Как уже было отмечено выше, для проведения в жизнь дорогостоящей и интенсивной программы военно-морского строительства была необходима единая воля господствующего класса и поддержка со стороны народных масс.

В архаичной структуре государственной власти дореволюционной России решающую роль играла позиция, занимаемая императором. Последний российский самодержец Николай II, с самого начала своего царствования питавший определенную симпатию к вопросам развития флота, после Цусимской катастрофы в гораздо более значительной мере осознал значение морской силы для государства. Хотя он и не разбирался глубоко в проблемах флота, воспринимая прежде всего внешнюю сторону его жизни, но оказывал существенную поддержку планам Морского министерства, подчас даже в ущерб более важным для безопасности страны потребностям армии.

В рассматриваемый период было также достигнуто относительное единство взглядов правительства и общества (имеются в виду, конечно, его цензовые слои) России относительно военно-морского флота. Высокопоставленные царские руководители (морской министр И.К. Григорович и министр иностранных дел С.Д. Сазонов) научились вести дела с доставшейся в наследие от подавленной революции Государственной думой, не прибегая к свойственной П.А. Столыпину тактике выкручивания рук. Да и сама IV Государственная дума, в значительной степени очищенная благодаря избирательному закону 3 июня 1907 г. от крестьянских и социал-демократических депутатов, шла навстречу пожеланиям правительства. Прикормленные правые депутаты уже не устраивали выходки в стиле В.М. Пуришкевича, пугавшего Думу перспективой появления нового Матюшенко на «Потемкине». Октябристы же сами рвались в бой, обвиняя государственную власть в насаждении пацифизма и нежелании считаться с обществом. К ним после Балканских войн примкнули и кадеты.

Значительно хуже для царизма обстояло дело с народными массами России. Идея создания флота была воспринята ими по большей части равнодушно. Здесь, помимо классовых противоречий, сказалось и пренебрежение царизма к идеологическому обеспечению широкого процесса интенсивного военно-морского строительства, как одной из важнейших компонент формирования морской силы. Последнее было уже давно осознано ведущими империалистическим державами. Разворачивая в Германии на рубеже XIX–XX вв. программу создания Флота Открытого моря, А. Тирпиц прежде всего организовал в Имперском морском министерстве специальный информационный отдел, не жалевший расходов на пропаганду в пользу создания флота. В России же правящей верхушке, взращенной в обстановке вседозволенности, даже в голову не приходило убеждать широкие массы трудящихся, несших тяжелое налоговое бремя военных и, в частности, военно-морских расходов, и которым в готовящейся войне предстояло отдавать свои жизни, в необходимости укрепления морского могущества государства. Мало чем могла помочь царизму и политически инфантильная русская буржуазия. Немногочисленные общественные организации, например «Лига обновления флота» и «Российский морской союз», не имели и десятой доли того влияния, которое имели подобные союзы в Германии или Англии. Не стоит забывать и о неграмотности населения — показателе, по которому Россия «лидировала» в Европе. Путь молодежи из широких слоев общества на капитанский мостик преграждали многочисленные сословные преграды. Выслужившимся же из нижних чинов кондукторам и унтер-офицерам флот обеспечивал лишь получение полезной рабочей специальности и некоторую страховку от безработицы. На Западе большую помощь своей буржуазии в деле идеологической обработки трудящихся оказывали соглашательские партии — социал-демократы в Германии и лейбористы — в Англии. В России же влияние подобных партий было ничтожно — это показал опыт военно-промышленных комитетов во время империалистической войны. В подобных условиях принятие «Закона о флоте», ставившего финансирование военно-морской программы вне зависимости от настроений думских фракций, являлось необходимой гарантией для последовательного создания морской силы.

Такая постановка вопроса была характерна для начала эпохи империализма, когда еще не были разработаны более тонкие технологии влияния на общественное мнение. Ту же цель преследовал, например, А. Тирпиц, первым проведший подобный закон в Германии. Впрочем, для выделения необходимых кредитов в запасе у правительства имелось и специфическое отечественное средство: чрезвычайное право о «верховном управлении страной». И хотя после его применения в мае 1909 г. П.А. Столыпиным для закладки четырех балтийских линейных кораблей к столь авторитарному приему больше не прибегали, возможность внебюджетных расходов «по именному Его Императорского Величества повелению» учитывалось Морским министерством (например, летом 1914 г., когда предполагалось заложить вне сметы два линкора с 16" артиллерией).

Но и по энергично продвигаемому в Думу царем и правительством «Закону о флоте» на создание морской силы предполагалось израсходовать громадные средства: стоимость постройки трех эскадр для Балтики должна была составить 2192,5 млн. руб. (из них на долю линейных судов приходилось 1404 млн. руб., или 64 %). Общая же стоимость постройки к 1930 г. пяти эскадр, основываясь на расчетах МГШ для создания балтийских морских сил, должна была составить 3650 млн. руб.

Осуществление столь широкой военно-морской программы самым непосредственным образом зависело от ее финансирования. В связи с быстрым прогрессом военного кораблестроения затраты на строительство линкоров-дредноутов, при переходе от каждой предшествующей их формации к следующему поколению значительно более крупных кораблей, быстро возрастали, повышая стоимость наиболее новых и крупных единиц до неслыханных доселе пределов. Эти расходы многократно увеличивались в соответствии с требованиями крупносерийного строительства линейных судов, как главного условия быстрого создания однородных в тактическом отношении соединений. Эскадрам тяжелых кораблей требовалось обеспечение в виде многочисленных кораблей и судов всех других типов, новых обширных защищенных баз, судоремонтных мощностей, центров подготовки личного состава и многого другого, что, в свою очередь, требовало очередных огромных расходов. Не будет преувеличением отметить, что как в отношении уровня затрат, так и науко- и техноемкости, многоплановости и напряженности проблема создания морской силы в 10-е гг. с системой оружия «линейный корабль» во главе оставалась наиболее сложной общенациональной задачей для каждого из государств, ставивших себе подобную цель. В данном контексте вполне уместно проведение исторической параллели между подобными морскими программами начала века и ракетно-космическими оборонными программами СССР и США 60-70-х гг.

XX столетия, сопоставимыми по их относительному уровню. Обзаведение дорогостоящими системами «предельных вооружений» в начале века, как и в наши дни, могла позволить себе только передовая в экономическом отношении, промышленно развитая и богатая страна.

В 1909–1910 гг. полоса депрессии, длившаяся с конца XIX в., сменилась экономическим подъемом. Российский капитализм сделал значительный шаг вперед в области концентрации производства. К 1914 г. крупнейшие предприятия с числом рабочих свыше 1000, составляя немногим более трех процентов числа фабрик и заводов, сосредотачивали свыше 40 % фабрично-заводского пролетариата. По концентрации производства русская промышленность занимала одно из первых мест в мире, опережая США и Германию. Именно на наиболее крупных предприятиях быстрее внедрялась передовая техника. В стране шел процесс создания синдикатов, контролировавших основные отрасли промышленности («Продамет», «Продуголь» и др.). Россия занимала четвертое место по производству угля, стали. Вместе с тем, хотя производство продукции металлургии и машиностроения динамично росло, структура экспорта России продолжала оставаться преимущественно сырьевой. Главнейшими экспортными грузами в российских портах являлись: хлеб (49,1 %), лесные материалы (28,3 %), руда (8,5 %), нефть и нефтепродукты (4,9 %)[227]. Ведущие отрасли промышленности России зависели от иностранного капитала, а некоторые из них (электротехническая, химическая) контролировались им полностью.