К сапожнику повалили заказчики. Он прибивал подметки и хитро подмигивал: погодите, погодите, посмотрим, кто кому будет ботинки чистить…

Наконец, в его каморку зашло несколько хорошо одетых господ. Они не принесли с собой старых штиблет. По всей видимости, с ними были только чековые книжки. Посетители сразу приступили к делу. Один прямо спросил:

— Сколько хотите за тюльпан?

Сапожник отложил колодку, поплевал на ладони, пригладил редкие волосы и сказал с вызовом:

— Пять тысяч гульденов.

— Это ваша окончательная цена?

— Да, господа, окончательная, — вздохнул сапожник.

Господа переглянулись. Один из них вынул толстый кожаный бумажник и отсчитал требуемую сумму.

Сапожник трясущимися руками взял деньги. И выставил горшочек с черным тюльпаном.

Господа обступили его, и один заметил безразличным голосом:

— Хорош…

— Да, был хорош, — ответил другой. Он тут же вырвал цветок из горшочка, открутил луковицу таким движением, каким отрывают головы у голубей, бросил ее на пол и растоптал модным туфлем.

Сапожник окаменел. А важный господин, пряча бумажник, сказал:

— Вы продешевили, уважаемый… Если бы вы потребовали пятьдесят тысяч, мы без разговора выплатили бы эту сумму. Даже миллион бы дали…

Господа были из компании, продававшей черные тюльпаны. Они хотели сохранить монополию на цветок, избежать конкуренции. Они ушли, а вскоре сапожника вынули из петли… Он не смог простить себе своей поспешности.

Шло время, а черным тюльпаном бредили многие.

Бедняки мечтали создать на его черных лепестках благополучие. Богачи — разбогатеть еще больше.

Росли у одного простого голландца двое мальчишек-озорников, много слышавших о черном тюльпане. Но они не стали ждать, пока это чудо появится на отцовских грядках. Взяли первый попавшийся цветок, посадили глиняный горшочек, вымазали лепестки черной краской и поставили на окно.

Что случилось потом — пером не описать и словами не рассказать. В дом зашел незнакомый человек. Он спросил, кто хозяин, молча положил перед ним пачку денег, молча взял горшок с покрашенным тюльпаном, молча вышел на улицу и со всех ног пустился наутек.

Хозяин выскочил следом:

— Господин, — закричал он, — господин, вернитесь и возьмите свои деньги!

Но господин был таков…

Возможно, случались и еще истории с черным тюльпаном — грустные и смешные. Вероятно, они встретятся вам. И тогда вы расскажите их своим друзьям. Рассказывайте смешные. Их приятнее рассказывать.

Вы не видели, не проходил ли тут матрос, низкого такого роста, в заплатанной рубашке?

Нет… — отвечал встречный, удивленно разглядывая возбужденного толстяка в фартуке, похожего на содержателя кабака или приказчика в лавочке.

А тот бежал по улице и каждого спрашивал:

— Не видели матросика?..

— Такого невысокого? — осведомился чистильщик обуви на углу. — Он только-только свернул вон в тот переулок.

И чистильщик подмигнул продавщице цветов:

— Наверное, выпил и позабыл уплатить. Знаем мы этих матросиков…

Однако надо заступиться за матроса. Он ничего не пил. И искал его не трактирщик, а хозяин лавки, торгующей только одними съестными припасами. Матрос зашел в эту лавку. Посмотрел на ветчину и колбасу, справился о ценах, которые были совершенно не по его дырявым карманам, и хотел уже уходить, когда заметил на прилавке луковицу. Раз она в лавке, где продают всякую снедь, то, по всей вероятности, съедобная. Матросик сунул ее украдкой в карман и вышел.

Откуда ему было знать, что хозяин лавки — страстный любитель тюльпанов и что он только что хвастался новым сортом этих цветов и показывал луковицы… И не успел он на минутку отвернуться, как луковица словно сквозь землю провалилась… Искал ее лавочник и под прилавком, и за бочку с солеными селедками заглядывал, и в щелях пальцем шарил — нет луковицы как нет.

Тут он вспомнил про бедно одетого матросика, подходившего к прилавку. Бросив все дела, он побежал на розыски драгоценной луковицы. Но у вора, говорят, одна дорога, а у погони — сотни. Так и на этот раз. Когда лавочник разыскал матроса, тот уже разрезал луковицу складным матросским ножом, натер солью, откусил кусочек и сморщился…

— Ты что делаешь? — в ужасе завопил лавочник.

— Да вот, ем…

— Ах ты, негодник! Да ведь это же моя луковица…

— Так возьмите ее — она не такая вкусная, как я подумал. И кричать нечего по пустякам…

— «Возьмите!» — не унимался лавочник. — Да знаешь ли ты, садовая твоя голова, что это луковица редкого сорта тюльпана. Она стоит столько, сколько, ты за десять лет не заработаешь…

— А я откуда знал… — начал оправдываться матросик.

Но лавочник поднял такой шум, что стали собираться портовые зеваки, явилась полиция и увела смущенного матросика.

На свой корабль он уже не попал. Суд приговорил его к тюремному заключению на шесть месяцев…

Сколько люди жили на земле — ни разу не видели, как набухает, лопается и выпускает корешки посеянное зерно пшеницы или как распускается цветок…

Да и мудрено увидеть это. Зерно скрыто под слоем почвы. А бутон тюльпана, например, развертывается целых пять часов. И ни один, даже самый зоркий, глаз не сможет заметить столь медленного распускания лепестков.

В наше время цветы ни расти, ни распускаться быстрее не стали. А все эти процессы люди увидели. И помогло тут электричество. Оно как бы спрессовало время. Весь многочасовой процесс расцветания уместило в считанные секунды. Электричество в этом случае работало вместе с киноаппаратом, и потому рассказать нужно про обоих.

Для звукового кино нужно снять 24 кадра в секунду. Если с такой скоростью снимать распускающийся тюльпан — придется сделать 400 тысяч кадровой длина ленты достигнет восьми километров. Чтобы пройти вдоль нее от начала до конца, понадобится два часа. А на просмотр уйдет ровно пять часов, в течение которых тюльпан распускался и велась съемка.

Вот тогда-то и начало работать электричество.

К киносъемочному аппарату подключили провода от часов. Их стрелки скользили по электрическим контактам на циферблате. Часы были отрегулированы таким образом, что стрелки замыкали контакты через каждую минуту.

Объектив аппарата направлен на распускающийся цветок. Вот прошла минута. Стрелка замкнула контакты. Вспыхивают ослепительные лампы, необходимые при съемке, включается электрический мотор, приводящий в движение киноаппарат, и щелкает затвор.

Один снимок сделан.

И в тот же миг гаснут лампы, останавливается мотор. Вся установка замирает на целую минуту, пока стрелки часов не дойдут до следующего контакта. И тогда будет сделан второй снимок.

А сколько минут в пяти часах? 300. Значит за время распускания тюльпанового бутона будет сделано всего 300 кадров. И когда эту ленту пропустят через кинопроектор со скоростью 24 кадра в секунду, то вся лента пройдет за 12 секунд.

Процесс расцветания тюльпана «ускорился» в полторы тысячи раз. И это «спрессованное» расцветание может увидеть каждый, кто будет просматривать пленку.