До этого самого дня брак представлялся ей прекрасным приключением. Началось оно годом раньше — внезапным появлением гувернантки в учебном классе Лекена, где Стефания делала домашние задания. Ее увели оттуда без всяких объяснений и поручили заботам горничных; те очень быстро сняли с нее простое девичье платье и облачили в наряд, какого она никогда не носила. Причесали как взрослую девушку и впервые дали драгоценности. Потом, одетую так необычно, отвели в салон, где ее уже ждали родители и какой—то высокий молодой человек, с тонкими чертами лица, влекущими глазами, красивыми усами и в белом мундире полковника австрийской армии.

Королева Мария—Генриетта взяла дочь за руку и представила. Стефания, чрезмерно удивленная, взволнованная, не сумела произнести ни слова. Весь мир для нее странным образом переменился.

На следующий день, 5 марта, король Леопольд пригласил ее в свой рабочий кабинет: — К нам приехал эрцгерцог Рудольф — просить твоей руки. Твоя мать и я благосклонно относимся к этому браку и были бы счастливы видеть тебя в будущем императрицей Австрийской и королевой Венгерской. Но, полагаю, только ты сама можешь распоряжаться своей жизнью. Ступай, подумай, а завтра дашь мне ответ.

Стефания, разумеется, не спала всю ночь, но наутро дала ответ, который полностью совпадал с желаниями родителей. Прекрасно воспитанная, не добавила при этом, что известие о замужестве доставило ей нежданную радость и неопытное сердце бьется сильнее при одном упоминании имени Рудольфа. Мать в самом деле воспитала ее в строгих правилах, можно даже сказать — выдрессировала с прицелом на будущее правление. И юная принцесса уже умела скрывать свои потаенные чувства под спокойным, почти бесстрастным выражением лица.

Последующий год пролетел словно в сказке. Пришлось, естественно, учить венгерский язык, приобщиться к правилам и обычаям венского двора; зато Стефания получила много богатых подарков от жениха, — видела она его, может быть, и мало, но он вел себя с ней нежно и ласково. Конечно, уже очень влюбленная, она предпочла бы, чтобы к ней относились как к женщине, а не девочке, с оттенком ласковой снисходительности, но дала себе слово, что заставит его переменить отношение к себе. Разве она не красива? — той белокурой красотой, что, возможно, кажется несколько холодной, но в ней так важны блеск кожи, цвет глаз, сверкание волос. И вот однажды вечером, спустя несколько дней после ее шестнадцатого дня рождения и приезда в Вену, Рудольф прислал под ее окна большой оркестр для исполнения серенады — тогда Стефания решила, что своего до6илась. Только влюбленному жениху придет в голову столь романтическая идея.

Путешествие в Австрию тоже оказалось очаровательным. Приветствия народа наполнили радостью сердце юной бельгийской принцессы. Повсюду флаги, звучат фанфары, раздаются приветствия, всюду дарят цветы… Встречать ее вышла вся Австрия — Рудольф, ожидавший невесту у переправы через Дунай, казался счастливым.

Именно там будущую супругу наследника трона представили тем, кто станет ее приемными родителями, — императору Францу—Иосифу, заметно состарившемуся под тяжестью власти, но по—прежнему импозантному, и императрице Елизавете, знаменитой своей красотой, которая бросала вызов времени.

Рудольф так похож на мать: ее лицо и выразительные глаза, ее поистине императорская величавая осанка. Стефании сразу захотелось понравиться этой женщине, во всем на нее походить, исключая, возможно, неуемное стремление к перемене мест. Она—то, Стефания, намерена никогда не разлучаться с супругом, не бросать свои обязанности монархини, чтобы в одиночку странствовать по свету.

Глядя, как дождь заливает сады Шенбрунна, Стефания думала: приближается долгожданное событие, еще несколько часов — и она замужем…

На мгновение мысли перелетели на ее тетку Шарлотту — когда—то она вот так же ждала в одной из комнат этого дворца желанного часа, когда судьба соединит ее с прекрасным эрцгерцогом… Шарлотта свергнута со своего экзотического трона и живет теперь с навеки помутненным разумом взаперти — в замке Бушо в Бельгии… Стефания сразу отогнала гнетущий образ. В ее жизни ничего подобного не произойдет, она будет счастлива, бесподобно счастлива!..

