— Когда вокруг километры пустыни, а обстановка становится все напряженнее, наши бойцы могут почувствовать себя забытыми. Приедете, посмотрите базу, пообщаетесь с солдатами и офицерами — больше я не прошу ничего.

— Вы что-то упустили, — усмехнулся Майкл. — Мне кажется, что поднятие боевого духа — не слишком подходящая причина для того, чтобы заместитель начальника штаба ВВС совершал такое путешествие.

— Вы правы, — сказал Эксман, и блеск его глаз стал почти триумфаторским. — На самом деле, до базы вы не доберетесь, потому что на полпути вас захватят в заложники.

Губы Майкла дрогнули. Он в жизни не слышал настолько абсурдного предложения, которое смог парировать лишь слабым "что?"

— Вас захватят в заложники, — невозмутимо повторил Эксман. — Вы, Майкл, и майор Джонсон, который любезно согласился мне помочь, сыграете ключевую роль в расторжении мирного договора. Вы знаете, что мы обсуждаем возможность новой военной операции. Если быть точным, все уже решено, и последнее препятствие тому, чтобы достойно ответить на диверсии повстанцев, — это подходящий предлог. Предлог определяет многое: как отнесется к новой войне мировое сообщество, за кого проголосуют наши граждане, на чью сторону станет ООН. Согласитесь, захват генерала ВВС — не лучшее начало для того, что беспокойные журналисты тут же окрестят "войной за свободу". Насчет технических деталей можете не беспокоиться. Вас "схватят" и отвезут в ближайший город, где вы пробудете два-три дня, после чего наша доблестная армия вернет домой своих героев, сделав несколько холостых выстрелов.

Циничность Эксмана била собственные рекорды. Сбитый с толку, Майкл вдруг осознал, что вот-вот встрянет в одну из самых дерзких эксмановских авантюр.

— Знаете что, генерал? — выдохнул он. — Я не намерен становиться заложником доброй воли!

— А по-вашему, — заметил Эксман, — тем, кто сейчас на базе, понравится, если вместо хорошо спланированной акции, в которой не пострадает никто, их — по плану, который уже одобрили, — принесут в жертву ради того, чтобы расторгнуть договор?

— Как… в жертву?

— Не делайте вид, что слышите подобное впервые. Подкупить пару-тройку стихийных повстанческих отрядов, вооружить их и дать проникнуть на базу — план примитивен, но не менее действеннен. Теперь вы понимаете, к чему приведет ваш отказ?

При этих словах Майкла охватило сильное желание схватить Эксмана за шиворот и пройтись кулаком по его лицу. Генерал усмехнулся — так, словно сам умел читать мысли.

— Это же низость и предательство, — бросил Майкл.

— Нет, Майкл, — парировал Эксман. — Это жизнь. Прекрасная и многообразная. Подобные вещи стары, как мир, а вы удивляетесь, словно слышите о них в первый раз.

— Думаете, вас оправдывает это картинное благородство? Да вам плевать на жизни солдат, лишь бы все было тихо и без шума! Если вы считаете, что у вас есть особое право распоряжаться чужими судьбами, то я с этим никогда не соглашусь. Поверьте на слово: когда-нибудь это станет первой проблемой человечества.

— Вы такой умный человек, а опускаетесь до демагогии, — посмеиваясь, заметил Эксман.

— Я всего лишь сказал вам правду. Неужели это вас так задело?

— Да что вы, Майкл! Мы же с вами не дураки и не генерал Лесли. Только такие, как он, могут обижаться на правду, потому что им стыдно признаться, что они не те, кем себя мнят. А вы всегда приходите ко мне, как на битву с исчадием ада, и вам это, похоже, кажется естестенным.

При всей серьезности ситуации Майкл не мог не улыбнуться: Эксман с его колким взглядом и ехидной ухмылкой вполне бы мог претендовать на эту роль.

— Вы считаете, что я и подобные мне люди не имеем права распоряжаться судьбами других людей? Возможно, если оценивать с точки зрения морали. Но разве этим можно оправдать бездействие? Неужели вы считаете, что мир стал бы лучше, если бы люди, несущие ответственность за его судьбу, вдруг отказались принимать решения только потому, что любой выбор неизбежно приведет к потерям и жертвам?

