— Правильно поступил, сынок, — заметил я. — Свинье, может, и не вредно, а для человека еще как! Когда придем, посмотрю твои коренья. Где ты их нашел?

— Бродил просто так, — объяснил Эрнст, — и нечаянно наткнулся на свинью, она рыла под маленьким кустиком и с жадностью проглатывала то, что добывала из земли. Я прогнал ее и нашел пучок больших корней.

— Возможно, это маниок, — заметил я, — растение, из которого в Вест-Индии выпекают хлеб, или лепешки, называемые кассавой. Если мое предположение верно, значит, ты тоже сделал открытие! Будем выпекать хлеб! Хлеб да картошка спасут нас от голода, а выпекать хлеб не такая уж большая проблема.

В расспросах и обсуждениях незаметно прошло время. Подойдя к Соколиному Гнезду, мы тотчас же принялись разгружать возок, так как хотели до наступления ночи сделать еще один рейс. На хозяйстве оставили матушку и ее помощника Франца, наказав, чтобы они приготовили вкусную еду для восстановления потраченных сил и поднятия духа.

Добравшись до причала нашей флотилии, мы снова загрузили доверху возок. Взяли ящики, четыре колеса и ручную мельницу, необходимую для обработки маниока, а в образовавшиеся просветы засунули мелкие предметы. Приобретенные богатства сулили нам безбедное существование на острове, поэтому как-то легко и радостно стало на душе. Возвратившись в Соколиное Гнездо, несмотря на усталость, я поднял еще, смеясь и играючи, несколько матрацев наверх, конечно, с помощью блоков. А затем, возблагодарив Бога за удачный день, мы все уснули крепким сном.

На следующий день я встал до рассвета, решил отправиться к причалу, чтобы проверить крепление катамарана и плота. Ребят не будил. Пусть поспят, ведь они заслужили отдых! К тому же дети, как правило, спят дольше взрослых.

Стараясь не шуметь, я спустился осторожно по лестнице. Доги приветствовали меня радостными прыжками, почуяв, что скоро в дорогу; петух кукарекал и бил крыльями, а козы приветливо блеяли. Только осел — а он-то как раз и был мне нужен — находился в состоянии сладостной полудремы, стоял, покачивая бестолковой головушкой, и, казалось, не имел особого желания куда-либо двигаться.

Поведение осла не остановило меня. Я запряг его одного, так как корову матушка должна была выдоить, скомандовал собакам «вперед» и сам побежал рысцой, обуреваемый противоречивыми чувствами — сомнением и надеждой. К счастью, и плот, и катамаран стояли на месте, хотя прилив, как я заметил, несколько приподнял их за ночь, но свинцовые колоды и железный рычаг, заменявшие якорь, держались крепко. Я взошел на плот, выискивая груз для серого ослика; взял немного не только потому, что решил проявить милосердие, а потому, что боялся опоздать к завтраку. Торопился, погонял вислоухого, вогнав и его, и себя в пот. Но торопился я, как оказалось, напрасно. В нашем царстве стояла мертвая тишина — ни вздоха, ни шороха, хотя солнце вот уже больше часа сияло на голубом небе.

Тут я устроил такой тарарам, будто разразилась небывалая буря. Первой проснулась матушка. Она спрыгнула со своего ложа и весьма удивилась тому, что день уже стоял в разгаре.

— Знаешь, — сказала она, — эти матрацы обладают волшебным свойством убаюкивать, вот я и проспала. Видно, и ребят они тоже заворожили.

В самом деле, дети никак не могли по-настоящему проснуться: зевали, потягивались и снова засыпали.

— Подъем, подъем! — закричал я громко. — Лентяи! Сони! Добрые молодцы встают по первому зову.

Фриц, как и следовало ожидать, откликнулся первым, а Эрнст, как и следовало ожидать, последним.

Прочитав молитву и плотно позавтракав, мы поспешили на берег, чтобы полностью разгрузить плот до наступления прилива.

Работали дружно и слаженно, успели дважды погрузиться и разгрузиться. Когда море стало подступать к нашим корабликам, я и Фриц, распрощавшись с родными, прыгнули в катамаран и стали выжидать, когда он сможет двигаться по воде. И тут мой взгляд случайно упал на Жака: в глазах мальчишки читалась мольба. Пришлось позволить и ему подняться на борт.

