Изменить стиль страницы

Несколько дней отец и сын молчали, хотя каждый из них - по-своему - думал об одном и том же. За обедом было слышно, как постукивают о дно посуды костяные палочки для еды и об оконную бумагу бьется муха. Наконец господин Ду Сянь не выдержал и положил руку на плечо сына: «Не стоит слишком огорчаться. Всему свой срок, как говорили древние. Человеку всегда хочется, чтобы удача наступила быстрее, чем ей положено. Будем ждать следующих экзаменов. Должны же почтенные экзаменаторы отличить нефрит от простого булыжника!» - «Спасибо», - сказал Ду Фу и, улыбнувшись, впервые досмотрел в глаза отцу. Тяжесть с души упала; он почувствовал, что не все потеряно. Главное - верить в самого себя и писать стихи. Столбцы иероглифов на рисовой бумаге обладают таинственной способностью излечивать душу от тоски и отчаяния. И пока родители раздумывают, что с ним делать дальше, Ду Фу, пользуясь случаем, отправляется взглянуть на Тайшань, одну из пяти священных гор Китая, к северу и югу от которой были расположены древнейшие княжества Ци и Лу. Подняться на вершину он не решился, но вид величественных гор вдохновил поэта:

Великая горная цепь -
К острию острие!
От Ци и до Лу
Зеленеет Тайшань на просторе.
Как будто природа
Собрала искусство свое.
Чтоб север и юг
Разделить здесь на сумрак и зори.
(«Взирая на священную вершину»)

Между тем домашний совет, возглавляемый господином Ду Сянем, решал, как устроить дальнейшую судьбу его сына. Оставить дома? Но у них достаточно забот и без Ду Фу, да и какой резон держать возле себя молодого человека, давно созревшего для самостоятельной жизни! Отправить к тетушке Пай? Но старая женщина слаба здоровьем, к тому же в Лояне Ду Фу не найдет для себя ничего нового. Пусть уж лучше снова отправляется путешествовать, тем более что к этому есть желание. И вот, побывав дома, испытав радость встречи с родными, наслушавшись родительских упреков и наставлений, Ду Фу снаряжается в дальний путь. И в самом деле, зачем сидеть в четырех стенах - не лучше ли обойти все земли в пределах «четырех морей», окружающих Китай! Снова снабдив сына деньгами, Ду Сянь в который раз прощается с ним. Куда лежит его путь? Совершив однажды путешествие на юг, Ду Фу отправляется теперь на север, в те области, где находились древние княжества Ци и Чжао. Путешественника вновь влечет желание почувствовать то, что древние называли «движением жизни», ведь только в пути выпадает столько встреч и неторопливых разговоров на речной переправе, во дворике буддийского храма или в маленькой деревенской гостинице. После тропических ароматов джунглей и терпкого дыхания южных гор Ду Фу мечтает о запахах степного ветра. Ему хочется услышать песни, которые поют северяне, и записать старинные легенды, ведь более десяти веков назад в царствах Чжао и Ци жили прославленные цари, полководцы, философы, замечательные умельцы, мастера по глине и дереву, металлу и коже, писцы, математики, создатели музыкальных инструментов. Здесь выделывали прекрасный шелк и умели фехтовать на мечах. Здесь же, в долине Хуанхэ, некогда расселились первые китайские племена, стали обрабатывать землю и разводить скот - отсюда берет начало сама История. Династии Шан, Чжоу, Цинь, Хань, периоды Троецарствия, Северных и Южных династий... сколько имен, событий, дерзких начинаний, сколько битв и сражений, заговоров и переворотов!

