Следующей его целью стала Сицилия. Но прежде чем двинуться на юг, Тотила снова сделал Юстиниану те же предложения, какие делал до этого. Но его послы даже не удостоились аудиенции. Император только что предоставил Герману все полномочия командующего экспедиционными силами в Италии, и о мире не могло быть и речи.[54]

В течение лета и осени Тотила решил наказать Сицилию за то, что в свое время сицилийцы поддержали Велизария. В это время Герман организовывал в Сардике огромную армию. Весть о вторжении на Сицилию встревожила имперское правительство. Для определения того, какие силы нужны для обороны острова, был послан Артабан; кроме того, были ускорены приготовления Германа. Юстиниан с необычной для него щедростью расходовал деньги, да и сам Герман пожертвовал на войну большую часть своего личного состояния.

Армия, предназначенная для действий в Италии, была войском нового типа, составленным не из отрядов регулярной имперской армии, а из добровольцев. Герман и его сыновья собрали под свои знамена горцев Фракии и Иллирии, где обитали одни из самых воинственных племен того времени. Многие профессиональные воины, находившиеся на частной службе, оставили свою службу и вступили в войско Германа. Среди неримлян, привлеченных в войско, стоит назвать одно имя, которое вскоре прославится на весь мир, — имя лангобардов, они отдали в распоряжение Германа тысячу воинов. Был в войске и сильный отряд герулов. Это была мощная армия, и она ничем не походила на старое римское войско. Это было такое же войско, с каким Агамемнон приступил к осаде Трои. Европа погружалась в героическое время, из которого только недавно вышла.

Герману было мало командовать такой мощной армией, он задумал нанести готам еще более глубокий и опасный удар — удар по их умам. Той осенью он женился на Матасунте, вдове короля Витигиса, внучке короля Теодориха. Матасунта была последней наследницей дома Амалунгов, и ее дети, согласно древним традициям готов, имели право на готский престол. Одно упоминание имени Амалунгов было способно привести готов в священный трепет. Горячая верность готского народа Тотиле начала остывать, когда стало известно о ее новом браке.

Не только то, что политика Германа была взвешенной и расчетливой, но и то, что он умел приводить ее в исполнение, было основанием назначения его на место Велизария. Италия остро нуждалась в мире, причем в мире, держащемся не на военной силе, а нашедшем отклик в разуме и традициях готов, которые приняли бы римское правление как свое собственное. Фатальным недостатком Велизария было то, что он был только солдат. Герман был способен привести в действие такие методы примирения, какие смогли бы помочь залечить раны, нанесенные войной. Действительно, брачный союз между фракийским императорским домом и готскими Амалунгами давал Герману законное право воспользоваться возможностями, от которых отказался Велизарий: восстановить Римскую империю, опираясь на объединенную силу готской аристократии и готско-фракийского императорского дома. Юстиниан в то время был уже стар. Когда Герман станет его преемником, на страже империи встанет священный род Амалунгов, и это позволит империи обрести устойчивость, характерную для северных королевств.

То был поистине великий проект, и готы одобрили его. Когда пробьет час и Герман вступит в Италию, то увидит, как разительно изменилась там духовная атмосфера. Многие готы откажутся сражаться против супруга Матасунты. Многие имперские воины, вступившие в готское войско, не станут драться с племянником Юстиниана. Когда Герман вступит в Рим, преображенный город сможет снова стать центром великой империи.

VII

Но до того, как должны были произойти эти судьбоносные события, следовало провести некоторые предварительные действия. Персидские, африканские и итальянские воины заставили забыть о северных дунайских рубежах, на которых в это время стали происходить грозные события, повлиявшие на ход истории. Племена, которые до того совершали набеги в Иллирию, были шайками дикарей, которые делали невыносимой жизнь земледельческого населения этой провинции, но не были опасны для империи. По этой причине на них не обращали особого внимания. Сражения в Иллирии носили характер перманентной, хотя не слишком эффективной, полицейской операции. В отличие от разрозненных шаек гунны и славяне совершали массовые убийства, сопровождавшиеся многими злодеяниями. Эти набеги стали повторяться каждый год. Для казны это был небольшой урон, но такие широкомасштабные набеги грозили катастрофой всей Иллирии, которая медленно скатывалась к хаосу.

