Мы, скандинавы, всегда следуем моде. Если в Южной Америке стало модным носить ботинки на толстой подмётке из искусственного каучука, будьте уверены, что это также станет модно и в Скандинавии, хотя южноамериканцы внедрили этот стиль, чтобы стать немного повыше. Но даже самый высокий швед не придаст никакого значения подобным вещам.

Среди нас, скандинавов, шведы, несомненно, одеваются лучше других. Они обязательно наденут фрак, если им надо выйти купить сигарет или вечернюю газету. Другое дело — норвежцы или датчане. Им ничего не стоит прийти в оперу в свитере и лыжных ботинках. И если вы увидите в Дании джентльмена в смокинге в передних креслах партера, им может быть только оркестрант, перепутавший дверь. В целом скандинавы очень заботятся

о своей внешности. Шведы при этом настолько щепетильны, что непременно бреются, прежде чем пойти к парикмахеру.

Мы, скандинавы, любим слушать радио. Скандинавские широковещательные радиостанции передают камерную музыку, информацию о ценах на рыбном базаре, сводку погоды и вновь камерную музыку. Правда, то, что они передают, никакого значения не имеет, так как скандинавы особенно охотно слушают иностранные радиостанции.

Нашей наиболее привлекательной чертой за границей является «скандинавская честность». Широко распространены только две формы обмана: первая, когда мы пытаемся недоплатить за проезд в троллейбусе, что рассматривается у нас как вид спорта, вторая, когда мы, заполняя налоговую декларацию, пытаемся уменьшить цифры доходов, что рассматривается как жестокая необходимость.

Мы, скандинавы, очень любознательны. Мы ни за что не поверим, что скамейка только что выкрашена, пока не испортим костюма. Если вы сунете в руку скандинава бомбу и скажете, что попытка разобрать её может стоить ему жизни, он не почувствует удовлетворения до тех пор, пока не взлетит на воздух. Надпись на птичьей клетке в зоопарке «Кормить запрещается» повергает скандинава в состояние глубочайшей депрессии, если у него не найдётся с собой кусочка чего-нибудь съестного, чтобы бросить птице. И сделает он это вовсе не для того, чтобы причинить ей какой-нибудь вред, а только чтобы взглянуть, что же произойдёт — станет ли птица икать, или изменит свой цвет, или вдруг начнёт терять перья из хвоста. Обычно он бывает глубоко разочарован, ибо ничего подобного не происходит. Если скандинав окажется в музее перед кремневым ножом, снабжённым надписью «Руками не трогать», он не шелохнётся, пока не останется один и не получит возможности быстренько дотронуться до вожделенного ножа. Кстати, скандинав в музее — это рассказ сам по себе.

Датчане быстро несутся через музей, громко разговаривая и отпуская шутки, когда натыкаются на экспонаты. В музее их интересует только одно: как побыстрее найти выход. Шведы не так торопливы, и чем безынтересней экспонат, тем внимательней они его изучат. Очутившись на улице, они станут уверять друг друга, что всё было очень-очень интересно. Норвежцы не моргнут глазом, проходя мимо стендов. Они часами будут стоять, глядя на скелет неандертальца для того, чтобы сказать затем служителю безразличным голосом: «В музее нашего родного города есть в точности такой же экспонат, только больше, о, намного больше».

Нигде нельзя увидеть так много флагов, как у нас в Скандинавии. Флаги поднимают, когда в семье день рождения, когда день рождения в семье соседа, когда встречают гостей и когда их провожают; флаги поднимают по праздникам, по воскресеньям или просто потому, что кто-то другой поднял флаг. Когда же скандинав не может найти причину для того, чтобы поднять флаг, он поднимает его просто потому, что он скандинав и очень этим доволен.

Перевёл с датского О. Костров.

Еще раз о скандинавах

Новые изыскания в области скандинавологии

Известно, что каждый скандинав считает себя викингом. Но вот каков он, сегодняшний викинг?

Прежде всего нам, пожалуй, следует ознакомиться с предметом нашего исследования. Прошу.

