Кузнецов поднялся, собрал книги, всем видом показывая, что посетителю пора откланяться.
«Что же делать? — соображал Бурмин. — Уйти? Но разговор-то не окончен... Вызвать его в управление? Не годится. Он может замкнуться. Все объяснять пока преждевременно».
Он положил фотографию в портфель, застегнул его и задержался у иконы. На большой доске, должно быть, на боковой створке, была изображена фигура ангела в зеленовато-синем одеянии. По сравнению с новгородским Георгием она казалась скромнее, будничней. И хотя южная темнота лица ангела и тонкие черты с прямым длинным носом — от Византии, в выражении глаз и рта, немного припухлого, по-юношески наивного, было много схожего с обликом славянского отрока.
Бурмин внимательно рассматривал икону.
— Это, должно быть, шестнадцатый век, — обратился он к Кузнецову, — икона напоминает голову ангела из Дмитровского собора, хотя написана позже лет на триста-четыреста.
Кузнецов с удивлением и интересом смотрел на Бурмина.
— Совершенно верно. В самом деле, написана в шестнадцатом веке псковским мастером. Она была частью иконостаса и должна была смотреться с большого расстояния: видите, как очерчен контур. И потом, псковская икона более драматична, нежели новгородская, и краски беднее, вместо золотого фона — охра. Но мне такая живопись ближе — люблю сдержанность. Это мой любимый образ, и я рад, что вы его оценили. Так и быть, покажу вам еще кое-что. Простите только мое любопытство: что за странное сочетание — ваше ведомство и вдруг знание искусства, тем более икон?..
Бурмин улыбнулся простодушно:
— Специалистом себя не считаю, но основы изучал.
— Как это понимать? Теперь, выходит дело, и эм-вэ-дэ, — Кузнецов нарочно растянул это слово, — свои кадры учит разбираться в искусстве?
Бурмин ответил сдержанно:
— При надобности учит и этому, но я еще прежде изучал основы искусствоведения, для моей работы это необходимо.
— Выходит дело, отстаю от жизни. Живу, значит, старыми представлениями. Вы уж извините за неумеренное любопытство.
— Признаться, заочно я с вами давно знаком. И с монографией о вас. Иллюстрации ваши собираю...
— Вот даже как? Но пришли-то вы ко мне по заданию!
— Нет. Просто была необходимость посоветоваться со знатоком, и это меня обрадовало как предлог для знакомства с вами... и дело требует заключения такого специалиста, как вы.
Кузнецов посмотрел на часы:
— У меня еще есть время, мы можем побеседовать...
ДЕТЕКТИВ И ЖЕНЩИНА
Из раскрытого окна в комнату со двора доносился шум: крики и смех детей, лай собаки, джазовые ритмы транзистора. Бурмин уже давно беседовал с искусствоведом Ниной Ивановной Озерцевой. Он пришел к ней, чтобы выяснить, кто из живописцев занимается реставрацией, с кем ему полезно познакомиться в связи с делом о муренинской коллекции. Бурмин рассчитывал на ее возможную помощь, ведь ему стало известно, что Озерцева пользуется у художников уважением и круг ее знакомств довольно широк.
При первом взгляде на Озерцеву привлекали внимание ее глаза, голубовато-серые, отененные густыми ресницами. Их живое выражение говорило, что она человек эмоциональный, в манере же и в разговоре ей подчас были свойственны сдержанность и даже некоторая суховатость.
Бурмин обратил внимание на ее каштановые с медным отливом волосы, на приятный матовый оттенок лица, какой часто встречается у людей с рыжеватыми волосами.
Бурмин поймал себя на том, что, кажется, слишком засмотрелся на эту привлекательную женщину, и поспешил начать разговор о деле, приведшем его сюда.
— Нина Ивановна, кого из художников, работающих в историческом жанре, вы считаете наиболее интересным?
— Пожалуй, Алексей Николаевич Горский. У него давнее увлечение древней живописью. Темы его работ: улицы старой Москвы, жизнь Киевской Руси, строительство крепостей — и все это со знанием материала, все достоверно. Есть у него цикл гравюр о городах России. Вы можете побывать в его мастерской. Общаться с ним очень приятно: он разговорчив, доброжелателен, прекрасный рассказчик.
