На мгновение он скосил глаза на морду Шарика, и Борменталь тотчас сломал вторую ампулу с желтой жидкостью……. Придаток давайте!
Борменталь подал ему склянку, в которой болтался на нитке в жидкости белый комочек. Одной рукой («Не имеет равных в Европе… ей-богу», — смутно подумал Борменталь) он выхватил болтающийся комочек, а другой ножницами выстриг такой же в глубине где-то между распяленными полушариями. Шариков комочек он вышвырнул на тарелку, а новый заложил в мозг вместе с ниткой и своими короткими пальцами, ставшими точно чудом тонкими и гибкими (опять перед нами чисто хирургическое наблюдение. — Ю. В.), ухитрился янтарного нитью его там замотать…
— Еще адреналину.
Профессор оболочками забросал мозг, отпиленную крышку приложил как по мерке, скальп надвинул и взревел:
Описанная выше операция по пересадке гипофиза целиком никогда не производилась, это хирургический эксперимент, вымышленный Булгаковым. Укажем, однако, что Филипп Филлипович пользуется доступом, разработанным русским хирургом Н. В. Богоявленским и принятым в отечественной нейрохирургии. Мозговой придаток (гипофиз) — действительно уникальный полифункциональный нейрогормональный орган, своеобразное сердце внутренней секреции, во многом предопределяющее деятельность всей эндокринной системы. Далекие лабиринты мозга, перекресток жизни и смерти… Гипофиз очень мал но размеру, у человека его масса составляет лишь 0,55—0,65 г, и Филипп Филиппович вживляет Шарику именно такую крохотную желёзку, надеясь на резкое омоложение и получив, однако, совершенно неожиданно совсем другой эффект — удлинение костей, выпадение шерсти, появление речи, прямохождение, возникновение человека…
Из тетради доктора Борменталя.
«22 декабря 1924 года. Понедельник История болезни.
Лабораторная собака приблизительно двух лет от роду. Самец. Порода — дворняжка. Кличка — Шарик… Питание до поступления к профессору — плохое, после недельного пребывания — крайне упитанный…
Сердце, легкие, желудок, температура…
23 декабря. В восемь с половиной часов вечера произведена первая в Европе операция по профессору Преображенскому: под хлороформенным наркозом удалены яички Шарика и вместо них пересажены мужские яички с придатками и семенными канатиками, взятые от скончавшегося за 4 часа 4 минуты до операции мужчины 28 лет и сохранявшиеся в стерилизованной физиологической жидкости по профессору Преображенскому.
Непосредственно вслед за сим удален после трепанации черепной крышки придаток мозга — гипофиз и заменен человеческим от вышеуказанного мужчины…
Показания к операции: постановка опыта Преображенского с комбинированной пересадкой гипофиза и яичек для выяснения вопроса о приживаемости гипофиза, а в дальнейшем о его влиянии на омоложение организма у людей… (Напомним, что термин «омоложение» мы встречаем и у С. А. Воронова. — Ю.В.).
7 января…Произносит очень много слов…..
Вид его странен. Шерсть осталась только на голове, на подбородке и на груди. В остальном он лыс, с дрябловатой кожей. В области половых органов — формирующийся мужчина. Череп увеличился значительно, лоб скошен и низок.
…
Последствия неисчислимые. Сегодня днем весь переулок был полон какими-то бездельниками и старухами. Зеваки стоят и сейчас еще под окнами. В утренних газетах появилась удивительная заметка:
Конечно, марсианин в Обуховом переулке — газетные небылицы. И все же, если чисто теоретически представить себе подобную трапсплантацию животному трупного консерванта человеческого гипофиза, его организм, возможно, прореагировал бы на подобную видовую замену важнейшего гормонального центра весьма неожиданными физиологическими реакциями. Однако Кентавр, безусловно, не возник бы, и «очеловечивания» ни пса, ни даже обезьяны, разумеется, произойти бы не могло. Таким образом, дневник доктора Борменталя целиком вымышлен. Но вымышлен так, что за каждой записью чувствуется высокообразованный врач, все подробности точны и реалистичны.
