«Туристам показывают то, чего нет. Любая достопримечательность в Европе облеплена одинаковыми отелями, одинаковыми узкими улочками с бесконечными ресторанчиками и сувенирными лавками. Туристы могут увидеть только туристические места, главной достопримечательностью которых являются они сами».

Мнение Константина никто не разделял.

– Костя, а в Москве вы можете увидеть Сикстинскую капеллу?! – возражала Людмила Петровна. – Я всегда мечтала её посмотреть!

Она знала о Древнем и средневековом Риме больше любого экскурсовода, они от неё много чего узнали, и Константин больше не рассуждал о бессмысленности. Людвика знала итальянский так же небрежно, как и русский, и прекрасно везде ориентировалась. Антонио оказался бесподобным знатоком итальянских вин и сыров.

Когда они побывали в магазине сыров, запахи которых не смог бы себе представить человек с самой буйной фантазией, с ароматами, беспрепятственно проникающими в самую душу неискушённого русского человека, Константин возмутился:

– Почему у нас в России сыры никогда не пахнут? Прямо носом упрёшься в этот сыр – и ничего!

– Есть многое на свете, друг Гораций! – философски отвечал Антонио.

– Зато у нас есть медовуха, блины с красной икрой, селёдка под шубой, – напомнила Людмила Петровна.

– Это не то! – сказал Константин.

– Что значит не то?! – возразил Антонио. – В медовухе и блинах с красной икрой – вся русская национальная идея! А тебе не нравится!

– Нравится! Но почему сыр не пахнет?

– В русская сыр нет итальянский тонкость, – ответила Людвика.

«Может быть, мы приехали сюда только для того, чтобы Людвика сказала о тонкости?» – Константин посмотрел на неё.

Людвика смотрела на него. Она, конечно, не думала о сыре.

– Если в тебе нет тонкости, то не увидишь её в другом человеке, – говорил Константин, когда они с Антонио сидели в парке под пинией. – Но узнаём мы то, чего не было! Нам потом кажется, что это и раньше было, просто мы этого не замечали. На самом деле мы познаём то, чего нет! И оттого, что мы это познали, это нечто появляется! Ты понимаешь, как устроен мир?!

– А может быть, в мире, как в Греции, есть всё, только нам не всё доступно? Ты же не долго смотрел ей в глаза. Ты подумал, что умрёшь?

– Не знаю. Люди когда общаются, у каждого свой тон, какой-то свой диапазон для общения с каждым конкретным человеком, они обозначают нейтральную территорию, на которой могут общаться. У Людвики ничего подобного нет!

– Конечно, она же смерть.

– Ну, Антонио! Это метафора! Я не верю! – сказал Константин.

– Но в глаза не смотришь! – пожал плечами Антонио. – Нам Людмила Петровна говорила, что, когда входишь в тонкие сферы, всегда идёшь рука об руку со смертью. Наверно, это она чувствовала, когда боролась с нашим тираном.

– Мне приснился интересный сон, – сказала Людмила Петровна за завтраком. – Как будто люди моют себе головы мраморным шампунем и постепенно превращаются в мраморные статуи из живых людей. Превращение происходит постепенно, сначала процессы происходят с головой, потом этот шампунь проникает по всему телу, но тело ещё относительно гибкое и подвижное. Мрамор вначале как тёплый пластилин или воск. Люди расходятся по соборам, базиликам и площадям, занимают постаменты и там, на местах, уже окончательно превращаются в мраморные скульптуры.

– Рим – подходящий город для такого сна! – покивал головой Антонио.

– Причём они все были очень довольны тем, что увековечивают себя, им не жалко было ради этого терять оставшуюся часть жизни. Некоторые были совсем ещё молодыми, ничего в жизни сделать ещё не успели, но уже были очень честолюбивыми.

– А мне кажется, что ваш сон навеян выступлением живых статуй, – сказал Константин. – Вчера, у фонтана!

– Может быть, – согласилась Людмила Петровна. – Можем ещё раз их посмотреть!