Медленно течет Хуанхэ - Желтая Река. Тяжелая масса воды движется с грозной силой, омывая песчаные берега. Безбрежные воды, мутное горчичное небо и желтый лесс... Паруса рыбачьих лодок и женщины, отбивающие белье на прибрежных голышах... Такой видит Хуанхэ юный Ду Фу, мчащийся вдоль крутых берегов на коренастой степной лошадке. Эти места еще сохраняют нетронутый, девственный облик, вдалеке синеют леса, глухие и дикие, причудливые растения поражают взор, и, конечно же, вокруг множество дичи. Ду Фу - большой любитель поохотиться, метко стреляет из лука, знает повадки зверей, умеет обращаться с охотничьими соколами. Стрельба из лука и охота издавна считались благородным занятием, недаром сам Конфуций натягивал тугую тетиву и пускал стрелу в цель. Вот и Ду Фу, оказавшись на берегах Хуанхэ, воспользовался случаем, чтобы еще больше развить свою меткость и усовершенствоваться в верховой езде. С истинным азартом охотника воспел молодой Ду Фу изображенного на картине сокола:

С белого шелка
Вздымаются ветер и холод -
Так этот сокол
Искусной рукой нарисован,
Смотрит насупившись,
Словно дикарь невеселый,
Плечи приподнял -
За птицей рвануться готов он.
Кажется, крикнешь,
Чтоб он полетел за добычей,
И отзовется
Тотчас же душа боевая.
Скоро ль он бросится
В битву на полчище птичье,
Кровью и перьями
Ровную степь покрывая?
(«Картина, изображающая сокола»)

А верховая езда? Ничто так не развивает силу и ловкость молодого человека, не воспитывает в нем смелость и отвагу, как скачки на норовистом скакуне. Во времена Ду Фу к лошадям относились восторженно - ими любовались, страстно спорили о достоинствах той или иной породы, не жалели денег на красивых жеребцов. Целые табуны лошадей пригонялись купцами из среднеазиатских княжеств - Ферганы, Самарканда, Хорезма. Лучшие скакуны попадали в императорские конюшни, где их содержалось несколько тысяч. Иные лошади становились знаменитыми по всей стране, и о них создавались легенды. Придворные живописцы старались запечатлеть их облик на шелке. Прославленным мастером изображения лошадей был Хань Гань: мышцы его скакунов напряжены, ноздри раздуты, и кажется, они готовы сорваться с привязи и ветром унестись вдаль. С живописцами соперничали поэты, посвятившие немало прекрасных строк среднеазиатским скакунам. Естественно, что и Ду Фу. одинаково владевший искусством стихосложения и искусством верховой езды, попытался воспеть красоту лошади в стихотворении «Ферганский скакун господина Фана»:

Вот прославленный конь
из ферганской страны!
Как костяк его прочен
и накрепко сбит!
Словно стебли бамбука
два уха стоят,
Ураган поднимают
две пары копыт!
Ты любое пространство
на нем покоришь,
Можешь с ним не бояться
несчастий и бед.
Если есть у тебя
быстроногий скакун,
Для тебя с. этих пор
расстояния нет!

Мчаться во весь дух на коне, распевая песни, пли поднимать в полет охотничьего сокола, высмотревшего в небе добычу, - что может быть радостнее! И Ду Фу отдавался этой радости сполна. Одетый в отороченный мехом халат, обутый в мягкие охотничьи сапоги, подпоясанный наборным поясом, с ремешков которого свисали нож, точило, огниво в другие предметы, необходимые в дороге, он бродил среди зеленых холмов, свистом подзывал к себе соколов и ястребов, и прирученные птицы с вышитым ошейником и яшмовым звоночком на хвостах плавно опускались к нему на парчовый нарукавник. Преследовал диких животных в дубовых лесах, натягивал тугую тетиву, целился, и каждый выстрел из лука приносил добычу. Рядом с Ду Фу были друзья, с которыми он знакомился в дороге. Особенно близко подружились они с человеком по имени Су Юй, тоже заядлым охотником и любителем верховой езды. Оба они разбирались в тонкостях соколиной охоты, знали, как ловить ястребов сетью, выкрашенной дубовым соком, чтобы ее не было видно с высоты полета, или брать птенцов прямо из гнезд. Могли назвать все породы охотничьих птиц, выделив достоинства каждой: черноглазые длиннокрылые балабаны пригодны для охоты на цапель и крупную дичь, а сапсаны - на уток и других водоплавающих. Из кречетов особенно ценятся белые луговые и соколы с «морозом». Затем идут ястребы-перепелятники, ястребы-тетеревятники и прочие породы ястребов, о которых не уставали беседовать друзья, скакавшие бок о бок на быстроногих конях...