— Ты прав, отец! — пристыженно ответил Фриц. — Я отдам ему обезьяну, если он захочет. Но орел — героическая птица, и я сохраню его для себя! Согласен, Эрнст?

— Вполне, — сказал Эрнст, — героизм не для меня. Вот стать хорошим ученым — другое дело! Тогда я опишу твои доблестные деяния, твои рыцарские походы с орлом.

— Так и будет, увидишь! — пообещал Фриц. — Но сначала помоги приручить орленка или, по крайней мере, утихомирь его.

— Полной гарантии дать не могу, — ответил Эрнст, — но, полагаю, ты можешь поступить точно так, как поступают жители Карибского моря с попугаями. Карибы задувают им в клюв табачный дым до тех пор, пока у них не закружится голова; они как бы одурманивают их, и буйство постепенно проходит.

Фриц недоверчиво засмеялся, но Эрнст не обратил на это внимания. Он попросил Фрица снова прикрыть птице глаза, достал трубку и табак из офицерского сундука; затем сам снял повязку с глаз хищника, встал на определенном расстоянии и начал вдувать клубы дыма прямо в клюв орленка. Узник стал спокойнее, опустился подле Эрнста, как будто его усыпили. Тогда ему накрыли голову платком. Сгорая от стыда, Фриц передал брату обезьянку и позже уже сам продолжал окуривать птенца. С каждым днем орленок становился податливее и постепенно привык к нашему окружению.

После обмена новостями и впечатлениями я велел разжечь костер из множества веток, чтобы получить густой дым для копчения мяса подстреленной буйволицы; куски мяса, нанизанные на вилкообразные палки, остались коптиться на ночь. Буйволенка накормили картофельными ломтиками с молоком и привязали к корове, при этом заметили, что он остался доволен едой и что соседство с коровой ему понравилось. Собаки заняли сторожевые посты. Приняв, как всегда, меры предосторожности, мы отправились на покой. Думали встать среди ночи и зажечь новые факелы, но заснули так крепко, что проснулись только с восходом солнца и сразу отправились в Соколиное Гнездо.

Прежде всего необходимо было заняться саженцами деревьев. Поступили следующим образом: запрягли корову, наполнили телегу бамбуковыми палочками и железными ломами для выдалбливания в земле ямок; матушка и Франц остались готовить обед и варить восковые ягоды для свечей; буйволенка тоже с собой не взяли, потому что рана еще не зажила и буйство не улеглось. Но мы дали ему перед отъездом побольше соли, и он впервые посмотрел нам вслед.

К работе приступили неподалеку от Соколиного Гнезда, там, где начиналась проложенная к Палаточному дому аллея-дорожка, обсаженная с двух сторон грецким орехом, каштанами и вишневыми деревьями. То ли от ветра, то ли по какой другой причине неокрепшие молодые деревца клонились в разные стороны, а некоторые пригнулись почти до самой земли.

Я долбил железным ломом лунки и вкручивал в них бамбуковые столбики. Ребята занимались подготовительной работой: выбирали потолще бамбуковые трубки и заостряли их на концах, а потом наши неженки-саженцы привязывались к столбикам лианами или тонкими и жесткими ползучими растениями — по моему мнению, миби.

Работали не разгибаясь и, конечно, устали. И кроме того, порядком проголодались. Поэтому возвратились в Соколиное Гнездо без опозданий, матушка накормила нас отличным обедом.

Сытно покушав, мы решили отдохнуть и заодно обсудить наболевший вопрос, особенно беспокоивший матушку.

Дело было вот в чем. Мы считали, что подъем и спуск по веревочной лестнице, ведущей в Воздушный замок, не только затруднителен и малоудобен, но и опасен для жизни. Сами мы — я и матушка — не поднимались без надобности, отправлялись наверх в основном, когда наступала пора укладываться спать. Но ребятишки… О них мы постоянно тревожились: а вдруг кто-нибудь по легкомыслию задумает взбираться как кошка, поспешит, сделает неосторожный шаг, и… гибель неминуема! Я призадумался: как быть? Как обеспечить более легкий и более надежный доступ в нашу крепость? Извне ничего лучшего, чем наша подвесная лестница, было не сыскать. Ну а внутри? И чутье тут мне кое-что подсказывало.

— Не ты ли, матушка, — начал я наконец, — однажды обмолвилась, что в стволе нашего дерева есть дупло, где, по-видимому, роятся пчелы? У меня созрел план, но для его осуществления важно знать: какой глубины и ширины дупло, простирается ли оно вниз к корням?