Майкл смолчал. Эксман говорил разумные вещи, и это бесило его еще больше, чем если бы генерал нес откровенную чушь. Он не мог отказаться, но и сдаваться на чужую милость не хотел. Скромное контрнаступление началось с того, что Майкл извлек книгу Эксмана из-под кипы бумаг.

— Предположим, я соглашусь, — сказал он, небрежно листая страницы. — Могу ли я выдвинуть пару-тройку своих условий?

— Конечно, — ответил Эксман. Его губы слегка дрогнули, когда Майкл грубо согнул переплет.

— Мне бы не хотелось, — начал Майкл, — чтобы в случае провала меня прикончили в какой-нибудь песочной норе, а затем объявили погибшим в инсценированной аварии или утонувшим на рыбалке вместе с дневным уловом. Ваши гарантии, что со мной и Джонсоном ничего не случится?

Эксман не спешил с ответом. Майкл усмехнулся про себя: невинная затея с книгой вывела генерала из тонкого равновения, служившего ему первоклассным щитом.

— С вами ничего не случится, — наконец, ответил он.

— Рад, что мы нашли общий язык, — сказал Майкл, демонстративно захлопнув книгу.

— Удачной поездки, — улыбнулся Эксман.

— Удачной войны, — ответил Майкл.

В глазах Экмсана вновь вспыхнули искорки. Попрощавшись, генерал вернулся к чтению, листая страницы с непринужденностью оркестранта, который просматривает партитуру. Майкл и раньше замечал почти музыкальную мягкость движений его рук, вещь, не характерную для людей, всю жизнь державших штурвал или таскавших винтовку. Человек стольких талантов, Эксман вполне бы мог подойти и для этой роли, но представить его скрипачом или пианистом мешала привычка прятать запястья под манжетами, которой он никогда не изменял. Оказавшись в коридоре, Майкл задумался о том, какой финал ожидает эту увертюру, в которой солировала флейта Эксмана, заманивая его и Джонсона в аккуратно расставленную ловушку.

Осадок от разговора с начальником штаба преследовал Майкла добрых несколько часов. Эксман и не догадывался, что может беспокоить его "заложника": побывать во вражеском плену казалось Майклу пустяком в сравнении с самой дорогой, в которой его поджидали серьезные неприятности. В арсенал высшего, богатый сверхспособностями, входил и навык безошибочно вычислять, где находится тот или иной человек. Запредельный успел доказать, что владеет этой техникой, но если на земле Майкл еще мог надеяться на свою реакцию, то увернуться от смертельного удара в движущейся кабине самолета было практически невозможно. Создать тоннель на такой скорости считалось безрассудным риском, на который не решались даже в отчаянных ситуациях. Решиться на это дважды Майкл бы не смог. Из тупика, в который его загнали, был только один — и довольно неприятный — выход, но судьба редко баловала Майкла возможностью выбирать.

Плотно прикрыв дверь кабинета, он достал ресивер. Маленький прямоугольный предмет, по внешнему виду которого было сложно догадаться о его предназначении, был единственным средством связи с родной эпохой. Ресивер разработали специально для межвременных миссий: в него был встроен транссубстанционный сканер, настроенный на ритм сердца, и если бы с Майклом что-нибудь случилось, ресивер сразу бы перешел в режим безопасного самоуничтожения.

Прижав к виску небольшой "сенсор", необходимый для мысленного управления устройством, Майкл повторил про себя шестнадцатизначный код доступа к межвременной сети. Небольшая прорезь блеснула ярко-голубым, выстроив двумерную проекцию кабинета заместителя главкома.

— …автокатастрофа? — сухо переспросил Ронштфельд, говоря с кем-то по внутренней связи.

— Да, сэр.

— Этого еще не хватало… Когда это случилось?

— Около трех часов назад. Вы бы видели, сэр… Автомобиль — в щепки, переднее стекло — вдребезги, везде кровь… Когда я прибыл, на месте аварии уже дежурили полиция и медики, так что пробиться к нему я никак не мог.

— Надеюсь, его не забрали в морг? — съязвил зам главкома, постукивая ложкой по дну кофейной чашки.