Чтобы ни в коем случае не причинить ей вреда, я поступил следующим образом: улучив момент, набросил строптивице на голову носовой платок, который достал из кармана. Затем, отогнав Билли, приготовил петлю из крепкого шпагата и перетянул ею ноги дрофы, сложил два ее крыла вдоль тела и обвязал вокруг веревкой. Конечно, все это было совсем не просто, мне тоже досталось от воинственной птицы, но все же я сумел усмирить ее и подготовить к перевозке. Казалось, удача вновь сопутствовала нам.
Я уже строил планы насчет дрофиной фермы, когда мы вместе с пленницей возвращались к нашему семейству. Завидев нас, отдыхавшие Эрнст и Жак сразу вскочили и закричали в один голос:
— Ой, красивая какая!
— Ваша правда, — согласился я.
Привязав добычу к повозке, мы пошли дальше к Обезьяньему леску. Конечно же Фрицу пришлось повторить для матушки и любопытных братьев рассказ о том трагикомическом событии, после которого, собственно, лесок и получил это название.
Рассказ брата не заинтересовал только Эрнста. Отойдя в сторонку, он с удивлением рассматривал окружающие деревья; потом, облюбовав одну из кокосовых пальм, лег под ней, восхищенно провел взглядом по высокому и стройному стволу и вдруг заметил свисающие под кроной великолепные гроздья кокосовых орехов. Мальчик почему-то растрогался до слез. Я незаметно подошел к нему сзади и рад был видеть проявление чувств у сына. Но тут Эрнст воскликнул — громко, трагическим голосом:
— Ух как высоко, страшно высоко!
— Что, видит око, да зуб неймет? Ты, наверное, хотел бы, чтобы они падали прямо тебе в рот? — пошутил я.
— Подумаешь, орехи! Эка невидаль! — изрек маленький хитрец. — Грызть их — только зубы портить.
Не успел он вымолвить эти слова, как с высоты прямо перед ним упал в траву один огромный орех; ошеломленный Эрнст едва отпрыгнул в сторону. Не успел он перевести дух, как с чудного дерева упал второй орех.
— Эге, — сказал мальчик, — все словно в волшебной сказке! Стоит загадать желание, и оно тотчас исполняется.
— Однако волшебник, который тебя так привечает, имеет, думаю, обезьянье обличье, — предположил я. — Он сидит на верхушке дерева и, бросая орехи, вовсе не собирается кого-то угощать лакомствами, скорее вежливо просит удалиться.
Мы подобрали оба плода и, рассмотрев как следует, установили, что их никак нельзя назвать ни перезрелыми, ни вялыми, ни испорченными. Почему же они упали с дерева? Мы обошли несколько раз вокруг пальмы, запрокидывали головы, тщательно рассматривая все мало-мальски подозрительное, но, к сожалению, ни на шаг не приблизились к разгадке. Подошли с матушкой ребята и тоже ничего особенного не обнаружили.
Но вот, ко всеобщему изумлению, еще два ореха упали к нашим ногам!
— Ничего не скажешь, наш волшебник не только фокусник-невидимка, но еще и очень благородный господин! — восхитился Эрнст. — Когда нас было двое, он сбросил два ореха;- когда число гостей возросло, он принял меры и подал в два раза больше. Будем же джентльменами, вскроем один орех и поднимем тост за здравие кудесника!
— Да, да! — подхватил Жак, усмехнувшись. — Чародей вот только позабыл обо мне и Франце. Пусть он поколдует и сбросит еще пару орешков, хотя бы небольших, вот тогда мы и провозгласим здравицу в его честь.
— Ой, ой! — закричал вдруг Фриц. — Я вижу его! Папа! Ух, какой страшила, плоский и круглый, величиной с мою шляпу, и еще — две ужасные клешни… он спускается вниз по дереву.
Франц поспешил спрятаться за спину матушки; Эрнст тоже огляделся по сторонам, выискивая место, куда можно надежно укрыться; Жак поднял ружейный приклад и стоял, готовый принять бой. Мы с любопытством взирали на дерево, удостоившееся столь редкого посетителя.
Неизвестное нам животное спускалось медленно, как бы нехотя. Когда оно было совсем недалеко от нас, Жак ударил по нему ружьем, но промахнулся, и зверюга вдруг, как бы прыгнув, оказался на земле. Теперь он явно перешел в наступление, двигался проворно, растопырив клешни.
