасенем послала за тобой Гюль-Нагаль!
Тут в дверях лавки показалась Гюль-Нагаль.
— О, владычица моего сердца! — возопил купец, подбежав к ней. — Целый год я твердил: «Ты — розы ветвь, я — пойманный соловей, песню любви поющий в петле, дорогая…»
Гариб тронул его за рукав:
— Эзбер-ходжа… Вы что-то хотели сказать про Шасенем…
— Ну да! И я удивляюсь, что ты еще тут! Разве не знаешь, что у нее назначена свадьба?
— Свадьба?!
— Да. Шасенем сказала: если вовремя не приедешь, она примет яд и умрет.
— Когда свадьба? — спросил одними губами Гариб.
— Понимаешь ли… — смутился купец. — В Бухаре был дешев урюк. И я…
— Когда свадьба?! — повторил Гариб. Ему ответила Гюль-Нагаль почти весело:
— Сегодня.
— Сегодня?! Эзбер-ходжа сказал:
— Да, в первую пятницу после осенних праздников. Значит, сегодня.
Дикими глазами Гариб посмотрел вокруг и со всех ног ринулся неизвестно куда.
— Гариб! — крикнул Эзбер-ходжа. Куда ты? Где Диарбекир, а где Халап-Ширван. Туда два месяца пути!
Но Гариб скрылся за поворотом улочки. Купец поглядел на ширванцев, слышавших и видевших все, махнул рукой:
— Этот сгорел от любви, — и спросил у Гюль-Нагаль. — Но почему ты ему не сказала про свадьбу?
— Пусть поплачет, — ответила Гюль-Нагаль. — За то, что меня оскорбил.
— Он осмелился?! Гюль-Нагаль усмехнулась:
— Нет, на это-то он не осмелился. Просто он сказал… Но я уже забыла, что он сказал: я не помню обид.
— Ты хорошая, — сказал Эзбер-ходжа и обнял жену.
Разве может сравниться чья-либо быстрота с быстротою влюбленного сердца? Мир велик, есть в нем пустыни, есть сады, есть реки, и есть даже моря. И помимо того, мир полон чудес. Едва Гариб выбежал за город, слышит — топот, глядит — рядом всадник сдерживает коня, и конь бьется в узде, будто в челку ему забрался муравей.
— Юноша, — спросил всадник. — Куда держишь путь?
— Я хотел попасть сегодня в Тебриз!
— Садись позади меня на коня!
Гариб вскочил на седло позади всадника.
— Закрои глаза!
Гариб обхватил руками всадника, зажмурился.
— Теперь открой!
Гариб глянул и не поверил себе: перед ним белели стены и минареты Тебриза.
— Виноват, я ошибся… Я хотел сказать, мне надо в Мерв!
— Верблюд хорош горбатый, а слово прямое! Закрой глаза… Теперь открой!
Перед ними блестели голубые купола и минареты Мерва, Гариб слез с коня и упал на колени:
— Виноват, трижды виноват: но ты знаешь, если человек решил лгать с утра, то должен лгать до конца. На самом деле мне надо в Диарбекир!
— Экой ты неверный! — сказал всадник. — Ну да что делать: прощаю тебя в последний раз. Садись!
Гариб опять взобрался на коня.
— Закрой глаза… Теперь открой!
И Гариб вскрикнул от радости: перед ним была Золотая крепость шаха Ахмада. Смеркалось, в небе загорались звезды. Гариб слез с коня:
— Кто ты, чудесный всадник? И как мне тебя отблагодарить?
Всадник приподнял надвинутую на глаза пастушью шапку, Гариб узнал его: