Му'авийа был хорошим политиком, т. е. прежде всего — реалистом. Его не смутили большие финансовые требования, которые в любом случае были меньше расходов на затяжную войну, и он сделал красивый жест: приказал принести чистый лист, подписал его, поставил свою печать и вручил Абдаллаху б. Нау-фалу со словами: «Отдай его Хасану, и пусть он впишет в него все, что пожелает».
Абдаллах б. Науфал вернулся в ал-Мадаин в сопровождении сирийской делегации. Узнав о согласии Му'авии на все условия, Хасан будто бы сказал: «Что касается власти после него, то я ее не желаю; если бы я ее хотел, то не отдал бы ее ему, а что касается денег, то не годится Му'авии выделять меня из мусульман. А без этого я подпишу» [+40].
Это высказывание вызывает недоумение: если Ибн Науфал передавал Му'авии требования Хасана относительно денег и наследования власти, то отказ был бы бессмысленным. Кроме того, из этого рассказа следует, что Хасан должен был вписывать в чистый лист условия, сформулированные Му'авией, а не собственные. Видимо, рассказ о «чистом листе» является плодом стараний проумаййадски настроенных историков [+41], и прав ад-Динавари, который говорит, что Му'авийа выслушал Абдаллаха б. Науфала, тут же велел записать условия Хасана, а затем скрепил своей подписью и печатью, так что Хасану оставалось лишь подтвердить соглашение второй подписью [+42].
В окончательном варианте в соглашение вошли следующие пункты: 1) Му'авийа будет следовать Книге Аллаха и обычаю его пророка; 2) Му'авийа не назначает преемника, а передает решение о нем совету мусульман; 3) всем людям повсюду гарантируется неприкосновенность; 4) неприкосновенность гарантирована всем сторонникам Али и его приверженцам (ши'а), им самим, их имуществам, женам и детям; 5) Хасану, его брату Хусайну и всей семье пророка не будет причиняться вреда ни явно, ни тайно, где бы они ни были. Это соглашение было подписано свидетелями с обеих сторон [+43].
Первое условие соглашения было общим местом в формулировках позиции самых различных группировок и не содержало никакого конкретного смысла, служило чем-то вроде свидетельства о чистоте намерений. Условие избрания преемника советом вместо предварительно ставившегося условия передачи власти Хасану могло появиться в ходе дискуссии между сторонами. Если Хасан вначале настаивал на наследовании власти, то после предложения о передаче решения совету продолжать настаивать на этом ему было трудно.
Отсутствие упоминания денежных компенсаций в этом тексте не должно удивлять. Если одна сторона старалась представить Хасана корыстолюбцем, с самого начала готовым продать первородство за хорошее вознаграждение, то другая поступала прямо противоположно. Вероятно, именно поэтому ал-Исфахани в «Убиениях Талибидов» упоминает лишь условие амнистии всем сторонникам Али [+44]. Условия денежной компенсации тоже заслуживают особого рассмотрения. Предложение о передаче 5 млн. из казны Куфы выглядит странно — Хасан был полным хозяином сокровищницы Куфы и мог забрать все, что в ней находилось, без согласия Му'авии. Возникает подозрение, не является ли указанная сумма именно той, которая собиралась с Да-рабджерда, ведь по договору 27/648 г. этот округ должен был платить именно 5 млн. дирхемов [+45]. При передаче информации упоминание хараджа Дарабджерда могло отделиться от суммы, которую потом естественно отнесли к сокровищнице Куфы.
Договор, обеспечивший примирение мусульманской общины и объединение государства, был враждебно встречен всем окружением Хасана. Его решительно отверг Хусайн. Хасан оправдывался тем, что хотел прежде всего дать мусульманам отдохнуть от войны. Глядя из нашего далека, можно согласиться с Хасаном, что в той ситуации продолжение войны было бессмысленным. Конечно, проявив больше упорства, он мог оттянуть развязку, заплатить за продление агонии власти несколькими тысячами жизней, добившись лишь более бесславного конца.