Говоря по справедливости, Жак защищался храбро, но ему, как всегда, не хватало выдержки: он торопился, наносил удары как попало; противник же, наоборот, умело пользовался тактикой защиты и нападения; наконец, устав от бесплодной борьбы и, вероятно, помня печальную историю с крабом, Жак развернулся и побежал. Братья громко засмеялись. Тогда он остановился, подумал немного, затем положил ружье и вещевой мешок на землю, снял куртку, натянул ее меж руками и пошел с вызовом на врага. Одним махом он набросился на зверя, упал на него и, придавив всем телом, подвернул под него куртку и только тогда начал сильно колотить кулаками, приговаривая:
— Попался, негодяй! Теперь я проучу тебя! Увидишь, как следует вести себя в приличном обществе!
Я смеялся от души, наблюдая за этой сценкой, но потом все же поспешил сыну на подмогу — подбежал, замахнулся топориком и хорошенько ударил по круглому комку, не сомневаясь, что с одного удара убью неизвестное животное.
Потом отбросил куртку, и мертвое чудовище предстало перед моим взором во всем своем грозном обличье.
— Нет, вы только посмотрите, какая тварь! — ужаснулся Жак. — Я бы не вошел в раж, если бы не его преотвратительный вид. А как называется сие чудище?
— Это пальмовый вор,[27] — сказал я, — но если тебе угодно точнее: особой породы рак; сегодня ты вел себя достойно, если и впредь будешь так поступать, я возведу тебя в сан рачьего рыцаря. Хочу обратить твое внимание вот на что: наш «фокусник-невидимка» принадлежит, как мне кажется, к кокосовым крабам; кокосы им явно по душе, но, чтобы раскрыть скорлупу ореха, требуется не только сила, но и хитрость. А хитрый противник, какой бы величины он ни был, опасен для ребенка.
Так рассудив, я погрузил краба и кокосовые орехи на сани, и мы продолжили путь. Некоторое время пришлось продираться сквозь заросли кустарника, потом, выйдя на открытое место, увидели несколько правее, в стороне от берега, тыквенный лесок, выбрали там уютное местечко и расположились лагерем.
Мы восхищались — разумеется, каждый на свой лад — красотой деревьев и необычными, причудливо растущими плодами. Тыквы имели разную форму и разные размеры. Решив увезти несколько, а остальные обработать на месте, мы собрали целую гору плодов и начали разрезать, пилить и вырезать их. Никто не сдерживал свою фантазию. Поначалу я изготовил красивую корзину для яиц, верхнюю часть закруглил дугой и укрепил над выдолбленной нижней; потом занялся производством сосудов с крышками для молока и сливок, с этой целью верхнюю, очищенную часть сразу укладывал на подготовленную нижнюю. Сделал еще сосуды для воды, прорезав сверху одно круглое отверстие диаметром приблизительно в ширину пальца, а мякоть выгреб с помощью песка и гальки. В конце концов появились у нас и более мелкие тарелки, и более глубокие миски, и даже соты для пчел, и гнезда для голубей и кур, сделанные из самых больших тыкв с просверленными в них отверстиями. Получилось настолько симпатично, что Франц пожалел, что вырос: по его словам, он был не прочь обосноваться в таком домике. Гнезда для голубей было решено прибить гвоздями на ветках дерева, а куриные гнезда, рассчитанные также для уток и гусей, поместить у ручья и под корнями дерева в Соколином Гнезде, основав там фермерские хозяйства.
Конечно, нельзя утверждать, что все произведенные предметы были отличного качества; многие получились неуклюжими или кособокими, на вид довольно неказистыми. Но для простого обихода они вполне годились, поэтому мы решили взять с собой как можно больше этих тыквенных самоделок.
Матушка и Франц, как всегда, занимались кухней — поджарили несколько выкопанных по дороге картофелин. Нашли они еще и необычные фрукты, запахом напоминавшие яблоки. Плоды эти были мне незнакомы, поэтому я не советовал к ним прикасаться. Однако господин Щелкунчик был тут как тут. Он потихоньку стащил и лихо умял, причем с явным удовольствием, несколько «яблок». Привязанная за ногу длинной веревкой к дереву дрофа тоже без страха и сомнения заглотнула предложенные ей несколько ломтиков. У ребят после этого еще больше разыгрался аппетит, и они умоляюще уставились на меня. И я принял решение. Мы вместе отведали странный фрукт и единодушно одобрили его вкус. Теперь я почти с уверенностью мог сказать, что это так называемые гуайявы[28] — съедобные плоды из Вест-Индии.