– Господи, чего ж тут не так? Джинсы и майка.

– Вот именно. Так девочки одеваются, а ты, хоть и выглядишь неплохо, все равно видно, что... Ну, в общем, большая уже.

– Даш, не надо. Говори ты нормально – старая тетка.

– Нет, ты не тетка. В этом и дело. По возрасту, может, и годишься, а ведешь себя не так. И что-то в тебе еще есть такое... Иностранское... Я вижу, а сказать не могу. И потом, главное – сумка твоя.

– А что сумка?

– Ну как что? Это же у тебя «Биркин»? Настоящая?

– Ну да.

– Ну вот. Тут, если кто до «Биркин» дожил, она не будет вот так в метро ездить и по сторонам пялиться. Она будет на машине с шофером рассекать, и с ней телохранитель будет сзади ходить. А ты тут возле «Зары» в восторге прыгаешь. Вот все и думают – что это с ней? И настоящий ли «Биркин»?

– Дашка, ты это серьезно? Что, вот так вот на улице прям всем есть дело, кто я да какая у меня сумка? Скажи, что ты шутишь, а?

Она пожала плечами.

– Ну ты же сама меня спросила. Значит, заметила. Я тебе и объясняю. Да плюнь ты, – добавила она, заметив мое расстроенное лицо. – Не бери в голову. На меня вон тоже часто пялятся, что же, из дому не выходить? Наоборот, теть Лиз. Ты знаешь, что классно выглядишь, и пусть себе смотрят. Даже приятно.

– Это тебе, может, и приятно. А мне как-то не по себе. Да и выгляжу я совсем не классно.

– Да брось. Ты у нас тоже красавица. Нет, серьезно. Мы тебе тут еще кавалера найдем, пусть дядя Коля там волнуется. Может, возьмет тогда, бросит свой бизнес, да и приедет. Правда-правда.

Я подумала – может, и в самом деле? Чего я так взбаламутилась? Подумаешь, смотрят. В конце концов, есть на что – я и сама люблю свою сумку. И себя, в общем, тоже. Пусть Коля волнуется. Взяла Дашку под руку и гордо зашагала по Тверской.

По дороге мы успели и деньги поменять, и телефон выбрать, только вот до Пушкина все равно не добрались. Потому что по пути я завернула в книжный и в очередной раз потеряла там самообладание. Мне хотелось купить все и сразу. Столько книжек, и все по-русски, и стоят смешные копейки. Я было нагребла себе стопку, но здравомыслящая Дашка сказала, что если мы все это купим, то никуда больше пойти не сможем, а придется немедленно брать тачку и ехать домой. Слово «тачка» меня отрезвило. Я неохотно оставила книжки, успокаивая себя тем, что непременно приду сюда снова. Уже без Дашки. Очень скоро приду.

Потом мы почему-то не пошли больше по Тверской, а свернули в Столешники и двинулись в сторону Петровки. Я только головой вертела. Ну и магазины у них тут! «Луи Вьютон», «Шанель», «Гермес» (привет, сумка), «Вивьен Вествуд». И все это в Москве! Кто бы мог подумать пятнадцать лет назад.

– Подумаешь, – фыркнула Дашка, с которой я поделилась своими восторгами. – Это разве магазины. Вот в Третьяковском проезде – там да! Там еще и не то есть!

– Даш, – возник у меня вдруг вопрос, – а кто же туда ходит? Они же все безумно дорогие. Мне вот, например, слабо в таких закупаться, а зарплаты в Америке все-таки, наверное, повыше здешних-то будут.

– Ну, ты не прибедняйся, во-первых, – Дашка кивнула на мою сумку. – А потом – что ты! Да полно народу ходит. Все новые коллекции знаешь, как быстро раскупают, только привези.

– То есть – это все новые русские, да? Как это – олигархи?

– Ну почему? Не только. И у нас некоторые девочки тут покупают. Не все, конечно. Но – ничего такого.

– Даш, а у вас – это где?

Она слегка замялась. Или мне показалось только?

– Ну, подружки мои. Из модельной школы. Не все, конечно, а те, которые известные, снимаются много. Они вполне даже могут себе позволить. И я тоже смогу. Вот еще немного подымусь...

– Как это – подымусь?

– Ну, раскручусь. Выиграю кастинг, попаду в рекламу хорошую. В ролике, например, снимусь. Так, чтобы все видели, чтобы узнавать стали. Тогда уже больше приглашать начинают. Ну и вот.

– Слушай, а это вообще – как? В смысле – интересно?