Подписав соглашение, Хасан известил о нем Кайса б. Са'да. Кайс оповестил об этом воинов и спросил, хотят ли они сражаться без имама или присягнут неправедному имаму и прекратят войну. Большинство предпочло последнее. Кайс вынужден был подчиниться их воле, но не признал Му'авию [+46].
После подписания соглашения Хасан и Му'авийа с двух сторон направились в Куфу, туда же повел своих воинов и Кайс б. Са'д. В Куфе должен был состояться официальный публичный акт присяги Хасана и всех иракцев новому халифу. Вступление Му'авии в Куфу датируется с разбросом в три месяца: от раби' I до джумады I. Наиболее вероятная дата подписания договора — воскресенье 21 раби' 1/25 июля 661 г., а вступления Му'авии в Куфу — 25 раби' 1/29 июля [+47].
По-видимому, как всегда, публичной присяге в мечети предшествовала индивидуальная предварительная присяга лидеров, которая должна была предотвратить возможные конфликты на людях. Кое-кто отказывался от присяги или давал ее в уклончивой форме, как Кайс б. Са'д, который не пожелал протянуть руки Му'авии, и тому пришлось самому коснуться его руки. По другим сведениям, он потребовал, чтобы Хасан сначала освободил его от прежней присяги. Решительно отказался присягать Хусайн; Му'авийа, послушавшись совета Хасана, не стал его принуждать [+48].
О том, как протекала присяга в мечети, сведений не имеется, а речь, будто бы произнесенную Му'авией при этом, приводит только ал-Куфи, и она явно относится не к той торжественной ситуации. Он будто бы завершил ее словами: «Я дал вам обязательства (шурут), которыми хотел достичь дружелюбия, единения речей, улажения дела общины и потушить огонь. А теперь, когда Аллах сделал едиными наши речи и принял наши молитвы, то все обязательства, которые я взял перед вами, — отвергнуты, а все обещания, которые я кому-нибудь дал, — растоптаны [*2]». Эта речь будто бы вызвала такое недовольство, что Му'авийа раскаялся в сказанном, а на Хасана посыпались упреки, что он не сумел письменно скрепить достигнутые договоренности [+49].
Эта концовка совершенно не согласуется с той осторожностью и снисходительностью ко вчерашним врагам, которую, судя по другим свидетельствам, проявил Му'авийа. По порядку изложения у ал-Куфи этой речи предшествовало выступление Хасана, которое, по мысли Му'авии (будто бы подсказанной Амром б. ал-Асом), должно было развеять у куфийцев последние сомнения относительно отречения. Текст его приводится в столь различных вариантах, что цитировать здесь какой-то один из них не имеет смысла. Объединяет их общая мысль, что Хасан поступается своим законным правом на власть ради блага общины, но между реальной политической властью и высшим духовным правом на власть нет ничего общего [+50]. Эта идея, одна из важнейших в шиитской идеологии, могла быть вложена в уста Хасана позднее.
Отречение Хасана вызвало недовольство большинства сторонников его и его отца. Как оскорбление расценивали они то, что внукам пророка приходится сидеть у ног Му'авии, когда тот во время речей в мечети сидит на минбаре. Поступок Хасана воспринимался ими как личная обида, и никакие доводы не могли примирить их с отречением. Кое-кто вместо «повелителя верующих» стал издевательски титуловать его «унизителем верующих». Случившееся развело сторонников Хасана на две неравные части: те, для кого он был просто законным главой государства, смотрели на смену власти как на прискорбный, но реальный факт, с которым необходимо смириться, для тех же, для кого Али и Хасан были духовными лидерами не по праву избрания, а по праву родства, он, несмотря ни на что, остался имамом, достоинство которого, исходящее от Аллаха, никем не может быть умалено или отменено.