— Почему Вы мне не позвонили? — перебил его Абдулла.

— Я звонил, — глаза Саида выражали первобытную искренность, — но у Вас телефон был отключен.

— Не может быть, — Абдулла извлек из внутреннего кармана куртки мобильник. Телефон действительно был отключен. Повертев трубку в руке и стараясь не смотреть в глаза Саиду, Абдулла вздохнул: "Ну, давайте Ваш номер".

Саид назвал номер умчавшейся "Волги".

— А теперь подождите меня здесь, я сейчас, — Абдулла выскочил из машины и вскоре опять исчез за дверью вокзала.

Толпа вокруг убитых увеличилась, по меньшей мере, раза в три. Еще столько же людей лицезрели забрызганные кровью тела с балкона зала ожидания, свисавшего над местом преступления. Двое милиционеров, не церемонясь, отгоняли людей от трупов.

— Уважаемый лейтенант, — обратился Абдулла к одному из них.

— Лейтенант Бирюков, — приложив руку к фуражке, представился милиционер.

— Я запомнил номер машины, на которой приехали убийцы, — прокашлявшись, сообщил Абдулла.

— Да, я Вас слушаю, — лейтенант поспешно вытащил рацию.

— Вы были свидетелем убийства? — спросил лейтенант, продиктовав номер "Волги" коллегам.

— Нет, — неуверенно ответил Абдулла.

— Что Вы еще видели? — продолжал опрос лейтенант.

Абдулле не хотелось втягивать себя в неприятный процесс дачи свидетельских показаний. Все, что он хотел сообщить, он уже сообщил. С другой стороны, дипломат был у убийц, и он, как никто другой, был заинтересован в их скорейшей поимке. Однако Абдулла не хотел затрагивать тему рукописи до тех пор, пока похитители не будут схвачены, и он лично не увидит содержимое дипломата.

— Я видел, как они выбегали из вокзала и сели в машину, — сказал Абдулла.

— И все? — с подозрительным недоверием спросил лейтенант.

— Да, — после небольшой паузы ответил Абдулла. — Я могу идти?

Лейтенант пощекотал Абдуллу своим неприятным взглядом и с большой неохотою ответил: "Да". Ничего, хватит ему других свидетелей. Вон, с каким усердием пробивается к нему полная старушка в очках. Наверняка, она все видела, все слышала и всех запомнила, несмотря на врожденную глухоту и зрение "минус 10".

— Позвольте, позвольте, — сигналила старушка, пробиваясь к лейтенанту. — Уважаемый милиционер, он лжет. Я видела, как он разговаривал с теми двумя, которые потом застрелили вот этих, — старуха указала пальцем с длинным грязным ногтем на лежавших арабов.

Абдулла, уже собравшийся уходить, в оцепенении прилип к полу.

— Что Вы такое говорите? — сбиваясь, выговорил он, широкими глазами глядя на старуху.

Бдительный лейтенант насторожился и на всякий случай сделал предупредительный шаг в сторону Абдуллы.

— Может быть, Вы еще скажете, что не пролезли передо мной без очереди в билетную кассу, в которой до этого покупали билеты покойные, — голос принадлежал притаившемуся справа от Абдуллы старичку. Это был тот самый старичок, который стоял с мальчиком в очереди за билетом. — Секретный разговор у него был. Если не верите, — обратился он к лейтенанту, — спросите кассиршу в кассе номер пять. Я думаю, они все за одно. Это одна банда!..

Пока Абдулла краснел и пыхтел, пытаясь что-то придумать в свое оправдание, лицо лейтенанта каменело и желтело на глазах. Абдулле показалось, что Бирюков стал шире в плечах и выше ростом.

— Попрошу Вас пройти вместе с сержантом, — приказал, наконец, Бирюков и без всяких сантиментов взял Абдуллу за плечо.

— Послушайте, — начал было Абдулла.