В том году, когда Герман женился на Матасунте и организовал армию в Сардике, славяне вторглись на юг, показав намерение атаковать Фессалоники. По поручению Юстиниана Герман прервал все свои дела и попытался остановить наступавших в Далмацию славян. Очистив от противника ближайшие окрестности, он вернулся в Сардику. Он успел еще издать приказ армии через два дня выступить в Италию. Но работа в лихорадочном темпе оказалась не по плечу Герману. Через два дня он слег и вскоре умер. Вместе с ним ушел в небытие разработанный им блестящий план умиротворения Италии. Матасунта осталась с нарожденным еще ребенком, который, явившись на свет, был наречен Германом Постумом. Это дитя, которому не суждено было стать великим или знаменитым, осталось единственным напоминанием о чудесном плане соединения королевства Амалунгов с императорским домом Юстиниана.

Имя Германа также не осталось в анналах истории рядом с именами его великих современников. Мало кто вообще слышал об этом человеке. Но несомненно, он занимает высокое положение среди тех, кто мог стать великим, но не стал им в силу несчастливо сложившихся обстоятельств.

VIII

В течение некоторого времени Юстиниан, казалось, не мог решить, что ему делать дальше, но война не могла долго ждать. Император мог бы уменьшить свои потери в Италии, отложив решение вопроса до лучших времен, когда появится преемник императора, финансы которого будут в лучшем состоянии. Но у Юстиниана были обязательства перед итальянскими изгнанниками, перед папой Вигилием, а также перед теми людьми в Италии, которые терпели притеснения из-за своих имперских симпатий. Юстиниан не мог переложить решение этого вопроса на плечи других или отказаться от него, потому что устал от него. Это был его долг, и он должен был довести начатое дело до конца.

У Юстиниана не было другого Германа. Не важно, кого назначит император, но преемник Германа будет обладать иными качествами и проводить иную политику… Юстиниан, наконец, сделал свой выбор. Его решение было таким же противоречивым и спорным, каким было в первый раз. Он назначил командующим в Италии евнуха Нарсеса.

Если назначение Германа было гениальным решением, то не менее гениальным было назначение Нарсеса, хотя гениальность его была другого рода. Нарсесу было семьдесят пять лет, он был придворным и бюрократом, привыкшим сидеть на заседаниях, а не действовать. Кроме того, он имел скромный военный опыт и не чувствовал большой склонности к военному поприщу. Но зато он умел заставлять людей слаженно работать вместе. Многие из тех, кто знал Нарсеса, любили его, и он умел производить благоприятное впечатление на незнакомцев. Кроме того, он отличался здравым смыслом и трезвостью суждений, что делало его надежным человеком. Нарсес был из тех людей, которые могут поддерживать не просто хорошие, но даже дружеские отношения с соратниками, хотя это были не похожие друг на друга по характеру и темпераменту люди: византийские греки, персидские изгнанники, жестокие лангобарды, безалаберные герулы и темпераментные итальянские епископы. Он умел внимательно выслушивать их высказывания и извлекать пользу… Кроме того, он умел внушать самым грубым и свирепым людям убеждение в том, что он готов платить за тех из их компании, кто не способен платить за себя сам. И человек становился зависимым от того, кто платил за него в тяжелых ситуациях… Нарсес был достаточно умен для того, чтобы не создавать себе репутацию умного человека. Современникам было приятно верить в то, что старик пользуется особым расположением и покровительством Божьей Матери. Это было гораздо лучше, чем иметь репутацию умника и мудреца. Люди восхищались Нарсесом, но не завидовали ему.