— Ну-у, — протянул Уолстон, — Жак, похоже, сел на своего любимого конька.

— Так что же, Эрнст, следует из ваших расчетов? Когда прибудет «Ликорн» по-вашему? — вернулась к началу разговора Анна.

— Я думаю, что в первых числах июля, самое позднее, корвет отправится в обратный путь с дорогими для нас пассажирами, возможно, и с колонистами, пожелавшими за ними последовать. Вынужденная остановка в Капской колонии задержит их, по-видимому, до середины августа. Таким образом, корвет можно ожидать у мыса Обманутой Надежды не ранее середины октября.

— Еще целых четыре бесконечных месяца, — посетовала Бетси Церматт. — Какое надо иметь терпение, чтобы столько ждать тех, кто сейчас в море и кого так нежно любишь! Да хранит их Бог!

У женщин всегда множество домашних дел в эти дождливые дни, но и мужчины не оставались праздными. Чаще всего слышался стук наковальни и визг токарного станка. Это Уолстон, искусный механик, трудился над изготовлением того или иного предмета домашнего обихода. Помогали ему при этом Церматт, иногда Эрнст и очень редко Жак — тот при малейшем прояснении неба тут же норовил уйти из дома.

За это время всесторонне обсудили и окончательно решили вопрос о строительстве часовни. Но при определении места будущего сооружения возникли оживленные споры. Одни самым подходящим местом считали небольшую скалу на побережье, на полпути между Скальным домом и Соколиным Гнездом, чтобы из любого жилища до нее было недалеко. По мнению других, на этом месте часовня слишком открыта для сильных ветров с океана. Поэтому лучше ее поставить у Шакальего ручья, ниже водопада. Но Бетси и Мери нашли, и не без оснований, что это слишком далеко. В конце концов все окончательно решили, что часовня должна быть за огородами, на месте, защищенном от ветров высокими скалами.

Уолстон поделился со всеми своими мыслями об использовании в строительстве более прочных и устойчивых, чем дерево и бамбук, материалов. Для этих целей пригодны глыбы известняка и даже пляжные валуны, их употребляют во всех приморских деревнях в Европе. А для получения извести могут пригодиться раковины и мадрепоровые кораллы[109] — всего этого много у берегов. Надо лишь раскалить раковины докрасна, чтобы удалить углекислоту.

Работой решили заняться вплотную, как только позволит погода. И через месяца два-три часовня будет готова, к общей радости обитателей Новой Швейцарии!

В июле, то есть в самый разгар сезона дождей, начали, как всегда, свирепствовать сильные ураганные ветры, сопровождаемые беспрерывными ливнями, так что выйти из жилища стало совсем невозможно. Ливни часто сопровождались градом. Он бил по скалам с такой силой, будто кто-то стрелял картечью. Огромные пенящиеся валы вздымались на море и с глухим гулом ударялись об утесы, осыпая их сверкающими брызгами.

Во время приливов уровень воды в Шакальем ручье резко повышался, а сильный ветер пригонял приливную волну почти до водопада. Церматт опасался за состояние соседних полей и стал даже подумывать о том, не перекрыть ли водопроводную трубу, соединяющую Шакалий ручей с Лебяжьим озером, уровень которого тоже поднялся, угрожая залить поля Лесного бугра.

За шаланду и шлюпку, укрытые в глубине бухте, колонисты тоже опасались. То и дело отправлялись они проверить, достаточно ли крепко держатся якоря и предохраняют ли суда от ударов о скалы двойные канаты. Но здесь все было в порядке. А вот в каком состоянии постройки на фермах и на островах, в особенности в Лесном бугре и Панорамном холме, более других открытых ураганным ветрам?

Воспользовавшись первым днем затишья, мужчины решили добраться до мыса Обманутой Надежды. Их опасения оказались не напрасны. Обе фермы значительно пострадали и требовали основательного ремонта, но это, естественно, отложили до окончания сезона дождей.