Если взять шведского, норвежского и датского викинга и посадить их за хорошо сервированный стол (излюбленное место пребывания нынешнего викинга), то разница между ними будет очевидной. Швед голубоглаз, худощав и очень высок, он выше остальных — настолько выше, что ему иногда предлагают сесть, хотя он уже давным-давно уселся. Он курит сигареты с фильтром, носит в нагрудном кармане белый шелковый платочек, а в петлице — значок члена общества трезвенников «До дна».

Датчанин голубоглаз, невысок и кругл — он круглее всех. Это последнее объясняется тем, что Дания — сельскохозяйственная страна, а любимое занятие датчанина — еда. Он курит толстые сигары, набивая ими нагрудные карманы, отчего они делаются похожими на газыри, и в создавшейся ситуации сразу же предложит сигару шведу и норвежцу. Оба они откажутся: швед — из-за того, что считает преступлением переводить на дым такую хорошую сигару, когда на столе нет кофе и коньяка, норвежец — потому, что втайне побаивается розыгрыша, зная, что датчанин не упустит случая продемонстрировать высокий уровень датского юмора, и сигара может загореться бенгальским огнем.

Голубоглазый норвежец предан самому солидному и мужественному виду курения — трубке. Его рост — вполне приемлемый компромисс между ростом шведа и датчанина. Из трех скандинавов отличить норвежца довольно легко: во-первых, он сам тут же скажет, что из троих именно он является норвежцем. Во-вторых, его можно узнать по значку в петлице: значок представляет собой либо норвежский флаг на фоне эмблемы лыжного клуба, либо эмблему лыжного клуба на фоне норвежского флага.

Говорить нынешний викинг предпочитает по-английски, вернее — на таком английском, который англичанину будет понятен не больше, чем монгольский. В то же время шведский язык считается одним из самых красивых в мире. Торжественная месса, фанфары, колокола Миланского собора — вот что такое шведский. Норвежский язык сразу же наводит на мысль о том, что Норвегия — горная страна. Когда норвежец начинает говорить, то кажется, что он привык беседовать на расстоянии: он, скажем, в долине, а его собеседник — на вершине горы. Норвежцы сами очень недовольны своим языком, особенно тем, что письменный норвежский не отличишь от датского, и поэтому они изобрели совершенно новый язык — «новонорвежский». Этот язык уже не понимают ни датчане, ни шведы. Неудобство «новонорвежского» и в том, что его не понимают сами норвежцы. О датском языке мы здесь говорить не будем, поскольку он, если верить норвежцам и шведам, вовсе не язык, а катар верхних дыхательных путей. Если вы хотите узнать, как говорят датчане, попробуйте сунуть в зубы сразу две сигары, набрать в рот воды и сказать несколько слов. Получится похоже. Иностранцу обеспечен огромный успех во всех трех странах, если он выучит хотя бы одно скандинавское слово. Швед нежно прижмет его к груди и прослезится, если чужеземец подпоет ему припев одной из самых популярных шведских песен: «До дна, до дна, тра-ля-ля-ля».

Датчанин любит потешать людей, а еще больше — потешаться сам; ему кажется страшно смешным подбить иностранца произнести несколько слов по-датски. День, когда ему вдруг встретится иностранец, способный выговорить датское слово, будет самым черным днем в жизни датчанина.

Если заставить шведа, норвежца и датчанина говорить друг о друге, то выяснится, что современный викинг представляет собой, так сказать, пестрое явление.

Если попытаться выведать у норвежца, что он думает о шведах и датчанах, то он ответит что-нибудь вроде: «Я слышал, в Финляндии живет очень странный народ». Если, однако, вы будете настаивать, то сможете добиться еще чего-нибудь. Например: «Они же не виноваты, что они не норвежцы». И уже под конец, после долгих раздумий, произнесет: «Швед — совсем неплохой человек, когда- трезвый». Немного еще подумав, он добавит: «А датчанин страшно занятный, когда выпьет».