Изменить стиль страницы

Конец 1816 — январь 1817   

Гезиод и Омир — соперники. Вольный перевод элегии Мильвуа «Combat d’Homère et d’Hésiode». Впервые — «Опыты», стр. 91—100. Печ. по ним с учетом правки ст. 94, сделанной при подготовке нового издания (ст. 94 имеет еще одну редакцию на листе «Погрешностей и перемен»). Перепеч. с вариантами, происхождение которых неясно, в «Радуге» на 1833 г., стр. 246—255. При этом, как отметил Д. Д. Благой (изд. 1934, стр. 470—471), стих «Народов, гибнущих по прихоти царей» был изменен, вероятно по требованию цензуры, так: «Народов, гибнущих по прихоти своей». Как свидетельствует письмо Батюшкова к Гнедичу от 7 февраля 1817 г., он, по-видимому, сначала дал своей элегии заглавие «Бой Гезиода и Омира» («Отчет Публичной библиотеки за 1895 г.». СПб., 1898. Приложение, стр. 23). Батюшков находил элегию Мильвуа «прекрасной», подчеркивая, что она «дышит древностью» (письмо к Гнедичу от 27 ноября 1816 г., там же, стр. 16). В свой перевод он внес самостоятельные мотивы (см. о них во вступ. статье, стр. 46). «„Гезиод“ кончен довольно счастливо», — сообщал он Вяземскому 14 января 1817 г. (Соч., т. 3, стр. 413). В «Опытах» Батюшков предпослал элегии следующее примечание, напечатанное перед текстом стихотворений (подготовляя второе издание книги, он вычеркнул его):

«Эта элегия переведена из Мильвуа, одного из лучших французских стихотворцев нашего времени. Он скончался в прошлом году в цветущей молодости. Французские музы долго будут оплакивать преждевременную его кончину: истинные таланты ныне редки в отечестве Расина.

Многие писатели утверждали, что Омир и Гезиод были современники. Некоторые сомневаются, а иные и совершенно оспаривают это предположение. Отец Гезиодов, как видно из поэмы «Труды и дни», жил в Кумах, откуда он перешел в Аскрею, город в Беотии, у подошвы горы Геликона. Там родился Гезиод. Музы, говорит он в начале «Феогонии», нашли его на Геликоне и обрекли себе. Он сам упоминает о победе своей в песнопении. Архидамий, царь Эвбейский, умирая, завещал, чтобы в день смерти его ежегодно совершались погребальные игры. Дети исполнили завещание родителя, и Гезиод был победителем в песнопении. Плутарх в сочинении своем «Пир семи мудрецов» заставляет рассказывать Периандра о состязании Омира с Гезиодом. Последний остался победителем и, в знак благодарности музам, посвятил им треножник, полученный в награду. Жрица Дельфийская предвещала Гезиоду кончину его; предвещание сбылось: молодые люди, полагая, что Гезиод соблазнил сестру их, убили его на берегах Евбеи, посвященных Юпитеру Немейскому.

Кажется, не нужно говорить об Омире. Кто не знает, что первый в мире поэт был слеп и нищий?

Нам музы дорого таланты продают!»

Батюшков относился к творчеству Гомера с восхищением. Приветствуя и поддерживая работу Гнедича над переводом «Илиады», он подчеркивал, что «любил всегда Гомера» (Соч., т. 3, стр. 41).

Гезиод (VIII—VII вв. до н. э.) — древнегреческий эпический поэт, автор поэмы «Труды и дни», которая упоминается в элегии.

А. Н. О., любитель древности — Алексей Николаевич Оленин (1763—1843), писатель, археолог и художник, с 1817 г. президент Академии художеств. Батюшков часто бывал в доме Оленина и сблизился с кругом его друзей; влиянием этого круга в значительной мере объясняется глубокий интерес Батюшкова к классической древности. Батюшков колебался, печатать ли посвящение Оленину, который, как ему казалось, сердится на него. Решить вопрос он предоставил Гнедичу (см. Соч., т. 3, стр. 421). Пушкин написал о стихотворении на полях «Опытов»: «Вся элегия превосходна — жаль, что перевод» (П, т. 12, стр. 267).

