7

Целых две недели — пока не зажила его рана — пролежал Белый запертым в узком заливе. За это время у пострадавшей звезды вырос новый луч, а отломленный — пустил четыре отростка и превратился в какую-то своеобразную морскую комету.

Человек, случайно обнаруживший в одном из ящиков несколько удочек, по целым дням ловил рыбу, нацепляя для приманки креветок. Время от времени он спускался поближе к воде, и в тот же миг Белый подплывал к нему, довольно шлепая по воде хвостом, а его маленькие игривые глазки светились доверием и любовью.

Рыбак бросал ему рыбу, и тот, не давая ей упасть в воду, хватал ее на лету, как собака, потом нырял с ней под воду, а съев, снова выплывал и замирал в ожидании перед своим покровителем. Вторая рыба, третья, четвертая, пятая — пока не опустеет вся жестянка. Тогда человек опять устраивался на скале с удочкой. Ему приходилось трудиться как следует, потому что его нахлебник, к которому вернулись прежние силы и прежний аппетит, никак не мог наесться.

Больная акула больше не досаждала им — от залива ее отогнал запах рыбьей требухи, отвратительный ей запах дохлой рыбы.

Когда завтрак заканчивался, начинались игры. Человек пускал в воду вздувшуюся банку с испорченными консервами, а Белый налетал на нее и, ударяя об нее лбом, подбрасывал высоко над водой, словно мяч, — пока, наконец, не выкидывал на берег. Тогда человек снова ее бросал в воду, и игра продолжалась.

В этот день заря как будто была ярче чем всегда. От острова до горизонта, над которым висел раскаленный диск восходящего солнца, трепетал, извиваясь, ручей расплавленного золота. С криками кружили над океаном морские птицы.

Игра началась на рассвете. Без нее несчастный человек, наверное, сошел бы с ума. Лишь она отвлекала его от гнетущих мыслей.

Внезапно он наклонился и, схватив банку, выбросил ее на берег, а дельфин, остановленный в разгаре игры, разочарованно взглянул на него.

— Дело вот в чем, Белячок! — сказал человек. — Ты умный, я знаю, но давай-ка проверим, на что ты годишься.

Он знал, что животное не понимает его, и все же ему было легче, когда его кто-то слушал. Все лучше, чем бормотать самому себе под нос.

Он поднял какой-то колышек, выброшенный на коралловый песок, и зашвырнул его подальше от берега. Дельфин подплыл к нему и схватил его зубами.

— Неси! — приказал человек.

Уставившись на него удивленным взглядом, Белый замер на месте.

— Принеси! — повторил человек.

Но убедившись, что новый друг не понимает его, сам вошел в воду и потянул колышек к себе.

— Неси!

Дельфин сначала дернулся в сторону, но потом, вероятно, ему пришло в голову что-то другое. Он выпустил колышек, нырнул вниз, потерся о человека и толкнул его в глубокое место. Тот растерялся. Что случится сейчас? Ведь это же в сущности дикое, животное, и от него всего можно ожидать. А он так легкомысленно приблизился к нему.

Проворное белое тело вертелось около него, то подбрасывая его вверх, то погружая в воду и снова вытаскивая за шиворот на поверхность.

Неожиданно зубастая челюсть открылась и схватила его за руку.

Неужели еще и это? Но нет!

Челюсти не сжали ее. Это было нежное, дружеское покусывание, так играют с хозяином, умные собаки.

Успокоенный человек быстро поплыл к берегу.

— Значит, игра! — засмеялся он, отряхиваясь отводы. — Медвежья игра, но сердечная, вижу.

И он снова бросил колышек в воду.

— Неси!

Дельфин поймал его ртом на лету. — Дай!

Белый опять стиснул зубы, но сейчас быстрее понял, отпустил добычу и нежно защебетал. Они попробовали еще раз, еще и еще.

— Ты очень догадливое существо, Белячок! — похвалил его человек и в награду бросил ему еще несколько рыбин.

Так они забавлялись несколько часов. Человек изнемог от усталости, а Белый все никак не мог угомониться. Ему хотелось играть. Он был неутомим.

— Ну, а теперь и мне надо поесть! — сказал ему человек, направляясь к хижине.

Внезапно он замер на месте. Потом, словно безумный, бросился наверх. Снял на бегу рубашку и замахал ею над головой. Испуганные птицы в тревоге снялись со своих мест.

Заметят ли его? Избавится ли он, наконец, от своего заточения, вернется ли снова в родной город, к своим близким, к вечно стучащей швейной машине?