– Мы пойти туда к часа дня! – предложила Людвика, и все согласились.

Вчера напротив фонтана Треви они заметили человека, нарядившегося в статую, с загримированным белым лицом. Он стоял неподвижно, и было вначале непонятно, живой ли это человек или какая-нибудь восковая скульптура. Но «скульптура» внезапно начала двигаться, к радостному восторгу пугливых туристов. Стало понятно – человек!

Подошел скрипач и заиграл. Тут же появилась девочка-балерина с таким же загримированным лицом. Юная шкодница своим шаловливым танцем старалась «оживить статую». Она убивала публику наповал своими ужимками и дразнилками. Казалось, для статуи это большое испытание – не рассмеяться! Все гадали: рассмеётся или не рассмеётся?

Девочка привела туристическую публику в полный восторг. Вдоволь натанцевавшись и накривлявшись, сделала очередное па и, встав в капризно-разочарованную позу, «замерла навек». Статуя мужчины ожила, раскланялась, легко взяла в охапку девочку, превратившуюся в статую, и привела в действие свою шляпу для сбора монет и купюр. То же сделал со своей шляпой и скрипач. После чего они втроём раскланялись и ушли под звуки скрипки и аплодисменты.

– Сколько здесь народу! Уже так близко не подойти, как вчера, – сказала Людмила Петровна.

– А не будет сегодня выступления! – откликнулась женщина, проходившая мимо и неожиданно оказавшаяся соотечественницей.

– Почему не будет?

– Они уже куда-то уехали, вчера было последнее выступление.

– Как жалко! Хотелось ещё раз посмотреть на эту игривую итальянскую девчонку!

– А девочка, кстати, русская, её Ксенией зовут.

– А как же она здесь оказалась?

– А я не знаю, я такая же туристка, как и вы! Я спросила – мне ответили!

В Ватикане на площади Святого Петра к Константину подошли две обаятельные девушки в колоритных итальянских народных платьях, они собирали подписи туристов на длинных разноцветных свитках. Девушки что-то говорили по-итальянски, ясно было, что они просят Константина расписаться в свитке.

Приятно оставить свою подпись на такой величественной площади! И почему бы не сделать девушкам приятное?! Константин с удовольствием расписался. Над ним потом смеялись. Не потому, что он подписался неизвестно под чем, а потому, что стало известно, под чем он расписался.

Это была акция в поддержку священника, отца Петро. Католический священник из Рима был вызван в окружной американский суд города Лос-Анджелеса, где судья Моргенштерн готовился предъявить ему обвинение в мошенничестве. Исковое заявление в окружной суд поступило от гражданина Соединённых Штатов Фердинанда Монтана, отбывающего в местной тюрьме сорокалетнее заключение за мошенничество и различные валютные махинации.

Не далее как в прошлом году Фердинанд Монтана побывал в Ватикане, где в соборе Святого Петра отец Петро отпустил ему все грехи, имеющиеся на данный момент. Сразу по возвращении в Соединённые Штаты Фердинанд Монтана был арестован и несколько месяцев спустя приговорен судьёй Моргенштерном к сорокалетнему тюремному заключению.

– Разве Бог позволил бы, чтобы безгрешного человека засадили в тюрьму на сорок лет?! – возмущался Фердинанд Монтана.

Фердинанд Монтана перед исповедью щедрой рукой пожертвовал церкви через отца Петро значительную сумму денег. Отец Петро не отрицал сам факт пожертвования, но в сумме пожертвования они не сходились. Либо кто-то из них завышал сумму, либо кто-то её занижал, что должно было выяснить следствие.

История получила большой резонанс в обществе. Католическому священнику предстояло доказать в американском суде существование «Господа Бога», а также свои личные полномочия от «Бога» по отпущению грехов, в противном случае ему грозило обвинение в мошенничестве.

Судья Моргенштерн, несмотря на свою молодость, зарекомендовал себя как самый непредвзятый судья штата Флорида, и то, что он воспитывался в католической семье, ровным счётом ничего для него не значило.