Отметим, например, что микрохирургическая операция пересадки мозгового придатка выполнена профессором Преображенским виртуозно. Кто же явился прообразом выдающегося хирурга? Ясно, что в определенной мере это С. А. Воронов. Однако, как мы уже отмечали, описывая комнаты знаменитого московского врача, Булгаков обрисовал квартиру, где жил приходившийся ему родным дядей Н. М. Покровский. Можно полагать, что в утверждении Преображенского — единственным способом, который возможен в обращении с живым существом, является ласка, ибо террор совершенно парализует нервную систему, — отражены черты мировоззрения врачей братьев Покровских, с чьими взглядами был так хорошо знаком Булгаков. Отметим, что Николай Михайлович Покровский был опытным хирургом широкого профиля, а в клинике, где он трудился, успешно развивалась реконструктивная хирургия.
О близости двух этих фигур — Преображенского и Покровского — говорят и их фамилии, характерные для генеалогии выходцев из семей священников, а также упоминание Филиппа Филипповича о том, что его отец был кафедральным протоиереем. Мы знаем, что и Покровские происходили из подобной семьи. Но есть и еще один возможный прообраз. В описании Преображенского — с остроконечной бородкой, седыми пушистыми усами, золотыми ободками пенсне, в том, что он курит папиросы, — есть некоторое сходство и с внешностью Владимира Федоровича Снегирева, например, на известном портрете работы В. Е. Маковского. Кстати, у В. Ф. Снегирева также была манера напевать любимые музыкальные парафразы и во время раздумий, и на отдыхе, и даже в ходе операций. На одном из фотоснимков он сидит с гитарой в кругу учеников. Наконец, В. Ф. Снегирев — бывший московский студент, и именно это ощущение прочных нравственных устоев Преображенский считает очень важным. Доживите до старости с чистыми руками — таково его кредо.
Однако ни С. А. Воронов, ни В. Ф. Снегирев, ни Н. М. Покровский при всем их хирургическом мастерстве не смогли бы произвести подобную операцию. Вмешательство такого типа было бы, очевидно, под силу лишь одному хирургу в Москве — создателю нейрохирургического института, крупнейшему новатору хирургии мозга Н. Н. Бурденко, успешно осуществившему к тому времени ряд операций по поводу опухолей гипофиза. Эти тонкие смелые операции получили европейский резонанс. Кстати, Николай Нилович Бурденко, как и Филипп Филиппович Преображенский, свободно манипулировал обеими руками в хирургическом поле. Очевидно, М. Булгаков знал об операциях, произведенных Н. Н. Бурденко, и, быть может, присутствовал на них.
Во всяком случае, научные взгляды Бурденко на диапазон и границы нейрохирургии, несомненно, перекликаются с научной тщательностью и глубиной, с какой Преображенский готовится к пересадке гипофиза. «Нет ни одной операции, проделанной другими авторами, не освоенной нами, — писал Н. Н. Бурденко в одной из работ, — за исключением некоторых, от которых мы отказались, остановившись не перед технической трудностью их выполнения, а из-за принципов: анатомическая доступность, техническая возможность и физиологическая дозволенность. Первые два положения неоспоримы, последнее дискутабельно (возможно, Н. Н. Бурденко имел в виду эксперименты типа модификаций С. А. Воронова. — Ю. В.). Для нас является принципом, что операция должна идти с точностью апробированного физиологического опыта, особенно в отношении вмешательств без жизненных показаний».
Но, проведя удивительный эксперимент, профессор вскоре осознает его социальную бесплодность и даже опасность. «… Вы видели, какого сорта эта операция (говорит он. — Ю. В.). Одним словом, я, Филипп Преображенский, ничего труднее не делал в своей жизни… Но на какого дьявола, спрашивается. Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно. Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого… Человечество само заботится об этом и в эволюционном порядке каждый год, упорно выделяя из массы……. создает десятками выдающихся гениев….. Мое открытие…..стоит ровно один ломаный грош…» .