Рассуждение пятое

Что вы скажете о нашем учителе Штёвичке? У нас он ведет физику. Так что, когда демонстрируют фильмы, нам никуда переходить не нужно.

Если он представляется вам красавцем, то я должна вас разочаровать. Если же Штёвичек вообще обманул ваши ожидания, тогда вы просто не заслуживаете, чтобы я знакомила его с вами. Он уже довольно пожилой, Мартин говорил, что ему уже тридцать шесть. У него небольшое брюшко, а лысина чуть ли не во всю голову. Но в голове у него кое-что есть. Перед контрольными по чешскому мы всегда просим его объяснить, где ставятся эти проклятые запятые. Чешский язык преподает не он, но, когда физик Штёвичек растолкует нам правила правописания, мы все понимаем, а Беранкова после удачного диктанта не преминет заметить: «Видите, все у вас выходит, если постараться».

Только она и не предполагает, как тут «постарался» Штёвичек. Он всегда предупреждает, чтоб ей мы об этом не говорили. Она бы рассердилась и была бы права. Переменки ведь даются для того, чтоб мы успели съесть свои завтраки, а не для занятий. Так что во время своих объяснений учитель Штёвичек часто напоминает: «Жуйте, деточки, жуйте!» Для учителя Штёвичка не то существенно, что пани Беранкова рассердится. Нет, он опасается, как бы не доставить ей неприятность. Отчего, по-вашему, она не вернулась в класс после той передряги с Ярдой? Потому что в коридоре ее встретил учитель Штёвичек и предложил — иди, дескать, покури, а я пока с ними займусь. Определенно. А отчего, по-вашему, он намекал Ярде, что не стоит понапрасну людей обижать? Конечно, он понимал, что прежде всего не нужно было так грубо оскорблять Ярду. Вы заметили, он ведь вовсе не настаивал на том, чтобы Ярда показал свою тетрадь? Притворился, будто верит, что тетрадку Ярда забыл дома, так же как и Вашек. А Вашек — самый способный ученика классе Пипа. Ставить их на одну доску никому бы и в голову не взбрело. Это мог изобрести только наш Штёвичек. Но Ярда и в самом деле кое-что знал. Не на четверку, конечно. Только если Беранковой сегодня необходимо было дать время прийти в себя, то Ярде именно сегодня важно было поставить четверку. Именно четверку и никакую другую отметку. Тройка его никак не порадовала бы, а пятерке он совсем бы не поверил. Об этом и говорить нечего. Усекли? Ну вот, поразмыслите-ка об этом на досуге.

И у тетушек бывают проблемы

— Не навестить ли нам тетушку, мама? — спрашивает Данка.

— Конечно, навестить, — торопливо спохватывается мама. — Наверное, неделя пролетела с тех пор, как мы видели ее в последний раз. Но почему же она сама нам не позвонила?

Взглянув на часы, мама стала набирать номер.

— Сейчас тетя еще на службе.

Но на службе тети не оказалось.

— В понедельник она выйдет на работу, — отвечает маме тетина секретарша Славка, — хотя мы все уговариваем ее, чтобы она не делала глупостей и посидела еще недельку дома, потому что ездить с такой рукой в трамвае…

— С какой рукой? — пугается мама.

Дети сгрудились у телефона, пытаясь угадать, что говорит Славка.

— Так она вам даже не сообщила, что сломала руку? Наверное, не хотела пугать. Нам она тоже сказала, что вроде ничего страшного. Собственно, она хотела прийти еще сегодня, но мы ее отговорили, пригрозив, что выставим ее отсюда.

Трясущейся рукой мама набирает тетин домашний номер.

— Привет, Мария, — отзывается тетя. — Как мило, что вы позвонили. Что поделываете? Все в порядке? Ах, рука? Да, сломана. В гипсе. Все нормально.

— И мы до сих пор ничего о тебе не знаем, — пугается мама. — Ты же там одна!

— Да чего звонить-то? Рука левая, пальцы из гипса торчат, так что, в общем, я все могу делать. Все время лежу на кушетке, пью кофе и почитываю детективы. Красота! Отдыхаю от редакции, а редакция от меня.

— Но тебе наверняка что-нибудь нужно. А мне сегодня никак не выбраться. Я к тебе пришлю хотя бы детей, хочешь? Или это тебя утомит?