— Пройдемте, уважаемый, — монотонно протянул подоспевший сержант, поигрывая резиновой дубинкой.

— Уважаемый милиционер, это недоразумение, — настаивал Абдулла. — Я Вам сейчас все объясню.

— Потом будете объяснять, уважаемый, — продолжал гнусавить сержант, как бы невзначай повертев перед носом Абдуллы своим ultima ratio[16].

Абдулла хотел достать свое судейское удостоверение, но потом, словно спохватившись, засунул руки в карманы и молча последовал за гнусавым сержантом.

Первое дело Абдуллы

— Ну вот, кажется, и все, — с тоскою подумал Абдулла, изучая свое временное пристанище. Маленькая бесформенная комнатка без окон при привокзальном отделении милиции напомнила Абдулле безгрешные студенческие годы. У него в общежитии была точь-в-точь такая же каморка, где с трудом располагались две кровати, холодильник и письменный стол — один на двоих. Правда, в отличие от этого "обезьянника", там было окно, которое постоянно держали открытым, чтобы не задохнуться: в общаге не работала вентиляция.

В те годы Абдулла практически ничего не знал об исламе и был, в сущности, обыкновенным студентом — не хуже, и не лучше своих многочисленных беззаботных сверстников. Ислам представлялся ему экзотическим учением, не имевшим к нему лично никакого отношения, а потому — недостойным сколько-нибудь серьезного внимания.

Так Абдулла прожил пять лет, старательно постигая многоликие правовые нормы, занимаясь спортом и выступая, время от времени, в университетском церковном хоре. Абдулла никогда не был атеистом. Слишком обреченным оказался бы этот мир, если бы в нем не наблюдалось хотя бы намека на возможность существования Бога.

Продолжая надеяться или, лучше сказать, учитывать незримое присутствие Господа, Абдулла относился к Божественным заповедям как к рекомендациям, своего рода правилам хорошего тона для тех, кто хочет, чтобы о них хорошо думали на этом свете и, возможно, на том. Юридическая закваска Абдуллы не позволяла ему считать Законом то, что по определению не имеет силы Закона, — мораль.

Мораль человека — слишком зыбкий и опасный фундамент для построения Божественного здания, считал Абдулла. Закон и только закон способствует единому пониманию Господних заповедей и не позволяет отдать их на откуп эмоциям, чувствам и прочим человеческим слабостям.

Задача Бога — даровать людям вечное и непреложное законодательство, а уж исполнять его или нет — их дело. Зато потом, — на том свете, — они уже не смогут возразить, что слаб, дескать, человек и не уразумел смысла Божеских слов. Сразу станет ясно, кто что нарушил и за что должен нести ответ. А потом или пожалуйте-с в Ад-с, то есть налево, или в Рай-с, то бишь, направо. То, что Ад налево, а Рай непременно направо, Абдулла не сомневался.

Часами раздумывая над проблемой Божественного Закона, Абдулла, возможно, так никогда и не выкарабкался бы из бесконечного круга умозрительных и бесплодных рассуждений, если бы не столкнулся с одним любопытным делом.

Было это лет пять назад, когда выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского Государственного Университета Петр Петрович Мухин вполне заслуженно получил должность помощника председателя суда К-ского района Санкт-Петербурга. Тогда еще перспектива введения шариатского судопроизводства в России казалась дикой мечтой ваххабита из боевиков про неуловимого бен Ладена, и все дела, так или иначе затрагивавшие интересы мусульман, рассматривались в специальных отделениях или, как их называли на западный манер, камерах общих судов. Обычно такими делами занимались судьи, имевшие востоковедное образование. Однако даже эта судейская традиция не всегда соблюдалась. Наскоро же подготовленные при мечетях судьи, почему-то именовавшиеся шариатскими мировыми кади,[17] с грехом пополам разбиравшиеся в мусульманском праве, зачастую совсем не ориентировались в российском законодательстве, и это сводило на нет многие их решения.