МУХУ ЗАКАЗАЛИ

Максимыч Стукач оказался гораздо хитрее, чем думал Альфред. Когда Альфред ночью для тренировки прокрался в палату, в которой лежал Максимыч Стукач, на месте его не оказалось. Постель была пуста, а сам Максимыч прятался в это время где-то под соседней кроватью. Это Альфред понял, когда уже выходил из палаты. А утром Максимыч уже поменялся местом с другим больным, который ночью сбегал из отделения и вернулся обратно, искусанный собаками.

Альфред этой ночью и не планировал убивать Максимыча, но даже внезапно появиться перед Максимычем пока не получалось.

«Нужно более чётко улавливать момент, – решил Альфред, – и уже не упускать его».

Альфред старался, чтобы как можно меньше людей знало о его совместных с Самураем тренировках. Но Эллочка, конечно же, внезапно влетела в палату и застала их врасплох, хотя Эллочки и не нужно было опасаться.

Уставший от физических упражнений Альфред пытался отдышаться, сидя на кровати, а в центре палаты Самурай с голым торсом в лёгком танце наносил серии ударов по невидимому противнику.

– А ты выглядишь, как настоящий воин-самурай! – сказала Эллочка с восхищением.

– А я и есть настоящий воин-самурай, – с вежливым поклоном головы ответил Самурай, – и ты всегда можешь на меня рассчитывать как на воина.

– И ты сможешь защитить меня от противника?

– Скажи мне, кто твой противник, и я его уничтожу, кем бы он ни был!

– Убей, пожалуйста, муху, Самурайчик!

– Муху Долговязого?

– Да!

– Слушаюсь и повинуюсь! – с поклоном ответил Самурай.

ТЕНЬ ИЗ ВЕЧНОСТИ

Так получилось, что Дмитрий не пошёл на обед. Когда позвали в столовую, все были готовы к этому и сразу пошли. У Дмитрия одна тапочка оказалась заброшенной под кровать, и Дмитрию пришлось лезть за ней. Когда он достал тапочку, то все уже вышли из палаты. Дмитрий мог бы легко всех догнать, ведь он собирался пойти вместе со всеми, но почему-то вдруг не стал делать этого. Всё ли из того, что мы делаем, разумно и объяснимо?

Дмитрий сел на кровать и замер: «Меня сейчас здесь не должно быть». Он представил себе, как догоняет других, идёт вместе с ними и садится за стол.

«Иисус, конечно, будет говорить что-то потрясающе важное, но я этого не услышу. Я что-то упускаю. Люди, как магниты, притягиваются к каким-то событиям, и для них играется великий спектакль, но где-то магнит может оказаться слабым, и человек на какое-то время может выпасть из мироздания и оказаться неучтённым».

Дмитрий прислонился к стене головой и закрыл глаза.

«Если о моём существовании кто-нибудь вспомнит и придёт за мной, то я пойду на обед. Но скорее всего никто не вспомнит. Раньше бы я обиделся, но теперь понимаю, что на самом деле никто никому не нужен. Это вокруг каждого человека что-то вроде магнитного поля. Если оно заполнено, не важно кем, а жизнь человека насыщенна, то из его жизни легко может кто-то выпасть, оказаться лишним. Вчера человек мог быть душой компании; сегодня о нём по инерции будут осведомляться, и если он сам ослабит своё магнитное поле, не будет активно напоминать о себе, то завтра о нём никто и не вспомнит».

Дмитрий открыл глаза и посмотрел на часы.

«Вот и всё! Я воспользовался законом тапочки, застрявшей под кроватью, чтобы убедиться в том, что никто персонально никому не нужен. Нужна только заполненность, а все рассуждения о дружбе, любви, духовной близости – это лишь интерпретации какого-то малоизученного почти физического закона. Обидно, да?»

Одиночество!!! Оно пронзило пространство вокруг Дмитрия.

«Хочется, чтобы всегда вокруг были близкие люди, для которых можно рассказать анекдот, поделиться чувствами, что-то вспомнить, как-то пошутить. Человек как нищий – ему нужны другие. Иисус, наверно, сказал бы, что Бог всегда и везде. Но с Богом не интересно, интересны люди».

Дмитрий снова открыл глаза, он был в состоянии полусна. Он заметил Иисуса, стоящего у окна со скрещенными на груди руками. Дмитрий взглянул ему в глаза. В них было спокойное одиночество. Иисус просто подтверждал: одиночество неизбежно. От него никуда не деться! И все к нему придут, каждый в своё время. И всякий человек обречён на одиночество. Не нужно было никаких слов, всё было предельно ясно.