— Нет, серьезно, я вовсе не на смертном одре, а только на кушетке — валяюсь с уголовным романом в руках. Ну, могут ли они меня утомить? Конечно, пусть приходят.

— Тогда бегите, — говорит мама.

— А ты никак не можешь?

— Ты забыла, что сегодня пятница?

В самом деле, сегодня пятница. В пятницу к нам обычно приходит пани Файтова — делать вид, будто она производит уборку. Если она управится со всем и уйдет пораньше, что случается очень редко, мама после нее еще целый вечер заканчивает уборку. Если же она застревает надолго, то доводить уборку до конца маме приходится в субботу, до обеда. В искусстве уборки пани Файтова, наверное, никогда особенно не преуспевала, а теперь к тому же она и стара. Но у нее ужасно маленькая пенсия, и маме неловко давать ей пятьдесят крон просто так, как милостыню. Может, пани Файтову это обидит. Она ведь не нищенка.

«А ты не могла бы давать ей вместо пятидесяти крон за уборку шестьдесят за учинение беспорядка?» — часто предлагает папа, который не выносит болтовни пани Файтовой. Но особенно на этом не настаивает.

— Но ведь нужно же ей с кем-нибудь поговорит, — заступается мама.

Действительно, пани Файтова целыми днями сидит в своей комнате совершенно одна. Папа знает об этом. Тут ничего не поделаешь. Пани Файтова — это рок. Главным образом мамин. Потому что все остальные в конце концов всегда куда-нибудь исчезают.

— Придется тебе отдуваться одной, — неуверенно произносит Данка.

— Ну, ничего, — отвечает мама.

— Тогда мы пошли. Но мы быстро вернемся. Ты потерпи ее немножко…

— Вот и славно. Только не летите как оглашенные, а я уж как-нибудь выдержу. И не забывайте смотреть по сторонам.

— Будем, будем смотреть в обе стороны, — убеждает маму Марьянка.

— На все пять сторон света, — вставляет Данка, и Марьяна бросает на нее укоризненный взгляд.

Мама еще раз выглядывает в окно. На улице очень тепло, солнце светит так ярко, что мама несколько сдается.

— По крайней мере, ты, Пип, возьми шапку, — произносит она немножко смущенно, — чтоб снова не заболели уши.

Когда-то, в раннем детстве, у Пипа действительно однажды было воспаление среднего уха.

— Но, мама… — протестует он, только Данка пресекает его возражения.

Она берет шапку из маминых рук и решительно нахлобучивает Пипу на голову. И так же решительно за первым поворотом дороги снимает ее, засовывая в карман. При этом даже не смотрит на Марьяну. Марьяне этот поступок, конечно, не по душе, поэтому Данка, обращаясь в пространство, объясняет:

— Еще встретится кто-нибудь.

— Ну да, — подхватывает Пип с такой признательностью в голосе, что Марьяна предпочитает промолчать.

У тети на диване лежит раскрытый детектив, а на пепельнице дымит сигарета. Тетя ужасно много курит. Но всюду чисто прибрано, хотя рука у тети, наверное, болит, когда ей приходится чем-нибудь заниматься. Из гипсовой повязки торчат одни пальцы, как будто они не ее, а чьи-то чужие. Пальцы у тети очень тонкие.

— Я так и думала, что вы сегодня позвоните.

Тетушка любит племянников, но немножко подтрунивает над ними. Так только, самую малость, вовсе не обидно. Но довольно часто.

— Как же ты догадалась? — спрашивает Данка.

— Да вот пришло в голову, что сегодня вы про меня обязательно вспомните, ведь мы уже довольно долго не виделись.

— А мы пришли помыть тебе посуду, — выпаливает Данка.

В кухне грязной посуды предостаточно, но картина не такая уж страшная, посуда аккуратно сложена стопками. А на тарелочке — булочки с сервелатом и для каждого — корзиночка со взбитыми сливками. Это угощение тетя приготовила специально для них. Может, она хотела бы еще немножко почитать? Вдруг она остановилась на самом интересном месте?

— Может, нам лучше прийти чуть попозже, когда ты прочтешь еще одну главу?

— Нет, дети. Детектив я могу взять когда угодно, а вы редкие гости. Кроме того, с детективом не поговоришь, а я люблю поболтать.

— У меня идея, — сообщает Пип. — Переселяйся к нам! Нас так много, ты постоянно могла бы болтать с кем-нибудь. А потом по пятницам у нас всегда пани Файтова.