Изменить стиль страницы

Пальмира Севера — см. стр. 302.

Урну хладную вращая, Водолей. Созвездие Водолея изображалось в виде человека, наливающего из сосуда воду в пасть рыбы. По свидетельству Пушкина, строфа, где упоминается Водолей, представляла собой «любимые стихи Бат‹юшкова› самого» (П, т. 12, стр. 263).

Надежда

("Мой дух! доверенность к творцу!..")

Мой дух! доверенность к творцу!
Мужайся; будь в терпеньи камень.
Не он ли к лучшему концу
Меня провел сквозь бранный пламень?
На поле смерти чья рука
Меня таинственно спасала
И жадный крови меч врага
И град свинцовый отражала?
Кто, кто мне силу дал сносить
Труды, и глад, и непогоду,
И силу — в бедстве сохранить
Души возвышенной свободу?
Кто вел меня от юных дней
К добру стезею потаенной
И в буре пламенных страстей
Мой был вожатый неизменный?
Он! он! Его всё дар благой!
Он нам источник чувств высоких,
Любви к изящному прямой
И мыслей чистых и глубоких!
Всё дар его, и краше всех
Даров — надежда лучшей жизни!
Когда ж узрю спокойный брег,
Страну желанную отчизны?
Когда струей небесных благ
Я утолю любви желанье,
Земную ризу брошу в прах
И обновлю существованье?

1815

Надежда. Впервые — «Опыты», стр. 9—10. Печ. по ним с учетом правки ст. 18, сделанной Батюшковым при подготовке нового издания книги. Некоторые выражения и образы элегии взяты из стихотворения Жуковского «Певец во стане русских воинов». Мистическое осмысление темы надежды было очень распространено в поэзии первого двадцатилетия XIX в. См. стихотворение в прозе Жуковского «К надежде» («Утренняя заря», кн. 1. М., 1800, стр. 18—21) и стихотворение с тем же названием Н. И. Тургенева («Дневники и письма Н. И. Тургенева», т. 1. СПб., 1911, стр. 22—23).   

К другу

("Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?")

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?
      Где постоянно жизни счастье?
Мы область призраков обманчивых прошли,
      Мы пили чашу сладострастья.
Но где минутный шум веселья и пиров?
      В вине потопленные чаши?
Где мудрость светская сияющих умов?
      Где твой фалерн и розы наши?
Где дом твой, счастья дом?.. Он в буре бед исчез,
      И место поросло крапивой;
Но я узнал его; я сердца дань принес
      На прах его красноречивый.
На нем, когда окрест замолкнет шум градской
      И яркий Веспер засияет
На темном севере, твой друг в тиши ночной
      В душе задумчивость питает.
От самой юности служитель алтарей
      Богини неги и прохлады,
От пресыщения, от пламенных страстей
      Я сердцу в ней ищу отрады.
Поверишь ли? Я здесь, на пепле храмин сих,
      Венок веселия слагаю
И часто в горести, в волненьи чувств моих,
      Потупя взоры, восклицаю:
Минутны странники, мы ходим по гробам,
      Все дни утратами считаем,
На крыльях радости летим к своим друзьям —
      И что ж?.. их урны обнимаем.
Скажи, давно ли здесь, в кругу твоих друзей,
      Сияла Лила красотою?
Благие небеса, казалось, дали ей
      Всё счастье смертной под луною:
Нрав тихий ангела, дар слова, тонкий вкус,
      Любви и очи, и ланиты,
Чело открытое одной из важных муз
      И прелесть девственной хариты.
Ты сам, забыв и свет, и тщетный шум пиров,
      Ее беседой наслаждался
И в тихой радости, как путник средь песков,
      Прелестным цветом любовался.
Цветок, увы! исчез, как сладкая мечта!
      Она в страданиях почила
И, с миром в страшный час прощаясь навсегда,
      На друге взор остановила.
Но, дружба, может быть, ее забыла ты!..
      Веселье слезы осушило,
И тень чистейшую дыханье клеветы
      На лоне мира возмутило.
Так всё здесь суетно в обители сует!
      Приязнь и дружество непрочно!
Но где, скажи, мой друг, прямой сияет свет?
      Что вечно чисто, непорочно?
Напрасно вопрошал я опытность веков
      И Клии мрачные скрижали,
Напрасно вопрошал всех мира мудрецов:
      Они безмолвьем отвечали.
Как в воздухе перо кружится здесь и там,
      Как в вихре тонкий прах летает,
Как судно без руля стремится по волнам
      И вечно пристани не знает, —
Так ум мой посреди сомнений погибал.
      Все жизни прелести затмились:
Мой гений в горести светильник погашал,
      И музы светлые сокрылись.
Я с страхом вопросил глас совести моей...
      И мрак исчез, прозрели вежды:
И вера пролила спасительный елей
      В лампаду чистую надежды.
Ко гробу путь мой весь как солнцем озарен:
      Ногой надежною ступаю
И, с ризы странника свергая прах и тлен,
      В мир лучший духом возлетаю.

1815   

К другу. Впервые — «Опыты», стр. 101—105. Печ. по ним с учетом правки ст. 56, сделанной Батюшковым при подготовке нового издания книги. Обращено к П. А. Вяземскому. На полях «Опытов» Пушкин написал об этой элегии: «Сильное, полное и блистательное стихотворение... Звуки италианские! Что за чудотворец этот Б‹атюшков›» (П, т. 12, стр. 267—268).