Халкида — город на острове Эвбея.

Ристалище — здесь: арена.

Аскрея — греческий город, родина Гезиода.

Мелес — речка близ Смирны; в гроте, находящемся около нее, Гомер, по преданию, сочинял свои поэмы.

Темпейская долина — долина в Древней Греции, славившаяся своим плодородием.

Диана — здесь: луна.

Стримон — река на восточной границе Македонии.

Юдоль — здесь: земля.

Слепец всевидящий, Гомер, по преданию, был слепым.

Ольмий — мыс в Коринфии, известный в древности своим превосходным медом.

Страшись Эвбеи берегов. Гезиод был убит на острове Эвбея, в местах, где находилось святилище Немейского Зевса (Немея — долина в Греции).

Убийца грозный — Ахилл.

Сыны ахейские — греки.

Самос — остров в Эгейском море.

К портрету Жуковского

("Под знаменем Москвы пред павшею столицей...")

Под знаменем Москвы пред падшею столицей
Он храбрым гимны пел, как пламенный Тиртей;
         В дни мира, новый Грей,
   Пленяет нас задумчивой цевницей.

1816 или начало 1817

К портрету Жуковского. Впервые — ВЕ, 1817, № 3, стр. 183. Печ. по «Опытам», стр. 205. Написано по заказу М. Т. Каченовского, редактора журнала ВЕ. (Соч., т. 3, стр. 447).

Пред падшею столицей Он храбрым гимны пел. Речь идет о стихотворении Жуковского «Певец во стане русских воинов», написанном в сентябре — начале октября 1812 г. в лагере у Тарутина, когда Москва еще была занята Наполеоном. В статье «Нечто о поэте и поэзии» (1815) Батюшков также говорил о том, что Жуковский «в стане воинов, при громе пушек, при зареве пылающей столицы, писал вдохновенные стихи, исполненные огня, движения и силы» (Соч., т. 2, стр. 123).

Тиртей — древнегреческий поэт VII—VI вв. до н. э., автор патриотических песен, призывавших к военным подвигам.

Новый Грей — Жуковский. В 1802 г. он перевел элегию «Сельское кладбище» английского поэта Томаса Грея (1716—1771). Этот перевод принес Жуковскому литературную известность.  

Переход через Рейн, 1814

("Меж тем как воины вдоль Идут по полям...")

