Кульминацией затянувшегося процесса стал мощный выброс эктоплазмы, непрерывным потоком истекающий из бешено вращающегося коловорота, который вел, казалось, в самую глубь земли. Вскоре зыбкое марево протоматерии окутало всю планету, а затем коллективное бессознательное начало формироваться в индивидуальные разумные матрицы.
"Я — есть…" — едва ощутимая мысль толкнулась в пробуждающемся сознании, и только потом пришло постижение: — "Я — ЕСТЬ". И эхомыслями донеслось в ответ: — Я — есть… я — есть… я — есть…
Облако мыслящей субстанции пришло в беспорядочное движение, силясь разорвать прочную пуповину, связывающую его с колыбелью душ. Блаженное небытие вне времени и пространства кончилось.
"Что я?" — попытка осмыслить суть принесла боль, которая была сродни наслаждению. Воспоминания были обрывочны и оттого ещё более странны:
теплые руки на моих плечах, нежный шепот, от которого почему-то необычно холодеет внизу живота, сдвоенное отражение лунного диска в широко открытых глазах моего визави. А вот лицо его… нет, не вспомнилось…
неимоверное чувство облегчения, тяжелый ворохливый комок на моей груди, захлебывающийся крик, требовательный, настойчивый, доходящий до визга, сменившегося довольным сопением. А чей вопль… не припоминается…
мучительный стон, вырвавшийся из моего перехваченного спазмом горла, застывшее навсегда тело в погребальных фиолетовых одеждах, медленно уплывающее в жерло печи, в котором клокотало всепожирающее пламя, горечь потери. А вот что потерялось… забылось…
разлетающийся на мелкие обломки мир вокруг меня, черные мушки, облепившие мою руку, истаивающая, как кусочек льда под палящими лучами солнца, действительность. Всепоглощающий ужас, затопивший сознание, мгновенный переход от сияния яркого дня в мир вечной ночи.
"Тебя убили…" — вторглось извне в толком не осознавший себя разум.
"И меня… и меня… и меня…" — импульсы болезненных воспоминаний били плетьми испытанных не мной страданий. Я была всеми этими несчастными созданиями, в одночасье распыленными на атомы. Казалось, тела, несуществующие сейчас, опять корчились в нестерпимых мУках, пытаясь хоть на миг удержаться в исчезающей реальности.
"Что это?"
"Мы здесь, на границе мороза и зноя, мы чувствуем страх, мы идем и придем…"
"Нет, не хочу, не хочу" — мое «Я» билось в тенетах отрицаний, как птица, попавшая в западню. Птаха не понимает, что уже обречена, ибо, попав однажды в хитро слаженные силки, — выбраться невозможно. Так и я не хотела верить в то, что прежнего уже не вернуть и свершившееся необратимо.
"ОООО… Они здесь… Убийцы… АААА…" — хором зарыдали голоса. Неожиданная ярость затопила мой рассудок. То, чем я была сейчас, думало в унисон с мириадами подобных мне несчастных. От единого исступленного мыслевыдоха покров мыслящей протоматерии всколыхнулся, забурлил, выстреливая в разные стороны аморфные комки субстанции. Оторвавшись от общей массы, я ощутила ни с чем не сравнимое одиночество. Ужасное чувство сиротства затопило мое сознание, но как-то вдруг исчезло, едва я поняла, что стала свободной — свободной от чужих мыслей и эмоций.
Рядом со мной, высоко над поверхностью земли, были другие — беспрестанно меняющие свои очертания фантомные существа. Удивительные обличья менялись так быстро, что я не успевала их толком разглядеть. Рука сама потянулась к ближайшему ко мне созданию — остановить его превращение. Удивительный зверь с головой и крыльями птицы легко увернулся от моего прикосновения, предупреждающе щелкнув зубастым клювом. Я едва успела отдернуть руку. Руку…
Мне сразу стало не до окружающих меня существ. Я рассматривала свое «тело», ощупывала себя со всех сторон — крутилась, как могла, стараясь убедиться, что осталась прежней. Но если Я внешне не изменилась, то откуда взялось такое множество феерических существ?
