Катрин Арно поспешила в замок, чтобы опять нарядиться знатной дамой минувших времен. Старая служанка Огюста в конце концов отыскала потерявшуюся бальную туфельку. Одевание затянулось надолго, зато какая метаморфоза! Словно фея прикоснулась волшебной палочкой к скромным одеждам юной швеи, превратив их в роскошный наряд. А задумчивый владелец замка, ласково глядевший на Катрин, тоже, казалось, сошел со страниц сказки.

Золушка на миг скорчила гримасу. Сказка? Да нет, причуда, каприз угрюмого барона. Каприз — и ничего больше. А завтра… завтра…

Завтра? Ну что ж, завтра Золушка снова сядет у окна среди своих канареек, снова возьмется за наперсток, иголку и ножницы и опять примется шить мундиры для деревянных солдатиков, вот и все! Но зато нынче вечером она будет красивей всех, и кавалером ее будет настоящий дворянин.

Когда, краснея от смущения и радости, Катрин Арно под руку с бароном де Лa Файлем вошла в ресторан «У святого Николая-батюшки», в просторном зале, полном пирующих, внезапно все стихло. Катрин почувствовала, что все взгляды устремлены на нее. Она была почти испугана собственным торжеством. Она поискала дружеские лица в толпе гуляк. Заметив Хагена и Виркура, сидящих бок о бок, она улыбнулась им, и эта улыбка развеяла овладевшее всеми оцепенение; все еще громче заговорили и с удвоенной силой заработали челюстями.

На столике, приготовленном для барона, г-жа Копф поставила вазу с вереском, подснежниками и несколькими необычайно поздними розами. Она постелила скатерть в крупную клетку, расставила тонкие фарфоровые тарелки и хрустальные бокалы. Папаша Копф торжественно принес в ведерке со льдом бутылку рейнвейна и до половины наполнил бокалы. Барон поднял свой бокал до уровня глаз и весело посмотрел на бедную Катрин, которая, волнуясь, последовала его примеру.

Бал должен был открыться в половине третьего ночи. Прежде чем оркестр набросился на первый вальс, участники ужина попросили папашу Копфа спеть. У эльзасца был весьма приятный баритон. Все это знали и каждый год его заставляли что-нибудь исполнить. Он вяло защищался, но потом, с одобрения барона, дал себя уломать. Его коронным номером была довоенная патриотическая песня. Он спел «Легионера»:

Пускай день за днем перед сильным врагом
Склонялись два бывалых эльзасца[11],
Но к Франции любовь твердила им о том,
Что сердце неудачам не сдастся…

Потом, к великой радости собравшихся, он затянул во все горло другую песню, пользовавшуюся успехом, и все подхватили хором знакомые слова:

Часовой, не стреляй!
Из Франции летит эта пти-и-ица!

А затем гуляки стали горланить застольные песни, в которых воспевались сосиски, кислая капуста, искристое вино и пенное пиво. Вокруг стола так и ходили бутылки со сливянкой.

В промежутке между здравицами кто-то попросил спеть и Катрин. Сперва она застыдилась, но барон шепнул ей на ухо несколько слов.

Тогда она поднялась и спела выразительным и свежим голоском:

Шла по тропке утром рано
Я в своих сабо,
Шла по тропке утром рано
Я в своих сабо,
Повстречала капитана
Я в своих сабо,
Так рано!
О!.. О!.. О!..
Я в своих сабо!

Едва она допела, разразился гром аплодисментов. Тем временем открылся бал. Барон встал, и первый вальс подхватил и закружил маленькую швейку в объятиях владельца замка.

И только через час двое пятнадцатилетних пареньков, Жюль Пудриоле и его приятель, которые приняли этой ночью боевое крещение, пили и курили наравне со всеми, а потом вышли якобы размять ноги, а на самом деле подышать воздухом, потому что у обоих кружилась голова и к горлу подступала тошнота, ворвались в зал ресторана «У святого Николая-батюшки». С них совершенно слетел хмель. Оба побледнели, на лицах застыл ужас. Только что закончился танец, но пары не расходились и ждали следующего.

