И действительно, мы узнали Фрица. Он плыл на своей лодке, украшенной моржовой головой, его лицо и руки были черными, одежда очень странной. Он кланялся, кивал головой, посылал воздушные поцелуи и вел себя, по словам Жака, как сумасшедший.

Скоро мы подняли его и лодку на палубу. Объятиям и приветствиям не было конца. Все даже перепачкались в черную краску, что послужило поводом для новых шуток и прибауток.

— Юноша, как ты выглядишь и что за представление ты устроил! — наконец воскликнул я.

— Все расскажу, — пообещал он, — дайте только срок.

Я отвел его в сторону и быстро спросил:

— Ты достиг цели своей поездки? Говори, не тяни!

— Да, — ответил он, — я очень счастлив, отец.

— Так, а что означает сей маскарад?

Он засмеялся:

— Я принял вас сначала за настоящих малайских морских разбойников и попытался с помощью всяких приемов удержать на расстоянии от того островка, где вы увидели меня в первый раз. А ночью хотел забрать мою подопечную и доставить в Скальный дом.

Разговор наш прервала матушка, которой я рассказал о цели поездки Фрица. Она потребовала от сына прежде всего привести себя в порядок, ей не по нраву было видеть перед собой «мавра». С большим усердием мы чистили и скребли Фрица, пользуясь всеми доступными средствами, пока наконец не увидели перед собой европейского человека, готового удовлетворить наше любопытство.

Но сначала нужно было найти подходящее место и поставить пинасу на якорь — начинался прилив. Фриц настоятельно рекомендовал именно тот маленький островок, на котором он высадил свою спутницу. Я с радостью одобрил это предложение, сердце забилось сильнее, как только представилось, что скоро поздороваюсь с другим существом, попавшим, как и мы, в беду. После стольких лет одиночества! И вдруг… человек! Я взглядом дал понять Фрицу, что согласен. И Фриц сразу развил бурную деятельность: подскочил к мачте, развернул парус, там — подтянул тали, а здесь — что-то ослабил, кричал мне, куда править, и, наконец, соскочил с палубы в каяк, уже снова спущенный на воду.

Он шел впереди, определяя нужное направление, и привел нас к маленькому, романтическому островку в большом Жемчужном заливе, где две узкие полоски земли окаймляли с двух сторон глубокую бухточку, так что судно можно было с помощью каната надежно привязать к ближайшему дереву.

Фриц проворно выпрыгнул из своей лодки и, не оборачиваясь и не сказав ни слова, ринулся в ближний лесок, где под сенью высоких пальм стоял шалаш, построенный почти по готтентотскому[80] способу. Мы, конечно, шагали следом и вскоре увидели перед шалашом очаг из крупного кругляка, посередине которого вместо сковородки или кастрюли лежали красивейшие створки моллюска.

Фриц не заметил, что мы пришли с ним почти одновременно. Он шел по лесу и кричал: «О-го-го-го» и «Ау-ау». Когда наконец он обернулся и увидел нас, то сильно покраснел.

Почти сразу же послышался шорох в листве ближайшего дерева — по стволу спускался на землю стройный молодой подросток в матросском одеянии. Увидав нас, он испугался.

А мы? Мы стояли, словно пригвожденные, не смея дышать, не смея верить собственным глазам. Человек! После десяти лет одиночества, и вот — человек! После десяти лет — посланец из далекого большого мира! Ощущение небывалого счастья охватило нас, мы и слова были не в силах вымолвить. Незнакомец в смущении тоже застыл на месте. Фриц горделиво смотрел то на нас, то на своего подопечного, а потом сорвал с головы шляпу, подбросил ее вверх и с ликованием возвестил:

— Да здравствует молодой лорд Монтроз с Дымящейся горы; мы приветствуем его как друга и брата в нашем семейном кругу!

Когда первое напряжение спало, мы окружили незнакомца. Я как мог сдерживал бурные проявления чувств своих ребят, так как понял, что Фриц не хотел пока раскрывать правду, не хотел говорить, что это — девушка. Я обменялся понимающим взглядом с женой, потом взял юного лорда за обе руки и подвел к матушке, которая встретила его с распростертыми объятиями, улыбкой и всхлипываниями.