Из раздумий ее вывел чей—то торжественный голос:

— Ваше Высочество уже встали? Это хорошо, Вашему Высочеству пора готовиться. Но вы рискуете простудиться… В комнату вошла главная фрейлина императорского двора княгиня Шварценберг. Стефания застенчиво улыбнулась ей:

— Вы правы, княгиня, я, кажется, и впрямь озябла.

Спустя несколько часов, в расшитом серебром белом парчовом платье, под прекрасными брюссельскими кружевами и знаменитых украшениях из опалов и бриллиантов, принадлежавших ранее эрцгерцогине Софии, а потом императрице Елизавете, Стефания присоединилась к Рудольфу на хоралах церкви Августинцев, украшенной цветами и сияющей сотнями свечей. С ослепительной улыбкой она протянула руку тому, кто станет ее мужем…

По окончании празднеств согласно установившейся традиции молодожены отправились в Лаксенбург, летний замок южнее Вены. Стефания, вымотанная усталостью и волнениями утомительного дня, показавшегося ей пыткой, надеялась очутиться с мужем в тихом уютном гнездышке. Однако надежды шестнадцатилетней эрцгерцогини не сбылись: Лаксенбург не походил на любовное гнездышко. Никому, видно, и в голову не пришло подготовить его для медового месяца: никакого уюта, одни холодные, враждебные комнаты… Ни единого цветка — атмосфера Лекена, всегда украшенного массой цветов и содержавшегося в типично бельгийской чистоте, так далека!

На пороге ледяного дворца Стефания почувствовала, как горло ее сжали рыдания. Теперь ей понятно, что хотела сказать ее сестра Луиза, давно — и так неудачно! — вышедшая замуж за Филиппа Кобургского, напарника Рудольфа по развлечениям. Прощаясь, сестра обняла ее и прошептала: — Держись, Стефи! Это всего лишь дурное мгновение, его надо пережить!

«Дурное мгновение»? Как можно назвать дурным мгновением первые часы интимной близости молодоженов? Филипп, конечно, грубое животное. Но Рудольф, ее дорогой, любимый Рудольф?..

По правде говоря, в тот вечер он мало походил на любимого Рудольфа. По прибытии в Лаксенбург сразу начал ругаться: отчитал слуг и потребовал подать ужин. Мрачный это был ужин, смертельно уставшие молодожены перебросились всего двумя—тремя словами. Стефания благодаря своему королевскому воспитанию сдерживалась, чтобы не разрыдаться и не показать мужу, до какой степени она разочарована. Ждала нежных слов, ласки, но Рудольф, встав из—за стола, ограничился тем, что сказал ей, правда, с улыбкой:

— Пойду, покурю в бильярдной. Скоро я к вам присоединюсь.

Последовавшая за этим ночь оказалась катастрофой. Привыкший иметь дело со страстными и умелыми любовницами — кстати, он охотно выбирал их из цыганок, — Рудольф нашел маленькую бельгийку очаровательно слишком целомудренной. Ему бы проявить куда больше нежности и терпения в решающий миг, когда девушка становится женщиной. Стефания внушала ему некоторую симпатию, но он не был по—настоящему влюблен и к тому же очень нетерпелив. Брачная ночь для него лишь очередная пустая формальность, и он исполнил свой супружеский долг с кавалерийским наскоком.

Утром замужняя Стефания поняла, что муж, несмотря на ее горячую любовь к нему, не питает к ней никаких нежных чувств, — и ощутила себя бесконечно одинокой. Вспомнила, как сестра Луиза убежала на заре из брачных покоев и спряталась, рыдая в отчаянии, в оранжереях Лекена. Неужели судьбой предопределено, что все принцессы в первые часы после свадьбы переживают одни тяжелые моменты?

Честно говоря, Луиза, кажется, уже привыкла к Филиппу и к венской жизни. Элегантная и расточительная, пользовавшаяся большим успехом у мужчин, она больше не занималась супругом. Именно она посоветовала приударявшему за ней Рудольфу взять в жены младшую сестру:

— Она похожа на меня — она тебе понравится…

Понравиться ему — это, казалось Стефании, ей никогда не удастся…