Изменить стиль страницы

— Правильно идем, — сказал Калой. — Скоро начнутся ступени.

И действительно, через некоторое время тропа сузилась и пошла вверх почти по гладкому камню.

— Здесь сорвешься — зацепиться не за что… Надо идти вместе.

Он протянул ей руку. Она послушно приняла ее. Калой крепко сжал небольшую ладонь девушки, и они начали осторожно подниматься вверх.

Налетали порывы холодного ветра, но Калой поворачивался, не давал погасить факел.

Наконец они достигли места, где еще в незапамятные времена кем-то в стену были вделаны медные кольца. Только с их помощью можно было здесь подняться на каменную гряду. Калой легко преодолел препятствия, а Дали с его помощью почти не почувствовала, как очутилась рядом с ним на карнизе. Вскоре они добрались до площадки, в конце которой чернел вход в таинственную Пещеру чудес.

Зная, что такие места иногда служат убежищем для зверей, Калой свистнул, а потом с револьвером в руках осмотрел все ходы пещеры. Но кроме вспугнутых светом птиц, в ней не оказалось никого.

У стен стояли цув, сложенная в кучу деревянная посуда, на поперечных палках висели турьи и бычьи рога. Все как во всех иных храмах. В центре пещеру подпирала толстая палка из турсового кустарника, которая должна была своей святостью поддерживать от обвала каменный свод.

— А как же здесь спать? — шепотом спросила Дали, оглядываясь.

В пещеру врывался холодный ветер.

— Сейчас узнаем, — сказал Калой и вышел. Вернулся с большой охапкой сена. Дали обрадовалась. Калой бросил сено в угол, разровнял его. Потом принес вторую охапку и предложил Дали устраиваться. Она стояла в нерешительности. Тогда он взял у нее шаль и расстелил на сене.

— Ложись, — сказал он так, что она уже не посмела ослушаться и легла, сжавшись в комок.

Когда Калой скинул с себя черкеску, Дали хотела вскочить. Но внезапный страх перед мужчиной, о котором еще совсем недавно она только мечтала и с которым где-то под облаками осталась теперь наедине, сковал ее холодным ужасом. «Если он задумал плохое, мне уже ничто не поможет…» — мгновенно пронеслось в ее голове.

А Калой укрыл Дали черкеской, положил сверху вторую охапку сена и, опустившись у стены на камень, потушил огонь.

— Сейчас согреешься, — спокойно сказал он.

Страх Дали исчез. Если б теперь он даже лег с ней рядом, она не побоялась бы его. Настороженность сменилась полной уверенностью в его чистоте. Ей стало жаль его.

— А что ты для себя не принес сена? — спросила она.

— Если я согреюсь и усну, меня никто не разбудит! — усмехнулся он. — Просплю все молитвы! Да к тому же мы с тобой здесь не в башне. Одному нужно быть начеку. Ты спи. Может быть, тебе приснится и мой сон, — он тихо засмеялся. — Спи.

В пещере наступила тишина. Калой вытянул ноги, подложил под спину папаху, потому что стена пещеры была холодна, как лед.

Шла ночь. Казалось, время остановилось. А сна не было. Он видел, как в пещеру влетела и, бесшумно покружив, вылетела огромная птица. Где-то на горе, через ущелье, выли волки. Попискивали летучие мыши… Ночь жила своей жизнью, и было в ней все как всегда. Только не было сна для Калоя и Дали.

Он слышал: она не спит. «О чем мечтает? Что она думает обо мне? Как это Иналук увидел ее, а я не заметил?!» Калой попытался сравнить свои чувства к Зору с тем, что он испытывал сейчас к Дали. Но это не удавалось. Чувство к Зору было первое и далекое. К нему примешивалась глубокая обида. А здесь рождалась новая любовь, и он не знал о ней еще ничего…

Он знал всех парней, которые хотели взять ее в жены. И если прежде он не задумывался над тем, почему она отказывала им, то сейчас ему непременно захотелось узнать это от нее самой.

— Спишь? — тихо спросил он.

— Нет, — шепотом ответила она.

— Я хочу спросить тебя…

— О чем?

— Почему ты отказываешь женихам?..

Дали долго молчала. Видно, этого вопроса она не ждала.

— Я дала зарок, — также шепотом ответила она.

— Кому? Зачем?

— Тебе будет тяжело, — пересилив себя, сказала она.