В наступившей неполной тишине один из мальчишек пролепетал бесцветным голосом:

— Деда Мороза убили!

Немец

Деда Мороза обнаружили возле входа в подземелье у подножия лесистого холма, над которым возвышался замок. Он лежал на спине. Его пурпурный балахон резко выделялся на снегу. Вокруг не было заметно ни единой капли крови.

— Не сомневаюсь, — проворчал Виркур, — что его хватил удар. Это было неизбежно. Слишком уж часто он закладывал за галстук.

Полевой сторож прикрикнул на мальчишек:

— Кто тут болтал про убийство? Да вы просто лыка не вязали, пьяные поросята!

— Поглядите на его шею, — сказал Пудриоле.

Хаген присел на корточки.

— Бог мой, вот это да! Беднягу задушили!

На шее фотографа запечатлелись следы пальцев. Душили с такой силой, что остались огромные синяки.

Толпа прибывала. Лампы окрашивали снег возле трупа в желтый цвет.

— Следует немедленно найти Рикоме, — распорядился г-н Нуаргутт. — Корнюсс мертв, это очевидно. И все же…

— Копф уже пошел за ним, господин мэр.

— Хорошо. Лучше всего подождать. Поскольку произошло преступление, не так ли?

«Поскольку произошло преступление…» Внезапный призрак Правосудия со всеми его атрибутами, последовательно запускаемыми в дело, — допросами, обысками и прочим — поверг каждого в состояние, схожее со столбняком.

В это мгновение раздался крик — к толпе бежал какой-то человек, которого трудно было разглядеть в темноте.

— Следы! — кричал он. — Не затопчите следы!

Круг раздвинулся. Но было поздно: два десятка человек уже вовсю утоптали снег. В незнакомце признали маркиза де Санта Клауса. Он в отчаянии махнул рукой.

— Вот досада! Здесь должны были остаться следы — четкие, как прописные буквы. Нужно найти их, теперь же найти. Это просто безумие то, что здесь наделали.

Он пожал плечами.

— Извините, сударь, — сухо возразил г-н Нуаргутт с той утроенной уверенностью, которую ему придавало его положение мэра, богатого землевладельца и хозяина игрушечной фабрики, — извините, сударь. Вы из прокуратуры? Или из полиции?

— Нет, разумеется! — оторопел маркиз.

— Какое же вам до всего этого дело?

— А! Превосходно, господин мэр. Если вы так полагаете…

Он резко развернулся и отправился назад в Мортфон.

Тюрнер спросил у Виркура:

— Что это, собственно, за субъект?

— Ты его знаешь не хуже моего. Некто господин де Санта Клаус.

Вернувшись в Мортфон, маркиз первым делом направился к Каппелю, но не застал его дома. В конце концов он обнаружил ризничего перед оградой у дома священника в обществе Копфа и доктора Рикоме, спешно приглашенного к аббату Фуксу. Сердце кюре, весь вечер сопротивлявшееся несчастью, уступило и билось едва слышно. Состояние священника внушало такое беспокойство, что решено было вызвать из Нанси машину «Скорой помощи». При всем том доктор прилагал все усилия, чтобы ободрить Каппеля, который потерял самообладание. Узнав от Копфа печальную новость, Рикоме вместе с ним торопливо удалился.

Погода угрожающе менялась. Вслед порывистому северному ветру поднялся настоящий вихрь, мощный и резкий, неистово свистевший в кронах. Катрин Арно почувствовала, что волосы ее заледенели. Она испуганно вскрикнула: пошел сильный снег.

Мэр терял терпение:

— Где же, в конце концов, Копф и Рикоме?

В тот же миг в темноте замелькал свет большого фонаря. Это были они.

Доктор осмотрел труп.

— Это убийство, — подтвердил он. — Типичное убийство! Нужно вызвать оперативную бригаду. Как бы то ни было, оставлять тело здесь нельзя. Будьте добры, помогите мне кто-нибудь…

вернуться

11

Имеются в виду департаменты Нижний Рейн и Верхний Рейн, из которых состоит Эльзас, с 1871 по 1918 г. отнятый у Франции Германией.