Растроганный до слез, я сказал:

— Добро пожаловать, дорогое дитя.

— Иди сюда, — воскликнула матушка, притянула его к себе и поцеловала в губы.

Юный лорд тоже не удержался от слез и спрятал лицо на груди матушки. Фриц старался не смотреть на нас, он волновался, радовался, беспокоился. Тогда я обратился к ошалевшим от радости ребятам и сказал, что расспрашивать спасенного еще не наступило время, прежде нужно позаботиться о еде, помочь незнакомцу освоиться с новой средой, отдохнуть. Таков долг хозяина.

— Трудно, конечно, сдерживаться, — высказался Жак. — Я страшно счастлив, не знаю что и делать. Такое небывалое событие, попробуй вести себя прилично!

— Пошли, — сказал Эрнст, — принесем еду и питье из лодки. А после сытного праздничного обеда послушаем рассказ Фрица.

Ребята побежали к пинасе. Достали походный стол, стулья, посуду и столовые приборы. Был настоящий праздник! Матушка принялась колдовать над стряпней, не скупясь, расходовала фисташки, изюм, миндаль, сахар и выпечку кассавы. Получился, по словам Жака, «пир богов». При этом молодой лорд Эдуард так умело и ловко помогал матушке в приготовлении праздничного стола, что чуть не выдал себя. Ведь у мальчиков, как они ни старались, все равно получалось иначе, слишком по-мужски. После выпитого шампанского из кубков местного производства ребята не в меру развеселились, стали шутить и поддразнивать молчаливого, скромного незнакомца. Одним словом, вели себя так, как принято у молодых людей в компании, когда они хотят кому-то понравиться. Фриц забеспокоился, но старался скрыть свою озабоченность под маской наигранной веселости.

Я понял, что требуется мое вмешательство, и строго скомандовал: «Пора спать!» Сэр Эдуард хотел было снова устроиться на дереве, но матушка запротестовала: согласно правилам гостеприимства гостю предоставили ночлег на нашем корабле. Там было удобно, тепло и уютно.

— Ах, наш новый друг нисколько не избалован, — сказал по этому поводу Фриц, — он спал на дереве, когда я отдыхал в шалаше. Во время переезда сюда мы почти всегда ночевали на скалах в море, боясь нападения хищных зверей. Иногда ночевали в лодке — вытаскивали на сушу и прятались в отверстиях для сидений, укрываясь камышами. На головы надевали большие шляпы из тростника, а заряженное оружие всегда клали рядом с собой. На этом островке мы тоже провели несколько дней, так как нужно было починить лодку.

Матушка заявила, что нашему новому другу нужен покой. По всему видно, он очень устал. Она повела гостя к кораблю. Ребята, разгоряченные вином и возбужденные встречей с незнакомым человеком, остались у огня, щелкали орехи, лакомились ядрышками из шишек пинии и старались получить как можно больше информации о случившемся.

Фриц добродушно отвечал на все подковыристые вопросы. Он подробно рассказал об альбатросе и настолько увлекся, что не заметил, как несколько раз назвал сэра Эдуарда мисс Дженни, а потом, забывшись, стал с жаром рассказывать о несчастной англичанке и ее страданиях. Братья тотчас поняли, в чем дело, многозначительно переглянулись, но ничего не сказали. Когда же Жак спросил, почему Фриц не понял обращения на малайском языке, тот ответил:

— Конечно же понял! Однако испугался, вспомнив о морских разбойниках, промышляющих именно в этих местах. О них мне рассказал сэр Эдуард. Поэтому я и принял все меры предосторожности. Ну а когда услышал английские слова, а точнее — очень грубые матросские выражения, то подумал, что сюда на розыски доброй мисс Дженни прибыл корабль, и тут…

— Ха-ха-ха, — не удержались теперь ребята, — выдал, выдал себя с головой, господин Фридрих![81] Значит, сэр Эдуард превратился в мисс Дженни, а будущий брат — в будущую сестру. Да здравствует и еще раз да здравствует сестра!

Фриц оторопел оттого, что его так просто раскусили, ему ничего не оставалось, как радоваться вместе с братьями и кричать «Виват!». Наконец всех сморила усталость, и мы отправились на покой.