В дополнительном решении ЦК также объявлялось о формировании нескольких редакторских коллективов из числа опытных историков, которым вменялось в задачу написание новых героических исторических нарративов для массового читателя. На важность подготовки учебников указывает и то, что курировал всю работу специальный комитет Политбюро, куда вошли Сталин, Жданов, Стецкий, Бубнов, Л.М. Каганович и В. В. Куйбышев. Двум отобранным коллективам предстояло соревноваться за авторство по элементарному курсу истории СССР для начальных классов – ему придавалось особое значение. Как предписывало постановление от 15 мая 1934 года, в новых учебниках на первый план должны быть выведены известные личности, события и даты; на отвлеченный и абстрактный «социологический» анализ фактически налагался запрет. В неопубликованной статье Н. И. Бухарина, одного из главных участников кампании по созданию учебников на ранних этапах, подробно разъясняются цели партийной верхушки «на историческом фронте». Главной задачей было создание общедоступного нарратива, вращающегося вокруг этатистских приоритетов, в особенности «образования и развития "государства российского" как некоего целого , как "тюрьмы народов"». Важно было осветить процесс, в ходе которого революция была «революционно переобразованной в … социалистический союз». Повествование должно описывать марксистский взгляд на этапы исторического развития, но при этом любой ценой избегать абстракций предыдущего десятилетия. Как писал Бухарин, «самодержавие должно быть показано со своими институтами: армией, судом, церковью, бюрократией и т. д. Князья, министры, губернаторы, генералы, жандармы, попы и т. д. должны быть даны, как живые исторические типы» [113].

Несмотря на то, что к середине 1930 годов официальная концепция государственного школьного образования вообще, и исторического образования, в частности, была в значительной степени обрисована в партийно-правительственных документах, ее воплощение отставало от инструктивных инициатив. Например, по признанию Наркомпроса в 1934-1935 учебном году, существующие учебники истории по-прежнему не соответствовали требованиям, хотя уже не первый год задача по их созданию считалась высокоприоритетной. Согласно отчету, в школах одновременно использовалось порядка шестидесяти не согласованных между собой учебников и справочников [114]. Учителя, как могли, самостоятельно привносили фактический материал с акцентом на исторические имена, даты и места. Странно, но подобные попытки восполнить пробелы в недоработанных учебных материалах не были встречены с энтузиазмом; вместо этого отчет Наркомпроса о государственных школах, выполненный по заданию Совнаркома в 1936-1937 учебном году, предупреждал о неоднородности школьного преподавания, причинами которого значились плохая подготовка учителей и слабые методические материалы [115]. Сами учителя, подвергшиеся чрезвычайно политизированной аттестации в 1936-1938 годы [116], были еще больше скомпрометированы проходившей в то же время кампанией по разоблачению образовательной стратегии, известной под именем «педологии» [117]. Они оказались в водовороте расследований и чисток 1936-1938 годов. В эти страшные для советского образования дни многие школы остались без компетентных преподавателей. Накануне двадцатой годовщины революции был арестован Бубнов и все его подчиненные в Наркомпросе [118].

Однако сочетание больших ожиданий и радикальной реорганизации ввергло государственные школы в хаос еще до начала чисток. Не желая ждать, пока ситуация выправится сама собой, партийное руководство в середине 1930 годов еще больше уверилось в том, что стандартные и стабильные учебники — по существу, готовая учебная программа — гарантируют «надлежащее» преподавание и пресекут инициативу отдельных учителей. Проекты создания учебников, которые выражали бы недавно пробудившиеся у государства чувства по отношению к героям, стали раскручиваться в полную силу [119].

К сожалению, именно тогда, когда идея стандартизированного героического исторического нарратива, пригодного для массовой мобилизации, обретала для партийной верхушки все больший смысл, кампания, призванная обеспечить главную часть нового исторического катехизиса, неожиданно прервалась. Описываемая нами выше кампания по продвижению советского патриотизма, была запущена в попытке популяризировать деятелей, ставших известными и узнаваемыми за первые пятнадцать лет советской власти, наряду с вымышленными героями соцреализма. Выдающимся большевикам из старой гвардии (Енукидзе), а также руководителям промышленности (Пятаков), партийцам (Постышев), комсомольцам (Косарев), коминтерновцам (Пятницкий), командирам армии (Тухачевский), руководителям партий союзных республик (Ходжаев) и сотрудникам НКВД (Ягода) уделялось колоссальное внимание, они оказались в центре пропагандистской кампании, призванной обеспечить объединяющий нарратив, который, по мнению партийного руководства, должен был стать катализатором массовой поддержки режима.

Однако не прошло и нескольких лет с начала кампании, как она потерпела фиаско из-за Большого Террора. Чистки в ходе которых в 1936-1938 годы были истреблены представители партийной верхушки, высшего военного командования, интеллигенции, а также кадровые работники, не могли обойти стороной и новый советский пантеон героев. Как объясняет в своей монографии об «Истории заводов и фабрик» С. В. Журавлев, чистки, не успев начаться, очень быстро привели к ошеломляющему провалу новой пропагандистской линии. Например, несмотря на успехи деятельности «по основной книге "История метро", … в 1936 году работа над ней была свернута. Массовые репрессии, начавшиеся на Метрострое, коснулись сотрудников редакции во главе с Косаревым, а также лучшей, наиболее активной части рабочих и специалистов, руководства строительством, — то есть как раз тех людей, которые должны были "населить" основную книгу и фамилии которых старательно вымарывались из уже изданных в 1935 г. сборников» [120]. То же самое повторится с историями партии, Красной армии и комсомола — следующие одна за другой волны чисток опустошат существующий пантеон героев, оставив создаваемые нарративы обезлюдевшими. Та же судьба постигла проекты, прославляющие промышленность (Магнитогорский промышленный комбинат и автомобильный завод имени И. В. Сталина) [121]. Вышедшая в 1934 году книга о строительстве Беломорканала в срочном порядке изымалась из обращения в 1937 году, когда ее редакционный совет и многие главные герои оказались под арестом [122]. Несчастья преследовали и фотоальбом «10 лет Узбекистана», вышедший на русском языке в 1934 году. Прежде чем на следующий год этот альбом был издан по-узбекски, многие фотографии, сделанные известным художником А. М. Родченко, пришлось ретушировать: после ареста Авеля Енукидзе его пришлось устранять со всех групповых портретов [123]. Однако прошло немного времени, и уже исправленный вариант альбома «10 лет Узбекистана» изымали из обращения. Репрессивная машина требовала новых жертв. В принадлежащем лично Родченко экземпляре альбома отчетливо видны ужасающие приготовления к третьему изданию: тушью вымараны фотографии выдающихся партийных и государственных деятелей, например, Я. Э. Рудзутака и Я. Петерса, а также руководителей партийной организации Узбекистана — Ф. Ходжаева, А. Икрамова, А. А. Цехера, Д. Абиковой, А. Бабаева и Т. Ходжаева – все они «исчезли» в 1936-1938 годы [124].