Ярко светило летнее солнце, и Иисус отбрасывал длинную тень. Дмитрий сел на край кровати и смотрел на эту тень.

«Что понимают христиане?! Распятие на кресте, любые физические муки – это ничто по сравнению с одиночеством». Слёзы сами собой наворачивались на глаза, тень перед глазами играла.

Вошла медсестра Эллочка, держа в руках коробку с какими-то медикаментами. Она остановилась и замерла на месте, глядя на Иисуса.

Все трое пребывали в Вечности. Сколько это продолжалось, не имеет никакого значения. Тому, кто там не был, этого не объяснишь. Слёзы текли из глаз Дмитрия, он снова закрыл их.

«В вечности все одиноки. Все живые существа умирают, чтобы избежать участи Вечного Одиночества. Они все для одиночества ещё очень слабы, кишка тонка! Люди любят философствовать о вечной жизни, о бессмертии души, но они на самом деле не хотят знать, что за этим стоит».

Когда Дмитрий снова открыл глаза, Иисуса и Эллочки в палате уже не было. На полу осталась лишь тень Иисуса, его тень из Вечности.

БИТВА САМУРАЯ

Самурай быстро понял, что Муха умеет читать мысли. Но у того, кто привык действовать между жизнью и смертью, нет времени на удивление и размышления. Самурай действовал молча, и нахальная Муха в какой-то момент потеряла бдительность.

Самурай нанёс удар мокрым полотенцем, но чуть-чуть промахнулся. Муха в панике заметалась и, вместо того чтобы полететь в открытую дверь, полетела к окну.

– Батюшки! Убивают ни в чём не повинную! – подумал Альфред, находившийся в палате, голосом противной старухи.

Эта же фраза пронеслась в голове Дмитрия, который лежал и читал книгу. Хотя в палате никто ничего подобного произнести не мог. Дмитрий потом долго размышлял над этой загадкой.

Самурай в два прыжка настиг Муху и ударил по ней полотенцем.

«Она упала как раз на то место, где у окна любил стоять Иисус», – отметил про себя Дмитрий. Муха упала на пол и была раздавлена!

В тот же момент раздался нечеловеческий вопль Долговязого. Через минуту он появился в дверях палаты. Он издавал вопли и рыдал, но не как взрослый человек и не как ребёнок. Это были вопли, рыдания и стенания дебильного существа. И они ни у кого не могли вызвать сочувствие, только отвращение! Хотя рыдал он и вопил, без сомнения, искренне, от всей своей мерзкой души!

Долговязый встал на колени перед раздавленной Мухой. Крупная дрожь в ритм с воплями сотрясла его тело. В этот момент взорвалась электрическая лампочка, висевшая под потолком. Осколки посыпались на Самурая, но он даже не шелохнулся. Долговязый руками собрал останки мухи, сложил их на свой грязный носовой платок и направился к выходу. Потом повернулся к Самураю.

– Ти-ти? – сквозь вопли произнёс он, сделав недоумённо плаксивую гримасу.

– Хоть раз будь мужчиной, смотреть противно! – ответил Самурай.

МУ-МУ-ХА!

Ни на кого не обращая внимания, Долговязый шёл по коридору и истошно выл, неся перед собой то, что осталось от мухи. Весть об убитой мухе мгновенно распространилась по отделению. Все выходили из палат, чтобы посмотреть на Долговязого. А выл он отвратительно, и вышедшие из палат тут же заходили обратно. Сочувствовать этому было невозможно.

В коридоре стоял Дядя Ваня.

– Покайся во грехах, Сатана! – произнес Пророк.

– Ти-ти? Грехи? – от удивления Долговязый обрел дар речи. – Ты совсем потерял голову, Иоанн! Это все люди! Я даже мухи ни разу не обидел! – И пошел дальше, скуля и завывая.

Долговязый шёл к выходу из отделения. Санитар – это был один из телохранителей Станислава – мысленно уже представил себе, как он разворачивает Долговязого обратно, отгоняя от дверей отделения. Но случилось иначе! Когда Долговязый был уже близко и нужно было действовать, телохранитель забыл, как нужно начинать двигаться. Каждое произвольное движение, которое совершает человек, с чего-то начинается, и никто никогда не задумывается над тем, с чего же оно начинается: двигается и всё.