— А реставрацией он занимается?
— Официально — нет. Может быть, для себя что-нибудь и делает.
— Сколько ему лет?
— Примерно шестьдесят. Но он подвижный, энергичный.
— Мне нужно узнать, занимается ли он реставрацией.
— Так вы сами можете спросить его. Запишите телефон.
— Да нет, придется наведаться к нему, если вы мне протекцию составите.
— Охотно.
— Скажите, пожалуйста, кто из художников увлекается коллекционированием древней живописи, прикладного искусства и ювелирных изделий?
— Могу назвать несколько фамилий, но это те, у кого есть что-то ценное. Ювелирные изделия, насколько я знаю, не собирают, для этого нужны большие деньги. Настоящие коллекционеры чаще не из числа художников. Это одержимые люди, все свободное время и средства они отдают своему хобби.
— Каким путем, по вашему мнению, приобретается большинство предметов?
— По-разному. Иногда путем сложного обмена между коллекционерами: покупают, перепродают, выискивают через знакомых. Но бывает, прибегают ко всевозможным махинациям. Тут важно отделить истинных собирателей от дельцов. Такие ездят по стране, за гроши скупают иконы и изделия прикладного искусства. Именно через их руки уходят за рубеж эти ценности.
— Нина Ивановна, вы, должно быть, часто посещаете художников. Они вам показывают свои приобретения?
— Я навещаю их не так часто, как хотелось бы. И здесь работы хватает, и материал для диссертации собираю, да и в музеях и библиотеках надо побывать. И все же для встреч с художниками выкраиваю время. Пусть вам не покажется громкой фразой, но я люблю их, очень сочувствую — ведь жизнь у большинства нелегкая. Общение с ними интересно, а главное — мне очень дороги их сердечность, искренность и дружба.
— Вы, вероятно, помогаете им советами?
— Случается. Но делать это приходится осторожно, тактично. В большинстве своем художники — люди впечатлительные, тонко чувствующие. Зачастую они сомневаются в своих способностях. Таких надо поддержать вовремя.
— Представляю, какого надежного защитника имеют они в вашем лице.
— Делаю, что возможно. Но чаще могу лишь выразить сочувствие вместо того чтобы помочь делом.
— Для художников, мне думается, дружеская поддержка немало значит...
— Пожалуй, да... Так вы хотите знать, показывают ли мне художники иконы? Да, показывают и спрашивают мое мнение. Иногда попадаются хорошие вещи.
— Вы их запоминаете?
— Только некоторые, заслуживающие внимания.
— Посмотрите, Нина Ивановна, вы вот такой иконы не встречали?
Бурмин подал ей фотографию муренинской иконы. Она внимательно посмотрела, отрицательно покачала головой:
— Не видела. А икона, кажется, ценная. Откуда она?
— Вы что-нибудь про коллекцию помещика Муренина слышали?
— Да. Мне рассказывали о ней. Но ведь до сих пор всю коллекцию так и не разыскали?
— Пока нет. Собственно, это дело и привело меня к вам. Эта икона из ненайденной части коллекции. К нам попала недавно, ее едва не увезли за границу. Мы разыскиваем остальные предметы, и есть предположение, что часть коллекции могла уйти за рубеж. Правда, мы точно знаем, что в Англии, в частной коллекции, находится одна рукописная книга — «Псалтырь» в кожаном переплете. Муренин записал, что ей не менее 400 лет. Есть ли где еще подобная книга — неизвестно. В описи Муренина отмечено, что у него единственный экземпляр. Вы понимаете, как важно найти людей, которые незаконно овладели частью коллекции? Поэтому прошу вас изучить описание предметов, и, если случится где-то увидеть их, немедленно сообщите нам. Все предметы помечены личным знаком — трилистником.
И конечно, об этом не должен знать никто. Мне не нужно разъяснять вам, насколько это серьезно. Надеюсь, вы нам поможете, если понадобится консультация?
— Ну, конечно.