– Дорогая, – позвал я.
Она повернулась ко мне и улыбнулась:
– Да?
– Я искал письмо, которое пришло недавно. За которое я расписывался.
Со своего места я видел это письмо, но Габи не могла этого знать.
Она посмотрела на меня, не вникая в смысл.
– Из суда, по поводу денежного долга, – продолжал я. – Очень важно найти его сейчас, потому что в ближайшие десять минут мне нужно позвонить по одному из указанных в нем телефонов, а то они уйдут из офиса.
Габи медленно направилась в мою сторону.
– Очевидно, нам нужно сесть и обсудить наши финансы и все проблемы, – проговорила она. – Необходимо выработать стратегию. По-моему, мы напрасно надеемся, что все само собой образуется.
Она повернулась, чтобы идти наверх.
– Мне оно нужно сейчас. Помоги мне, – простонал я.
– Как оно выглядит?
– Стандартный конверт коричневого цвета с наклейкой «под подпись» на испанском языке. Посмотри внизу, а я поищу наверху.
Я бросился мимо нее наверх.
Я не слишком разбросал фотографии, но хотел, чтобы, когда она откроет чемодан в следующий раз, все выглядело бы примерно так же, как раньше. В моем распоряжении было тридцать секунд, которые тянулись целую вечность.
– Ты его искал? – спросила Габи, появляясь в дверях спальни.
Я был почти уверен, что она ничего не заметила, хотя и произошла секундная заминка.
Я с интересом взглянул на то, что она держала в руках.
– Нет, это я уже проверял. – Я подошел ближе, взял у нее конверт и заглянул внутрь. – О да, то, что нужно. Какой я дурак. Ведь я его уже проверял.
Габи спросила:
– Почему ты такой лжец?
– О чем ты?
– Когда ты врешь, твое лицо выглядит так… – Габи состроила гримасу. – Зачем врать насчет конверта?
– Я не врал.
Габи подняла брови. Ее губы скривились. Она прошла мимо меня к своему шкафу.
– Я надену вот это, – сообщила она, показывая мне бархатные брюки изумрудного цвета. Мне они показались ужасными, но был шанс, что на ней они будут выглядеть прилично – у нее были лучшие в мире попа и ноги. – Я купила их вчера, – сказала она. – Что думаешь?
– Фантастика.
Я спустился вниз, читая письмо.
Истцом в деле выступал банк БДМ – Банк Дерона и Мадрида. Я никогда о них не слышал, но это ничего не значило.
Я не стал им звонить. В такое время они наверняка уже закрыты. Я прохаживался, читая письмо.
Нельзя было отрицать очевидное. Я был в беде. Меня захлестывал поток проблем, но я даже не давал себе труда разобраться в них, не говоря уже о том, чтобы исправить положение. Что я предпринял в связи с письмами маньяка? Как я поступил, когда получил письмо, которое держал в руках? Какой была моя реакция на действия полиции? Ничего, ничего и еще раз ничего. Что требуется, чтобы я начал действовать? Ну, я хотя бы сходил к поверенному. Он казался довольно знающим.
– Ты позвонил по нужному телефону? – спросила Габи, уже переодевшись. Она просто старалась поддержать разговор, любуясь собой в зеркале.
– Похоже, их уже нет на месте. Я не дозвонился, – соврал я. – Куда поедем ужинать?
– В «Мандою»? – предложила она.
– Может, выберем что-нибудь подешевле?
– Да, конечно, – согласилась она. – Что?
Я внес несколько предложений, но ни одно из них Габи не устроило. В одних заведениях мы бывали слишком часто, в других ей не понравилось меню.
Мы втроем отправились в «Мандою», и каждый съел по лобстеру. Это было замечательно, но дело не в этом.
В тот момент главная проблема заключалась в том, что рядом с нами почти все время находилась моя мать и мы не могли свободно обсуждать наши дела. Часто нам приходилось ждать, когда мы окажемся в спальне. В собственном доме мы чувствовали себя как звери в клетке. Даже будучи в безопасности, то есть в нашей комнате, мы боялись, что моя безумная мать ходит по дому и подслушивает под дверью.