Вечера обе семьи обычно проводили в библиотеке, где было много всевозможной литературы. Рядом со старыми изданиями, перевезенными еще с «Лендлорда», стояли новенькие книги, подаренные лейтенантом Литлстоном. Это были описания путешествий, книги по зоологии и ботанике, читаные-перечитаные Эрнстом, и, наконец, различные руководства и учебники по механике, метеорологии, физике и химии, принадлежащие Уолстону. Оказались здесь и рассказы об охоте в Индии и Африке, вызвавшие у Жака страстное желание отправиться в путешествие по этим местам.

В то время как снаружи неистовствовала буря, в Скальном доме устраивались громкие чтения или велись оживленные беседы на английском или на немецком: обе семьи владели теперь этими двумя языками достаточно хорошо, хотя иногда и приходилось обращаться к словарям. Некоторые вечера посвящали исключительно официальному языку Великобритании, другие — Немецкой Швейцарии и иногда — Французской Швейцарии, — этими языками все владели гораздо хуже. Лишь Эрнст и Анна сделали большие успехи в освоении красивого, ясного и гибкого языка, который недаром так любят и поэты, и художники, и люди науки. Все общество с удовольствием прислушивалось к разговору молодых людей, порой не понимая слов, но наслаждаясь звучанием речи.

Июль, как уже сказано, — месяц самых больших испытаний для обитателей острова. Когда бури немного поутихли, все окрестности окутал густой туман. Любой корабль, которому пришлось бы проходить всего в нескольких кабельтовых от этих берегов, не заметил бы ни гор, возвышающихся в центре острова, ни мысов, выдающихся далеко в море. Туманы затянули все побережье, угрожая гибелью кораблям, оказавшимся, подобно «Доркасу» или «Лендлорду», вблизи острова. Будущим колонистам следует заняться освещением берегов, что сделает высадку намного легче, по меньшей мере на севере.

— Почему бы нам не сделать маяк, — предложил как-то Жак. — Даже два маяка… Один — на мысе Обманутой Надежды, другой — на Восточном мысе. А если осветить еще и островок Акулы, то корабль может войти в бухту Спасения в любую погоду.

— Со временем все это будет, дорогое мое дитя, — ответил Церматт. — Но поскольку сейчас речь идет о лейтенанте Литлстоне, то ему, к счастью, не понадобятся ни маяк, ни береговые огни, чтобы стать на якоре у Скального дома.

— И все же считаю, — не унимался Жак, — что и сейчас мы в состоянии осветить побережье.

— Наш Жак никогда ни в чем не сомневается, — усмехнулся Уол-стон.

— Но почему я должен сомневаться, господин Уолстон, после того, что мы успели сделать на этой земле, и еще, разумеется, много чего сделаем под вашим руководством?

— Вы слышите этот комплимент в ваш адрес, дорогой друг? — обратился к Уолстону Церматт.

— Нет, нет! Я не забываю при этом и госпожу Уолстон, и даже Анну… — спохватился Жак.

— Ну, может быть, мне и не хватает пока знаний, — заявила молодая девушка, — но никто не может упрекнуть меня в отсутствии трудолюбия и терпения.

— А с трудолюбием и терпением… — поддержал девушку Эрнст.

— …воздвигают маяки высотой двести футов над уровнем моря, — закончил за всех Жак. — Так что я очень рассчитываю на Анну, пусть она заложит первый камень.

— Я к вашим услугам, господин Жак, — улыбнулась ему девушка.

А утром двадцать пятого июля произошел один разговор, и о нем следует упомянуть особо.

Церматт и его жена находились в своей комнате, когда к ним вошел Эрнст. Его более обычного серьезный вид и сияющие глаза свидетельствовали, что произошло что-то необычное. Он только что сделал открытие и пришел поделиться с отцом тем, что должно, по его мнению, иметь в будущем важные последствия для колонистов. Эрнст передал отцу небольшой предмет, находящийся у него в руках.

Это был один из тех камней, которые юноша подобрал на берегу во время плавания с Уолстоном к верховьям реки Монтроз.

Церматт взял камень в руки, удивился его тяжести и спросил сына, зачем он его принес и что все это означает.

— Камень стоит того, — ответил сын, — чтобы к нему отнестись с большим вниманием.

— Но почему же?

— Потому что это настоящий золотой самородок.