Сплошной покров, накрывший землю, наконец, истончился, в прорехи его хлынуло ослепительное сияние, бесстрастно высветив следы гекатомбы — вывернутый наизнанку мир и мечущиеся в небе над ним полупрозрачные силуэты, произвольно меняющие свои очертания. Обжигающие лучи света соткались в призрачный клинок, замерший на одно краткое мгновение. Он словно застыл в нелегких размышлениях, потом замерцал, налился кровавым пламенем и нанес первый рубящий удар по эфемерным созданиям.
Мы бросились в разные стороны, уворачиваясь от несущего гибель сверкающего лезвия. Потом только я сообразила, что клинок убивает не всех подряд, а тщательно выбирает. Я остановилась и замерла в надежде, что смертоносное лезвие пронесется мимо, и увидела, что стало с теми, к кому прикоснулось багровое пламя. Они сжимались, превращаясь в обугленные кусочки первоматерии, и пожухлыми лепестками опадали вниз, а там… Черные гудящие смерчи гуляли по земле, собирая сыпавшиеся сверху трофеи. Они жадно заглатывали свою добычу и, яростно вращаясь, неслись к исполинской воронке в чреве земли, чтобы, сбросив туда добычу, вернуться за следующей порцией. Мы прижимались к оплавленной земле, залезали в расщелины камней, ввинчивались в еле видные лазейки. Эхомысли погибающих слышали все остальные. Боль и тоска, обреченность и страх пульсировали в каждом из нас, пока не кончилось это избиение, и сверкающий клинок не истончился и не рассыпался пепельным облаком…
Макошь замолчала, глянула на Сварога. Он не сводил с девушки горящих глаз, но ничего не спрашивал. Макошь вздохнула и продолжила свой рассказ:
— Так мир оказался разделен на Явь, Навь и Правь. Явь, — она махнула рукой, — то, что нас сейчас окружает, Навь — подземный мир, а Правь… По-моему, она недостижима…
— И какой помощи ты ждешь от нас?
— Вы — другие… Мы не имеем власти над неживой материей, силы наши малы… и мы не можем убивать.
— А мы? Ты считаешь, что МЫ — убийцы? — возмутился диориец.
— Да, мы наблюдали за вами — забрать чужую жизнь для вас ничего не стоит. Вы убиваете легко. — Сварог развернулся и пошел к своему дому. Что толку объяснять бесплотному существу, что им нужна пища, нужна крыша над головой, одежда, в конце концов?! Они живут в полном единении с природой. Ну, так и пусть живут. Не мы пришли к ним, а они к нам — за содействием. А вот в чем поддержка диориец так и не уловил…
Возле самой двери дома, уныло понурив голову, стояла Макошь. Куда делась её уверенность в собственной правоте?
— Я знаю, мы не всегда были такими, — с трудом подбирая слова, произнесла она, — просто все изменилось. Когда мир оказался разделен, нам удалось общими усилиями воссоздать кое-что из прежней нашей жизни. Кто-то помнил больше меня, кто-то забыл все… Но вместе — мы смогли. Наш мир погиб в результате чудовищного научного эксперимента. Многие протестовали против его проведения, но большинство были — «за». Ученые не смогли просчитать последствия своего вторжения в тайны Вселенной, и она жестоко отмстила всем нам. Мы превратились в иную форму жизни, испытав неимоверные муки, а потом… — каждое слово Макошь, казалось, выдавливала из себя. — Потом все прошли через жестокий отбор… Те, чьи души были запятнаны злодеяниями, отправились в Навь, остальные остались здесь. Не спрашивай, кто решал — достоин ты или нет — я не ведаю этого. Все, о чем мы хотим просить вас — помочь защитить ЭТОТ мир от тварей Нави. Они гораздо сильнее нас, и Явь бессильна против них, несмотря на старания Хранительницы. Она уже не справляется — прорывы стали все чаще и ожесточеннее, мой народ погибает в бессмысленной борьбе.
— Приказать диорийцам я не могу, — задумался Сварог, — к моему мнению, конечно, прислушиваются, но все же… Боюсь, они мне даже не поверят.
— А мне?
— Если ты познакомишь их со своим народом, — улыбнулся капитан.
— Хорошо. Один из вас спит в соседнем доме, а других твоих друзей сейчас приведут.