— Мне? Почему? — Калой насторожился. — Расскажи…

— Хорошо, — согласилась Дали. — Когда выходила Зору, ты попросил передать ей сверток. Я сделала это. Там оказался шарф. Зору чуть не умерла от горя… Она дала мне понять, что было между вами… Она заклинала меня не изменять любви… И я обещала… Она отдала мне твой подарок, сказала, что не может взять его. Велела передать той, которая будет достойнее ее. Будет твоей невестой…

Калой не сразу смог продолжать разговор. Рассказ Дали всколыхнул прошлое… Она почувствовала это, и ей захотелось смягчить его боль.

— Если вечно помнить о прошедшем дне, — сказала она, — то, видно, новый не наступит никогда…

— Прошлое оставляет след, — сказал Калой. — Так созданы люди. — И, помолчав, с грустью добавил: — «Жаворонок, упав с неба, может снова взлететь. Но любовь, которая выпала из сердца, никогда в него не вернется…» Значит, ты не можешь изменить своей любви?..

— Да, — сказала Дали.

— Значит, есть человек?

— Да.

Калой надолго умолк, а потом снова спросил:

— В чем же помеха? Неужели тоже в богатстве?

— Нет, — ответила Дали. — Не для всех оно — главное…

— А что же?

Теперь долго молчала Дали.

— Но, если он не видит… если смотрит только назад…

Калой встал. Отошел к выходу. Вернулся. Сел.

— Спи! — сказал он через некоторое время. — Я, кажется, уже вижу сон Пещеры чудес…

Время шло, ничто не нарушало тишины. Будто уснула и сама ночь. Калой уловил ровное дыхание девушки. Что снилось ей?

Если б в пещере не было темно, он, наверно, увидел бы на ее лице улыбку.

Перед рассветом коротко вздремнул и Калой. В пещере едва заметно посветлело. И как ни жаль ему было будить певицу солнцу, он должен был сделать это, чтобы на священной горе народ в последний раз услышал ее хвалу небесному светилу.

— Просыпайся! — сказал он.

А Дали, забыв, где она и кто ее будит, потянулась, забросила за голову руки и, вздохнув, заснула опять.

— Дали, пора возвращаться! — сказал он немного громче и осторожно коснулся ее руки.

Она вздрогнула, вскочила и, накинув на плечи шаль, отдала ему черкеску.

— Одень на себя. Холодно, — сказал он.

И они вышли из пещеры. Только небо, чуть побледневшее с одной стороны, говорило о том, что близится рассвет.

— Видела сон? — спросил он ее перед тем, как начать спускаться.

— Ага…

— Плохой или хороший?

— Это растолкует Эльмурза, — ответила Дали. — Приятный сон… Не хотелось просыпаться… А ты что видел?

— Тебя, — сказал Калой и подал ей руку. — Пошли. «Какая теплая у него рука!»

Путь обратно был легче и короче. Когда подходили к лесу, стало светать. Взглянув на себя, Дали сняла его черкеску.

— Зачем снимаешь?

— Не могу же я быть, как пугало! И мне даже жарко! — сказала она, приложив руку к щеке.

— Иди вперед! — предложил Калой. — Так полагается. Никто не должен идти перед Малхаазой.

Он на ходу надел черкеску. Не прошли они и сотни шагов, как Калой испуганно крикнул:

— Медведь!

Дали шарахнулась за дерево. Там, куда показывал Калой, в кустах лежал притаившийся зверь. Калой громко рассмеялся.

— Иди, трусиха! Это же пенек!

Еще в одном месте он показал ей «зайца», потом огромного «орла», который навис над тропой. И все это были причудливые творения природы — пеньки, сучки и деревья, очень напоминавшие птиц и животных. Но Дали уже не боялась. Она только удивлялась, как он замечает все это.

Дали легко бежала по тропинке. Шаль сползла с головы на плечи. Калой шел за ней, не отставая, и любовался ею. Глядя со стороны, можно было подумать, что они играют в догонялки.

При выходе из леса стояли солнечные могильники и старое покинутое поселение.

Дали приостановилась, чтобы надеть курхарс и сложить шаль.

— Как ласточки! Везде ютились наши предки! — с грустью сказала она. — Какое счастье они могли видеть здесь?

— А те, что живут в Назрани, на плоскости, считают нас несчастными… — отозвался Калой. — Конечно, нелегкая здесь была жизнь, да и у нас она нелегкая. Но счастье, наверно, было и тут, как оно бывает у нас… Я бы сегодняшнюю ночь у орлиных гнезд не променял ни на какие блага равнин… И разве прав будет тот, кто через сто лет, проходя мимо моего камня, пожалеет меня за то, что я здесь жил?