– Я ж там написал, – пояснил он, как будто муху отгонял.

– Вы о чем? – Привязался же псих на мою голову, а официанта опять как ветром сдуло. Этак и суп остынет.

– Так я не понял, – на лице у мужика проступило какое-то даже будто обиженное выражение. – Так да или нет?

И тут до меня дошло. Мама дорогая, это ж он мне оказывает внимание. Или – как это называется – снимает. Вот так, средь бела дня, при всем честном народе, пытается купить мои, можно сказать, личные услуги. А эта чертова салфетка – так на ней, оказывается, было написано его щедрое предложение. Сколько там было? Двести? Интересно, рублей или долларов? Наверное, все-таки долларов, рублей как-то совсем уж смешно. Да-да-да, кажется, Дашка рассказывала что-то такое, как снимают в ресторанах, это надо же, вот и я удостоилась, черт побери, а я-то тут сижу... И ради вот этого я хотела себе всю морду искромсать?

Я разозлилась. Не всерьез, а даже как-то весело, но тем не менее бурно. Те же пузырьки, что наполняли меня легкой радостью, теперь словно вспенились и выплеснулись за край, как бывает, когда в шампанское кидают кислую ягоду.

– Мужик, – спросила я его ядовито, как только могла, – ты на себя в зеркало сегодня смотрел?

Мужик, похоже, опешил.

– Ну да, – ответил он, но как-то неуверенно. – Смотрел, а что?

Я прищурилась и окатила его оценивающе-презрительным взглядом.

– Не, а что, что не так-то? – мужик занервничал еще больше. – Галстук, что ль, к костюму не очень? Так мне его стилист подбирал.

Я не выдержала. Меня, можно сказать, прорвало. И в четком соответствии с недавними своими мыслями о счастье я честно сказала ему все, что думала.

– С галстуком у тебя все в порядке, классный галстук, и стилист замечательный, но ты же мне не его предлагаешь, правда? И не кошелек, с которым у тебя, похоже, тоже все хорошо. Про кошелек с галстуком я бы, может, еще и подумала, но ты же мне не их суешь – себя, любимого. А на себя, на себя-то ты как следует поглядел? Ты же ростом, елки, с сидящую собаку, у тебя ногти обгрызенные, а все туда же. Я тут ем! У меня суп стынет, а ты пристаешь со своими салфетками! Дожились, вообще! Что за манеры-то у публики? В ресторан женщине сходить нельзя! Все! Отстань от меня! Не хочу больше разговаривать!

Я схватилась за ложку. Хотела было кинуть в него сгоряча, но все-таки удержалась. Мужик постоял пару секунд, шевеля губами, как рыба, вытащенная на берег, повернулся и направился к бару. Дошел, присел, снова поднялся, повернулся и медленно пошел обратно, то есть ко мне. Пока я судорожно думала, надо мне пугаться или нет (а официанта как будто в природе не существовало), он приблизился, протиснулся на мой диванчик, уселся там основательно, положил руки на стол и уставился на меня во все глаза.

– А ты ничего, забавная.

Как будто я мартышкой в цирке работаю.

Пока я подбирала с полу упавшую от изумления челюсть и подыскивала нужные слова, он сделал в воздухе неопределенный жест рукой, и официант сгустился перед ним прямо из воздуха.

– Это... Ты... Принеси сюда, что я там заказал. Я с дамой пообедаю.

Официант кивнул и потрусил выполнять. Я обрела дар речи.

– Я ясно сказала, что не желаю с вами разговаривать. Наглость какая! Я вас сюда не звала! Официант! Перенесите мою еду за другой столик!

Но официант, собака, естественно, всей спиной сделал вид, что не слышит. Тогда я вскочила, схватила одной рукой сумку, другой тарелку с супом – не оставлять же врагу – и стала выбираться из-за стола.

Стол с диваном, за которым я сидела, был угловым и прямоугольным. Я сидела почти в самом углу дивана, с длинной стороны стола, а мой непрошеный сосед сел с короткой и тем самым закрыл мне удобный выход. Пока я пробиралась, зажатая между диваном и столом, с занятыми руками (причем в одной из них была, на секундочку, почти полная тарелка супа – вы представьте себе эту картину), он, конечно, успел вскочить, обойти стол и встретить меня на выходе.

– Ну, не сердись, что ты какая горячая-то... Садись обратно, счас пообедаем...