В ту же ночь, когда мы, уставшие, остались вдвоем в спальне, я прошептал:
– Как ты думаешь, почему писем восемь?
– Не знаю, – прошептала Габи.
– Страшно.
– Бр-р-р, – произнесла она. Но не было похоже, что ей страшно. – Как по-твоему, какая из проблем самая серьезная?
– А разве большинство из них, если не все, не составляют единое целое?
– М-м-м.
– Сейчас самая большая проблема – это то, что у нас пытаются реквизировать вещи. И полиция пристает.
– Эти две проблемы явно связаны.
– Начнем с них, – предложил я. – Есть шанс, что они не захотят преследовать сумасшедшую старушку. Возможно, нам удастся отбить мою мать.
– М-м-м, – повторила Габи уже сонно. – И мне нужно решить, хочу ли я поехать в Лондон, чтобы родить ребенка.
Мы мало обсуждали вопрос о ребенке. Я был рад, что он у нас будет, но меня потрясла быстрота, с которой мы двигались по этому пути. Я предполагал, что мужчина может испытывать отрицательные чувства, если партнерша забеременеет, но не скажет об этом, и в этом нет ничего ужасного. Мужчина раньше женщины видит всю картину в целом. Вы никогда не услышите, чтобы мужчина говорил: «Если бы я знал то, что знаю сейчас, то никогда не заводил бы детей». Возможно, потому, что они меньше ухаживают за детьми, но если учесть, что по их финансам, свободе и развлечениям наносится значительный урон, они поразительно мало жалуются и удивляются.
Думаю, ко мне все это тоже имело отношение, но гораздо больше на меня влияли проблемы последнего времени.
– Мы пробудем здесь только пару лет, – сказал я. – Позже мы сможем принять решение, отдавать ли его или ее в испанскую или в английскую школу.
– Было бы здорово остаться здесь, – заметила Габи.
– Да, – согласился я. – Хотя я не знаю, сколько еще неприятных событий должно произойти, прежде чем мы решим, что нам будет лучше дома.
– Дома? – переспросила она. – Ты имеешь в виду в Англии? Я за то, чтобы остаться здесь. Хотя я и спрашиваю себя, не стоит ли мне вернуться туда на несколько месяцев, чтобы походить на занятия для будущих мам. Как ты полагаешь?
– Делай так, как лучше для тебя.
– Кажется, я даже не думала, как буду рожать. Все время откладывала принятие решения. Я становлюсь похожей на тебя!
Глава 21
Несмотря на разнообразные потрясения, мне каким-то образом удавалось выполнять свою работу. Ведь на моей должности можно работать огромное количество часов, а можно не делать ничего: если бы я ничем не занимался, люди все равно бы строили и ремонтировали ветротурбины, а прокладка суперпровода шла бы полным ходом. В мои текущие обязанности входила такая нелепость, как ввод параметров всех офисов и мастерских в компьютерную память. До меня никто этого не делал, но, вероятно, по этим данным можно было определить, не слишком ли много тепла мы потребляем и эффективно ли функционирует наше предприятие по сравнению с другими площадками в пределах досягаемости. Весь процесс казался напрасной тратой времени, а сложность удваивалась из-за моей неспособности работать с компьютерными программами, которые имелись в нашем распоряжении.
Я немало помучился с этими программами, но ни на минуту не спускал глаз с эксцентричных персонажей из службы охраны. Еще я часто брал отгулы. Мы жили в чужой стране, поэтому мне не приходило в голову, что мне тоже положен отпуск, и я начал брать выходные, чтобы разбираться со своими делами.
Конечно, это имело и неприятные последствия – я стал проводить больше времени с мамой, которая, желая меня побесить, жаловалась на испанскую тюремную систему, точно зная, что ее слуховой аппарат не работает.
Когда моя мать впервые получила слуховой аппарат, ей сообщили, что батареек хватает на семь дней. Но Джанси была одной из тех особ, которые спят по пять-шесть часов, поэтому ее аппарат использовался до девятнадцати часов в день. В результате батарейки вышли из строя примерно через пять дней, а Джанси провела оставшуюся часть недели, тряся их и давая сюрреалистические ответы на обыденные вопросы.