'Интересно', - подумалось мне, — 'А перевал так назвали, потому что там камни бурого цвета, или потому что часто бывают бури?' Я не мог развалиться в кресле, как это сделал лорд Гериот, потому что из меня во все стороны торчали булавки. Приходилось стоять на табурете, растопырив руки, и чувствовать себя дураком. Правда, с последним я сумел справиться, придав себе величественный вид.

— А то, что Вашему отцу нужна Ваша помощь. Барон сейчас гостит у нас вместе со своей дочерью…

— А, так мне нужно обаять милашку 'как-ее-там'? — перебил его я.

— Нет, принц. — Он усмехнулся, да так, что у меня возникло серьезное подозрение, что он меня ни во что не ставит и дерзит в лицо, только вот доказать я ничего не смогу — и слова его, и тон были гладкими, как шелк. — Вам нужно постараться произвести благоприятное впечатление на молодую баронессу, которая в скором времени, войдя в брачный возраст, станет Вашей невестой.

— Невестой?

Наверное, в моем голосе все-таки прорезалось изумление, потому что он усмехнулся еще шире:

— Это пожелание Его Величества. Настойчивое и бескомпромиссное пожелание.

Все ясно. Если я откажусь, отец мне голову оторвет. В первое мгновение, услышав эту новость, я попробовал возмутиться, но получилось плохо. Все-таки воспитание сыграло свою роль — а мне с самого детства твердили, что я вырасту и женюсь на той, которая понравится моему отцу. 'Понравится' — в данном случае означает, что брак будет выгоден королю и королевству. Поэтому я довольно легкомысленно отнесся к самому факту скорой женитьбы, мою голову всецело заняли мысли о том, красива ли она, в моем ли вкусе и не слишком ли она глупа. Я постеснялся задавать эти вопросы Советнику (боялся, что он обнаружит слишком подробные знания о моих вкусах), но поинтересоваться хотя бы ее именем должен был.

— И как же ее зовут?

— Белинда. И не надо так хмуриться, принц. Появятся морщины на лбу.

Лорд Гериот встал, и откланялся.

— Завтра бал. Она будет там.

Раз, два — поднять руку, чуть согнув в локте. Три, четыре — повернуть кисть руки ладонью к себе и слегка присесть. Мой учитель танцев наблюдал за мной, одобрительно кивая головой. Ему было невдомек, что, для того, чтобы только пригласить даму, рядом с коей я сейчас размахивал руками, мне понадобилось осушить два кубка вина. И еще один — чтобы предложить ей танец еще раз.

Такой знакомый запах дома смешался с духами придворных, и это было неприятно. Меня замутило, да еще отчетливо воняло псиной — где-то неподалеку, видимо, отдыхали после нескольких дней охоты лучшие гончие отца, наслаждаясь костями. А расфуфыренные маркизы и баронессы, то и дело вытаскивавшие платочки из рукавов, интересовались друг у друга — почему король не празднует летний праздник в летнем дворце — ведь тут так жарко… Это заставило меня призадуматься: действительно, этот замок был массивным, с толстыми стенами, и не было ни одного окна шире двух локтей. Более того, его строили исключительно для военных целей. Так что же, мы готовимся к нападению? Почему отец мне ничего не сказал?

И тут я вспомнил — я не обращал на них особого внимания, но, как выяснилось, частью себя отметил их как данность, — что вот уже несколько недель бригады плотников и каменщиков укрепляют стены замка Греденар. Рядом с основным амбаром возводился второй, чуть поменьше. Для запасов еды, не иначе. Значит — война? Но с кем… С Локрелеоном? Неужели я в разговоре с Советником ткнул пальцем в небо и попал?

— Вы замечательно танцуете, — прошептало кружевное создание напротив. Та самая дочка барона, ради которой Советник пришел сегодня утром в мои покои и разворошил там не только груду тканей, но и мое столь тщательно пестуемое наплевательское самообладание.

Мы плавно протанцевали через весь зал; я старался не отдавить ей ноги. Ее там, в баронстве Хенгейт, выращивали в парниках, что ли? Она вся как застывшая. Девушка даже не глядела на меня, а я никак не мог отвести брезгливо-завороженного взгляда от ее лица: она раскраснелась, на верхней губе блестели капельки пота. Если мне придется целовать ее, клянусь чем угодно — я сперва достану платок, вытру ей рот и уж потом поцелую. И пусть Советник с его советами катится к такой-то матери.

Музыканты на время отложили инструменты, танец кончился, и я поспешил отвести баронессу в сторонку, к столику с напитками. Она стояла рядом, прямая, как палка, и опиралась на мою руку; я же в это время пытался расслышать, о чем говорят между собой придворные. Еще вчера я был согласен на свадьбу, но я не видел 'невесты', теперь же, вдоволь наглядевшись, склонен был дать отрицательный ответ. Дура, набитая дура, жеманная и пресная, наивная и неловкая. Неужели отец всерьез решил женить меня на этом пунцовом недоразумении? Быть не может.