1814
Меж тем как воины вдоль Идут по полям,
Завидя вдалеке твои, о Рейн, волны,
         Мой конь, веселья полный,
От строя отделясь, стремится к берегам,
      На крыльях жажды прилетает,
      Глотает хладную струю
      И грудь, усталую в бою,
      Желанной влагой обновляет...
О радость! я стою при Рейнских водах!
И, жадные с холмов в окрестность брося взоры,
      Приветствую поля и горы,
И замки рыцарей в туманных облаках,
      И всю страну, обильну славой,
      Воспоминаньем древних дней,
      Где с Альпов вечною струей
      Ты льешься, Реин величавый!
Свидетель древности, событий всех времен,
О Реин, ты поил несчетны легионы,
      Мечом писавшие законы
Для гордых Германа кочующих племен;
      Любимец счастья, бич свободы,
      Здесь Кесарь бился, побеждал,
      И конь его переплывал
      Твои священны, Реин, воды.
Века мелькнули: мир крестом преображен,
Любовь и честь в душах суровых пробудились.
      Здесь витязи вооружились
Копьем за жизнь сирот, за честь прелестных жен;
      Тут совершались их турниры,
      Тут бились храбрые — и здесь
      Не умер, мнится, и поднесь
      Звук сладкой трубадуров лиры.
Так, здесь под тению смоковниц и дубов,
При шуме сладостном нагорных водопадов,
      В тени цветущих сел и градов
Восторг живет еще средь избранных сынов.
      Здесь всё питает вдохновенье:
      Простые нравы праотцов,
      Святая к родине любовь
      И праздной роскоши презренье.
Всё, всё — и вид полей, и вид священных вод,
Туманной древности и бардам современных,
      Для чувств и мыслей дерзновенных
И силу новую, и крылья придает.
      Свободны, горды, полудики,
      Природы верные жрецы,
      Тевтонски пели здесь певцы...
      И смолкли их волшебны лики.
Ты сам, родитель вод, свидетель всех времен,
Ты сам, до наших дней спокойный, величавый,
      С падением народной славы,
Склонил чело, увы! познал и стыд и плен...
      Давно ли брег твой под орлами
      Аттилы нового стенал
      И ты уныло протекал
      Между враждебными полками?
Давно ли земледел вдоль красных берегов,
Средь виноградников заветных и священных,
      Полки встречал иноплеменных
И ненавистный взор зареинских сынов?
      Давно ль они, кичася, пили
      Вино из синих хрусталей
      И кони их среди полей
      И зрелых нив твоих бродили?
И час судьбы настал! Мы здесь, сыны снегов,
Под знаменем Москвы с свободой и с громами!..
      Стеклись с морей, покрытых льдами,
От струй полуденных, от Каспия валов,
      От волн Улеи и Байкала,
      От Волги, Дона и Днепра,
      От града нашего Петра,
      С вершин Кавказа и Урала!..
Стеклись, нагрянули за честь своих граждан,
За честь твердынь, и сел, и нив опустошенных,
      И берегов благословенных,
Где расцвело в тиши блаженство россиян,
      Где ангел мирный, светозарный
      Для стран полуночи рожден
      И провиденьем обречен
      Царю, отчизне благодарной.
Мы здесь, о Реин, здесь! ты видишь блеск мечей!
Ты слышишь шум полков и новых коней ржанье,
      «Ура» победы и взыванье
Идущих, скачущих к тебе богатырей.
      Взвивая к небу прах летучий,
      По трупам вражеским летят
      И вот — коней лихих поят,
      Кругом заставя дол зыбучий.
Какой чудесный пир для слуха и очей!
Здесь пушек светла медь сияет за конями,
      И ружья длинными рядами,
И стяги древние средь копий и мечей.
      Там шлемы воев оперенны,
      Тяжелой конницы строи
      И легких всадников рои —
      В текучей влаге отраженны!
Там слышен стук секир — и пал угрюмый лес!
Костры над Реином дымятся и пылают!
      И чаши радости сверкают,
И клики воинов восходят до небес!
      Там ратник ратника объемлет;
      Там точит пеший штык стальной;
      И конный грозною рукой
      Крылатый дротик свой колеблет.
Там всадник, опершись на светлу сталь копья,
Задумчив и один, на береге высоком
      Стоит и жадным ловит оком
Реки излучистой последние края.
      Быть может, он воспоминает
      Реку своих родимых мест —
      И на груди свой медный крест
      Невольно к сердцу прижимает...
Но там готовится, по манию вождей,
Бескровный жертвенник средь гибельных трофеев,
      И богу сильных Маккавеев
Коленопреклонен служитель алтарей:
      Его, шумя, приосеняет
      Знамен отчизны грозный лес;
      И солнце юное с небес
      Алтарь сияньем осыпает.
Все крики бранные умолкли, и в рядах
Благоговение внезапу воцарилось,
      Оружье долу преклонилось,
И вождь, и ратники чело склонили в прах:
      Поют владыке вышней силы,
      Тебе, подателю побед,
      Тебе, незаходимый свет!
      Дымятся мирные кадилы.
И се подвигнулись — валит за строем строй!
Как море шумное, волнуется всё войско;
      И эхо вторит крик геройской,
Досель неслышанный, о Реин, над тобой!
      Твой стонет брег гостеприимный,
      И мост под воями дрожит!
      И враг, завидя их, бежит,
      От глаз в дали теряясь дымной!..