Мои слова заинтересовали ребят. Они вскочили, оделись и, как белки, попрыгали по дугообразным корням к дуплу, чтобы немедленно разузнать, насколько глубоко прогнило дерево. Рассевшись вокруг дупла, они начали как попало барабанить по дереву. И за эти бездумные действия им пришлось поплатиться. Кому понравится, если нарушают их покой? Растревоженные пчелы вылетели роем из своего укрытия, набросились на ребят и стали безжалостно жалить, облепили одежду, впутались в волосы. Искусанные и испуганные ребятишки заорали, стремглав спустились с дерева на землю, готовые бежать куда глаза глядят. Но мы остановили их поспешное отступление и облегчили страдания тем, что прикладывали к укусам землю. Возглавивший эту разведывательную экспедицию, Жак, самый нетерпеливый из ребят, пострадал больше всех. Мы покрыли его распухшее и воспаленное лицо мокрой глиной. Эрнст, напротив, в силу своей медлительности взобрался на дерево последним и, когда дело приняло дурной оборот, сразу же спустился вниз. Правда пчелы и его не помиловали, но ужалили только один раз.

Больше часа ушло на лечение ран и успокаивание ребят. Но, когда боль прошла, мальчишки решили отплатить ненавистным пчелам за их атаку. Нужно было что-то предпринять, дабы не случилось худшего. Пчелы продолжали кружить и жужжать, а я начал действовать. Взял табак, клей, трубку, долото, молоток и другие инструменты и стал вырезать из больших тыкв красивые пчелиные ульи и крепить их на толстом сучке нашего дерева; затем сверху приколотил длинную доску, покрыл ее соломой, так что получилось нечто вроде крыши, защищающей пчелиные домики от солнца и дождя.

Работа заняла больше времени, чем я предполагал, и поэтому ее завершение пришлось отложить. Назавтра я замазал глиной отверстие, откуда вылетали пчелы, оставив небольшую дырочку для кончика курительной трубки, и начал их, причем очень осторожно, дабы пчелы, не дай бог, не задохнулись, окуривать. Сначала гудение и жужжание возросло, казалось, буря и шторм разразились в пчелином царстве; но постепенно там становилось все тише, и наконец наступила полная тишина. Теперь я мог спокойно продолжать выполнять свой хитроумный план. Жак вскарабкался на дерево, сел рядом, и мы вместе начали зубилом и топором выдалбливать в стволе дерева вокруг дупла пространство приблизительно в три фута высотою и в два фута шириною. На всякий случай несколько раз я повторил окуривание. Потом мы вырвали выдолбленное окно и узрели содержимое пчелиного дома: прекрасно организованное хозяйство, результат невероятнейшего трудолюбия! Воска и меда было сколько душе угодно. Мы попросили миски и ковши для сбора этого богатства. Я принялся вырезать соты, смахивал одурманенных пчел в выдолбленные тыквы-ульи, обмазанные изнутри медом, а остаток сот складывал в приготовленную посуду.

Закончив, я спустился вниз и велел хорошенько вымыть бочонок, дабы наполнить его доверху нашей добычей. Осталось, конечно, и на пробу к обеду. Потом мы откатили медовую бочку в сторону, прикрыли парусиной, досками и листвой, чтобы пробудившиеся пчелы невзначай не обнаружили этот склад и не слетелись роем, а сами набросились на мед. Ели жадно и много, забыв обо всем на свете. Забыв о мере, забыв, что можно заболеть от переедания сладкого, что трудно будет работать после неожиданного пиршества.

Первым опомнился я. Решил любым путем приостановить обжорство. Сказал как бы между прочим, что пчелы, вероятно, скоро очнутся, придут в себя и непременно разыщут грабителей меда, и, если найдут хоть капельку меда на нас, нам явно несдобровать. Мальчики мгновенно прекратили лакомиться, и остаток меда был спрятан подальше в глубокий тайник. Однако не приходилось сомневаться, что пробудившиеся пчелы явно отправятся к старому жилищу и постараются снова там обосноваться. Чтобы этого не случилось, я взял табак и одну небольшую доску, обмазанную медом, поднялся к дуплу, прикрепил доску внутри, разложил на ней табак и зажег его. Вскоре появились и дым, и пар. Теперь я был почти уверен, что пчелы навряд ли при таких обстоятельствах захотят возвратиться в родное гнездо. Путь к исследованию ствола дерева изнутри отныне был свободен.