Белинда долго терпела отсутствие моего к ней внимания, и наконец решилась открыть рот.

— Не пройти ли нам в сад, подышать свежим воздухом? — спросила она у носков своих туфелек, расшитых серебряной нитью.

— Отчего же, — несколько расплывчато ответил я, натянуто улыбаясь: у меня было ощущение, что прямо сейчас меня женят, а я не могу ничего сделать. Успокоив себя тем, что отец наверняка не станет просто ради какого-то прохода через горы вступать в родство с каким-то захудалым бароном, я потащил Белинду за собой через толпу; ладони у нее были влажные, и я опасался, что она выскользнет, поэтому схватил за рукав. Мы нырнули в дверцу для прислуги, чуть не сбили с ног троих поварят с поросенком на подносе и через пару минут оказались на 'свежем воздухе'. Правда, не в саду, а на заднем дворе, что, мягко говоря, ввело девушку в шок.

— Это ведь не сад? — пропищала она, — Это же какие-то задворки… Я хотела в сад…

— Совсем недавно это был цветущий сад, уверяю тебя… Но мой отец, король, повелел вырубить его — весь!

— Зачем? — она округлила глаза.

— На виселицы, — мрачно отозвался я и захохотал, как злодей из кукольного театра, что приезжал в прошлом месяце.

Белинда проявила потрясающий ум и проницательность.

— Вы меня обманываете, — заявила она и надула губки.

'Нет, точно сбегу', - подумал я, — 'сбегу вместе с кукольниками… Меня они возьмут, я невысокий, как раз удобно стоять за ширмой с куклой на руке, и приседать не надо…'

— О чем Вы думаете?

С моей стороны было бы неразумно отвечать ей честно, поэтому я лишь неопределенно замычал. Она уцепилась за меня, я же, следуя скорее собственной привычке прогуливаться, чем какому-то замыслу, повел ее к обрыву, и мы уселись на каменную стену. Вернее, уселся я, а она боязливо стала в двух шагах от стены.

— Ой, как тут высоко… Вам не страшно сидеть там, наверху?

— Нет. А ты знаешь, что несколько лет назад на этой самой стене произошел несчастный случай?

— Ой, какой ужас — не знаю… какой случай?

Я уже обдумывал детали своего побега, поэтому спросил скорее из желания заполнить паузу, и довольно рассеянно поведал ей о том, как с этой стены свалился графский сынок. В мыслях я уже был далеко и от новоявленной невесты, и от отца, — ветерок охладил мой лоб, и сама возможность того, что я буду свободен от необходимости жениться, от королевского долга вообще, пленяла мое воображение и пугала своей непривычностью одновременно. Я не учел впечатлительности девчонки — и совершенно зря стал описывать происшествие в красках, совершенно не думая, о чем говорю. Она побледнела и, пододвинувшись ближе, взяла меня за руку.

— Принц, не надо там сидеть, спускайтесь… Пожалуйста, я так за Вас боюсь… Пойдемте лучше в сад!

Я очнулся от мечтаний и посмотрел на нее, как во сне. Первое время я вообще не мог понять, что за девушка рядом со мной — лицо из белой бумаги, большущие глаза, испуганно распахнутые; я вздрогнул, когда она сжала мои пальцы.

— Куда?

— В сад… здесь растут розы, я почувствовала запах… Пойдемте…

И Белинда потащила меня через весь двор с упорством норной собаки, вытаскивающей свою добычу из убежища; я шел за ней, и думал, что наверное, я слишком много выпил… или слишком мало — мне вдруг показалось, что она — призрак. Да, да, полупрозрачное видение, коварно завлекающее меня в темноту и сладкие запахи сада. Может, дело было в том, что она слегка двоилась… Запах роз, приторно-сладкий, заполз в голову; девушка за руку, как ребенка, привела меня в сад, и, покружив на одном месте, безнадежно заблудилась. Я мог бы сказать ей, что со стороны заднего двора нет ни одной приличной тропинки, и она только зря намочит туфельки в мокрой от росы траве, но смолчал: попросту боялся, что, стоит открыть рот, как меня стошнит. Правда, это освободило бы меня от романтического поцелуя, а, судя по всему, понял я, именно для этого она меня сюда и притащила. Дуреха… Уселась под розовым кустом, расправила чинно юбки. Я плюхнулся рядом. Она прикрыла глаза и наклонилась вперед, смешно вытягивая губки. Я замер, не зная, что предпринять.