Пароход — черная царапина на хрустальной спине океана — полз к горизонту, а следом за ним тянулся дымовой хвост.

Человек опять бросился вниз на берег, набрал сухих водорослей, перемешанных с высохшими, покрасневшими от времени раками, отнес их на вершину и щелкнул зажигалкой. Огонь разгорался медленно, шипя и чадя едким дымом. А несчастный, дрожа от надежды и страха, все дул на костер и дул.

Вот взвился высокий столб дыма, вытянулся, уходя в синее небо.

Сейчас его должны увидеть! Должны! Он принес еще водорослей. Должны.

А корабль уходил все дальше и дальше, стал маленьким, точкой, ползущей по горизонту, а потом и совсем исчез; лишь мутная полоска дыма указывала путь, по которому он прошел.

Человек опустился на скалу и охватил голову руками. Ушли, не заметили. Избегают этих мест, обходят их издалека. И никто не поможет ему. Никто. Чего же он ждет тогда? Надо самому найти способ выбраться отсюда. Он не имеет права надеяться на слепой случай. Надо снарядить лодку, натянуть как парус ее брезент.

В какой стороне суша? Ну, конечно же, там, на юге, но сколько часов, сколько дней проблуждает он в океане, прежде чем доберется до нее. Ничего! И это лучше, чем сидеть здесь сложа руки и ждать. В открытом море скорее встретишь корабль, чем дождешься, пока он пройдет мимо этого проклятого острова!

Он встал и огляделся. У ног его — как песчинка в синем просторе — лежал этот жалкий одинокий остров — всего метров пятьсот-шестьсот в диаметре, огражденный неприступным кольцом из рифов, беспощадно разрывавшим атласную кожу океана. На востоке и на западе — насколько видел глаз — желтело мелководье кораллового леса. Как ясно все это было видно отсюда. Подводные горы почти достигали поверхности, а скалистый остров был их самой высокой вершиной. И лишь один безопасный проход среди коварных подводных скал — вон та синяя полоска около острова, шириной в милю, по которой, рябя поверхность океана, проходит течение — ленивая подводная река, текущая, как и ее земные сестры, по глубокому ущелью.

Сейчас море лишь желтеет над опасными скрытыми рифами, но когда наступит отлив и обнажит ощетинившиеся коралловые хребты, оно покроется пеной, побелеет сердито и зашумит грозными бурлящими водоворотами.

Человек, перебросив рубашку через голое плечо, стал уныло спускаться с камня на камень, чтобы опять приняться за работу. Отверстие для мачты уже было готово, оставалось лишь закрепить ее основание двумя-тремя клиньями. Пока он старался приделать мачту, притихший Белый недоумевающим взглядом следил за ним. Почему суетится это странное, доброе существо?

Человек заметил его. Прервал работу и приблизился к входу во фьорд. Затем молча, с какой-то грустью, разбросал мачтой нагроможденные коралловые обломки и расчистил запруженное устье.

— Ну, Белячок, ты свободен! — сказал он печально. — Ты уже здоров. Обойдешься и без меня. Иди! Конечно, мне будет немножко скучно — мы ведь привыкли друг к другу — но ничего не поделаешь! Завтра или послезавтра и я подниму паруса.

Дельфин все еще не понимал и лишь следил за человеком удивленным взглядом. Потом подплыл к выходу, выглянул наружу, вернулся и вдруг прыжками понесся к морю.

— Эх, хоть бы обернулся на прощанье, — полушутливо-полусерьезно вздохнул человек и опять принялся за работу.

А Белый, опьяненный свободой и вернувшейся силой, летел вперед, словно белая молния среди расплесканной лазури.

Вот он наклонил голову, нырнул и понесся над дном, которое спускалось вниз в виде покатых террас, покрытых кораллами и целыми джунглями из водорослей.

Он снова попал в свой мир, где все цвета тускнеют в сероватой синеве, где пестрота — бессмыслица, бесцельное нагромождение красок, которые никого не радуют; в мир, знакомый и близкий, где травы сплетаются в гигантские луга над низкими каменными рощицами, где не растения, а животные цветут, и где звезды ползают по дну, — в мир обманчивого безмолвия. Среди этой мрачной стихии зрение бессильно, да и какой глаз может проникнуть больше чем на двадцать-тридцать шагов вперед! Но зато слух здесь — все. Врага здесь увидишь, когда уже слишком поздно, а звук предупредит тебя издалека, даже если это расстояние измеряется километрами. В этом мире звуков, в этом рое звенящих звуков, Белый ориентировался лучше всего, и в этом была его сила.