И еще улыбался, едва смех даже сдерживал, подлец.

Я совершенно не собиралась ни садиться обратно, ни делить с ним трапезу, ни даже вообще разговаривать, поэтому на это издевательское предложение смогла только прошипеть что-то почти нецензурное... Он сделал еще шаг в мою сторону, мы оказались почти вплотную, я шарахнулась...

И, конечно, случилось неизбежное. Мой суп выплеснулся (вообще удивительно, что он раньше-то этого не сделал) – и оказался на дорогом пиджаке моего визави. Не весь, конечно, но вполне, вполне достаточное количество. И даже на галстук попало. А на мне, поскольку я вся такая нервная и двигаюсь быстро, не оказалось ни капельки.

После кульминационной сцены, по всем законам жанра, происходит затишье. Мы оба застыли, взирая на последствия битвы. Злость моя сама собой прошла. Даже, наоборот, было как-то неловко. Не каждый день все-таки обливаешь человека супом. И потом, за мной, никуда не денешься, стоят поколения интеллигентных предков, для каждого из которых подобный инцидент стал бы если уж не причиной уйти в монастырь от позора, то поводом принести искренние извинения – точно. Инстинкты сработали и во мне. Я быстро поставила злополучную тарелку на стол, схватила салфетку (другую) и стала смахивать остатки супа с лацканов пиджака, причитая что-то про ужасную неловкость и нелепый случай. Причем в другой руке, как дура, продолжала сжимать свою сумку, которой время от времени задевала несчастного по разным частям тела.

Мужик же, отдать ему должное, перенес катастрофу достаточно спокойно. Во всяком случае не орал и не возмущался, а ведь мог. Но нет, просто стоял и наблюдал за мной, а минуты через две пресек мои прыжки.

– Да ладно, не стоит беспокоиться, оставьте вы этот пиджак в покое.

Надо же, мог бы убить, а он на «вы» перешел. Я остановилась и замерла с грязной салфеткой в руке. Он смотрел на меня и улыбался. Не такой уж и противный. Да и росту не такого уж низкого, все-таки с меня, а не с собаку. Зря я его так. Я тоже смущенно улыбнулась.

– Ну уж теперь-то, может быть, вы присядете пообедать со мной?

Я послушно присела на краешек дивана. Прислушалась к своим ощущениям и поняла, что есть совершенно не хочу. О чем тут же зачем-то и сообщила. Наверное, не пришла еще в себя от потрясений.

Мужик реагировал стоически.

– Ну, если не пообедать, то, может быть, поужинать? Я все-таки вам обед испортил, с меня, так сказать, причитается. И... Это... Я тоже должен извиниться...

– А вы-то за что? – нелепо вырвалось у меня.

– Ну, за салфетку эту... Честное слово, не нарочно. Не разглядел. Перепутал. Думал, девочка скучает, время раннее... А потом гляжу на сумку на вашу – вижу, ошибся. Извините.

Пока я судорожно пыталась решить про себя, хорошо или плохо то, что он перепутал меня с девочкой, мужик осторожно порылся в мокром кармане, вытащил визитку, написал на ней что-то и протянул мне.

– Вот. Я там мобилу записал, это моя прямая. Василий.

– А почему Василий? – Я какая-то уж совсем была плохая, мне отчего-то показалось, что он так называет эту самую мобилу. Собственно, меня удивил даже не сам факт, а то, что мобила – это же она, а Василий – имя мужское.

– Зовут меня Василий. А что? Нормальное русское имя.

– Да-да, конечно. Извините. А меня – Лиза.

– Очень приятно. Так вы позвоните мне, Лиза. Сходим, в оранжерее посидим. Прям хоть сегодня.

– Спасибо, Василий. Я подумаю. Может быть, на днях. До свидания.

Я повернулась и вышла из ресторана, на ходу ошалело размышляя, при чем же тут, к черту, какая-то еще оранжерея. Других проблем у меня на тот момент в жизни не было.

Влившись «в струю» и ознакомившись с особенностями Города, наша фея в компании своих подруг завертелась в радужном хороводе мест и событий, составляющих основу регулярных будней каждой приличной феи. Помимо уже описанных выше ритуалов, таких как обязательное посещение кафе и ресторанов, причем каждого заведения – в строго определенное время, у фей есть еще некоторое их количество. Я имею в виду – ритуалов, связанных с посещением феей определенных мест.