Вскоре прилив подхватил нас, но, вместо того чтобы направиться к бухте Спасения и стать там на якорь, я, соблазненный прекрасной погодой, велел плыть снова к разбитому судну. Несмотря на приливное течение, свежий ветер и наши совместные усилия, сначала мы никак не могли попасть в протоку. Когда же причалили к разбитому судну, было уже довольно поздно, и я предложил быстренько собрать то, что лежало на виду. Пробежали по кораблю, подбирая предметы, которые легко можно было унести. Жак, разумеется, не послушался и вскоре появился, очень довольный, волоча за собой тачку, на которой предполагал перевозить в Соколиное Гнездо вырытый картофель. Фриц принес радостную весточку — в одном закутке корабля он обнаружил пинасу,[22] правда, в разобранном виде, но со всем полагающимся снаряжением, включая маленькие пушки.

Я так обрадовался этому известию, что бросил все и побежал смотреть тайник Фрица. Да, все верно. Пинаса! Но собрать ее и спустить на воду — дело нелегкое, это было ясно как божий день.

Пришлось пока оставить в покое пинасу и продолжить с необыкновенной прыткостью собирать в одну кучу предметы домашнего обихода и прочее, что могло пригодиться для нашего житья-бытья. Здесь были, к примеру, огромный медный котел, несколько железных пластин, терки разной формы для размельчения табака, два точильных камня, бочка с порохом и бочонок с ружейными кремнями — он особенно был мне по душе. Само собой разумеется, я не забыл о тачке Жака и даже прихватил еще несколько и в придачу взял упряжные ремни. Затем мы быстренько упаковали все и поторопились в обратный путь, чтобы успеть проскочить, пока не начнет дуть ветер с суши (так всегда бывало под вечер).

Причалив к берегу, мы без промедления стали разгружаться. Но солнце уже клонилось к закату, времени оставалось мало, и, чтобы принести домой хотя бы часть добычи, каждый взял по тачке и наполнил ее с верхом терками, железными пластинами и прочим добром.

Уже на подступах к Соколиному Гнезду услышали оглушительный лай бдительных псов-телохранителей, предупреждающих о появлении посторонних. Хорошие псы, подумалось мне, в случае опасности на них можно положиться. Потом собаки признали нас и во всю прыть помчались навстречу. Радость была неподдельной, и Жак, тащивший тележку из последних сил, чуть было не упал от бурного проявления собачьих чувств. Рассердившись по-настоящему, он пустил в ход кулаки, отплатив за дружелюбие неблагодарностью. Как раз в это время подошли матушка, Эрнст, Франц, и мы все вместе от души посмеялись над Жаком, но и пожурили его.

Затем состоялся осмотр тачек, их содержимое получило единогласное одобрение, хотя некоторое недоумение вызвали терки для табака и железные пластины. Я же решил до поры до времени воздержаться от объяснения.

Далее матушка показала с гордостью на груды картофеля, который она собрала в наше отсутствие, и на пучки корней, бывшие, по моему мнению, маниоком. Я похвалил жену за прилежание и предприимчивость.

— Ой, папа! — закричал Франц. — Это еще не все. У нас скоро будут и кукуруза, и овес, и дыни, и тыквы! Мама выкапывала картошку, а в освободившиеся ямки опускала семена. Много-много.

— Ну и болтунишка ты! — воскликнула матушка. — Не умеешь держать язык за зубами, всю обедню мне испортил! Я-то думала сделать нашему папе сюрприз.

— Не сердись и не ворчи! — успокоил я ее. — Твоя деловитость известна нам всем. Скажи только, откуда взялись семена и зерна?

— Они лежали в моем волшебном мешочке, — начала объяснять матушка, — а ваши пиратские набеги на судно натолкнули на мысль о посадке. Я подумала, что неплохо бы развести сад и возделать пашню. Но поскольку у вас на то нет ни сил, ни времени, решила сама посеять семена в картофельных лунках. Кстати, маленькие картофелины я бросала назад в землю.

— Неплохо, неплохо придумано! Но позволь и нам похвастаться: мы обнаружили на судне пинасу. Ее, конечно, еще надо собрать, но все же…