– Ну, еще бы! Это класс! Совсем другая жизнь. В рестораны всякие можно ходить, на показы, в клубы. Тебя везде знают, приглашают. Тряпок можно каких угодно купить. Если повезет, даже машину...

– А говорят, это тяжелая работа...

– Работа как работа. Зато интересно. Теть Лиз, ты есть не хочешь?

Я вгляделась в себя.

– Пожалуй, хочу. Давай в какую-нибудь кафешку сядем? Ты здесь знаешь что-нибудь хорошее?

– Да конечно. Тут полно разных мест.

– Пошли в самое лучшее.

– Самое лучшее? Ну, это тогда «Эль-кафе». Ты уверена?

– В чем?

– Ну, оно вообще-то дорогое... И такое, знаешь... Очень модное.

– Ну и что? Как раз и хорошо, я посмотрю, мне интересно. А денег нам уж как-нибудь хватит.

– Ну, как хочешь. Я предупредила. Ты вон на улицах пугаешься, что на тебя смотрят, а там уж точно будут смотреть. Если нас туда вообще пустят.

– Как это? В кафе могут не пустить?

– Там у них вообще-то фейсконтроль. Но мы вроде ничего. Сегодня еще воскресенье, и у тебя сумка... В общем, шанс есть. Пошли.

Идея идти в кафе не чтобы там просто поесть, а чтобы на меня за мои деньги еще и смотрели, мне не понравилась. А уж то, что туда могут за мои же деньги не пустить – и вовсе. По-хорошему, надо было бы и плюнуть, но я завелась. К тому же Дашка явно относилась к этому дурацкому кафе с большим пиететом, а мне не хотелось в ее глазах... В общем, идея понятна. Мы пошли.

Светлое здание, большие окна, вывеска-финтифлюшка. Оно, оказывается, «Elle-кафе». Как журнал. А я подумала, это что-то арабское...

У двери, слегка ее загораживая, стоял здоровенный амбал в светлом холщовом пиджаке. Мы были уже совсем близко, но он не проявлял никакого стремления освободить проход, и наоборот, кажется, стал нависать еще больше. Запоздало поняв, что это, наверное, и есть страшный фейсконтроль, я вопросительно взглянула на него сверху вниз, слегка приподняв одну бровь.

Это роскошный жест. Вернее, гримаса. Нет человека, на которого она бы не подействовала. При условии, конечно, что вы ее правильно изобразите. Это не так-то легко. Для начала попробуйте поглядеть на амбала, который выше вас раза в два, сверху вниз. Но я умею, у меня богатая практика. А сам фокус с гримасой я подцепила у собственного мужа Кольки. Уж у него это дело получалось органичнее некуда – он, похоже, просто родился с такой гримасой. Так, приподняв одну бровь и сверху вниз, он смотрел на всех, кто, по его мнению, говорил какую-нибудь чушь. Причем это мог быть кто угодно, от студента-младшекурсника до декана нашего факультета. И все без исключения, встретив этот Колькин взгляд, терялись, как дети, и начинали лепетать совсем уж что-то невнятное. Я и сама в первый раз растерялась. Я у него, как у самого умного, спросила, верно ли, что интеграл определенной функции в таких-то пределах равен... Дальше неважно, я действительно тогда глупость спросила, а он на меня как посмотрел... Я почувствовала себя не просто идиоткой, а каким-то прямо ничтожеством. Потом, придя в себя и разозлившись, я, естественно, решила познакомиться с умником поближе... Так оно все и началось.

Да, а гримасу, уяснив себе ее полезность после полугода совместной жизни, я специально разучила в ванной перед зеркалом. Часа два убила. Но зато и применяла потом с неизменным успехом везде, где мне пытались хамить – от магазинов до детской поликлиники. Очень удобно. Один взгляд – и все сразу строятся по местам. В Америке, правда, необходимость в таких суровых мерах как-то отпала, я уж и думать забыла про эту возможность...

А тут надо же – само вспомнилось. Мастерство-то, его не задушишь, не убьешь. И ведь подействовало, что характерно. Амбал, уловив мой взгляд, как миленький тут же отошел в сторону, одновременно кивая и неловко пытаясь открыть мне дверь. Я пожала плечом и, убедившись, что Дашка не осталась на улице, шагнула внутрь.

Светлый же интерьер, нарочито простые столики, обтянутые холстиной кресла... Симпатично, но чтобы уж как-то особенно... И народу совсем немного. К нам мгновенно подошел метрдотель, спросил, где мы хотели бы сидеть...