— Не горюй, лейтенант, — подбодрил его Виктор, — зато с женой тебе повезло! Считай, поймал удачу за хвост!
Молоденькая супруга лейтенанта послала десантнику благодарную улыбку и засмущалась, чувствуя на себе всеобщее внимание.
Тут неожиданно для всех к разговору присоединился всё время молчавший танкист.
— А мне тоже повезло. Вытащили меня чеченцы из подбитого танка. Несколько попаданий броня выдержала, но гусеницы, гады, перебили. И механика-водителя убили. А я из пушки стрелял, пока самого не оглушило. Достали они меня, привели в чувства и стали бить. Потом отвезли куда-то и пытались вербовать. Много чего обещали. Снова били. Но потом поняли, что без толку со мной возятся. Вывели в лесок, показали место, дали лопату и велели копать себе могилу. Я выкопал. Они в последний раз предложили на них поработать. Я отказался. Поставили меня на колени на краю ямы и стали целиться из пистолета. Мне уже всё равно было. Выстрелили почему-то мимо. Но привели другого мужика, избитого всего, и приказали, чтобы я смотрел. Прострелили ему голову и — в яму. Заставили меня закапывать. На следующий день процедура повторилась. На этот раз на моих глазах зарезали молодого солдата.
А вечером того дня я понял, почему меня сразу не убили. Я родом из Быково Волгоградской области. Так там мы с Шервани Басаевым в техникуме в одной группе учились. И даже дрались. В одной из драк я сломал ему нос. Ещё раньше в этом техникуме его брат учился — Шамиль Басаев. Брата я не знал, хотя он и приезжал к Шервани. Ну враждовали мы с Шервани не то чтобы очень, но и друзьями не стали.
Так тем вечером позвал меня Шервани к себе. Оказалось, что это его отряд меня взял. И Шервани с самого начала за мной наблюдал. Накормил он меня тогда, угостил водкой, похвалил за то, что я мужественно держусь. Повспоминали студенческие годы. Потом Шервани сказал, что убивать меня не станет. А вот сломанный нос — не простит. Позвал он своих молодцев, положили они мои руки между двух табуреток, а третьей ударили сверху. Вот так с переломанными руками и завязанными глазами вывезли они меня на дорогу и бросили. Даже повязку не сняли. Не знаю, сколько я там просидел, но подобрала меня тыловая колонна какой-то воинской части.
Танкист закончил свой рассказ. В палате повисла тишина. Чего только не случается на войне? Но с человеческой жестокостью не может сравниться никакая звериная. Иванов попытался хоть как-то смягчить тяжёлое впечатление, произведенное рассказом:
— Сергей, а мы с тобой земляки. Я из Волгограда.
— Надо же! — удивился танкист, приподнявшись на кровати и посмотрев на вертолётчика. — В одной палате встретились.
— Везёт тебе на «земляков»! — пошутил капитан-мотострелок.
— Я, вообще, везучий, — согласился Сергей.
— А ты женат? — поинтересовался Иванов.
— Женат, — ответил танкист. — Моя обещает скоро в госпиталь приехать. Сегодня с ней по телефону разговаривал.
— И дети есть?
— Дочка. Три годика.
— Счастливый ты, — вздохнул Иванов.
В последнее время всё чаще его собственные мысли возвращались к бывшей жене Светлане. Как сложилась у неё жизнь? Как их сын? Иванов ничего о них не знал. Ведь не будь тогда его измены, наверное, Светлана сейчас, как и жена лейтенанта, сидела бы у постели своего мужа. И была бы у них семья. Как далеко тот уютный тёплый мирок со светящимся на кухне окном, которое Иванов видел всегда при заходе на посадку на ночной аэродром. Это окно далёким маяком осталось в море прошлой жизни, где шторма превратили в обломки лодку счастья Иванова. И теперь пережитое даже кажется нереальным. А ведь у него растёт сын. Сколько ему сейчас? Годик и четыре месяца? К сыну Иванов так и не успел привязаться, но любил его всегда. Он помнил маленький тёплый комочек в своих руках и переполнявшее огромное чувство радости, что это его сын! Сейчас сынок подрос. Наверное, Иванов не узнал бы его среди других детей. Сколько он не видел сына? Почти год.
Иванов закрыл глаза и попытался представить свою бывшую жену. Но вместо нее он снова видел Наташу. Но Наташа погибла. Её нет. Нет и всё! Иванов поднялся и подошёл к открытому окну. Вечер за окном манил лёгким запахом травы и цветов. Затянувшиеся сумерки мягко переливались в ночь, на территории госпиталя начинали вспыхивать холодным белым светом электрические фонари. Иванов решил перед сном пройтись. Он вышел из здания, сел на лавку и стал смотреть на ещё не яркие звёзды до тех пор, пока у него не закружилась голова. Из-за кирпичного госпитального забора доносился затихающий шум уставшего за день города. И с ощущением тёплого летнего вечера Иванов вдруг почувствовал острое желание жить. Жить полнокровной, наполненной радостью и заботами жизнью. Он поднялся и побрёл по асфальтовой дорожке, бегущей вдоль забора. Навстречу ему шла молодая женщина в белом халате. Издалека она напомнила Иванову Наташу. Он впервые видел эту женщину, но, поравнявшись с ней, улыбнулся и поздоровался:
— Добрый вечер!
Бросив на него удивлённый взгляд, незнакомка улыбнулась и, лишь на мгновение замедлив шаг, ответила:
— Добрый вечер.
И, не оборачиваясь, пошла дальше. А у Иванова на душе стало хорошо и радостно.
«Спокойного Вам дежурства!» — пожелал ей мысленно Иванов.
Возвращаясь с прогулки, он уже принял решение, что завтра вечером, когда уйдут врачи, идти к Светлане и сыну.
Иванов, одетый по «гражданке» пришёл во двор дома, где жили его бывшая жена и сын, когда уже стемнело, и в окнах стал зажигаться свет. Знакомое окно на кухне тоже светилось, подсказывая Иванову, что в квартире кто-то есть. Как ни пытался Иванов хоть что-нибудь рассмотреть через неплотно закрытые шторы, но напрасно. Четвёртый этаж девятиэтажного дома не просматривался со двора. Испытывая сильное волнение, Иванов, отказавшись от лифта, поднялся по знакомой лестнице на четвёртый этаж. Тут ничего не изменилось за несколько лет. Он долго стоял у знакомой двери, не решаясь нажать кнопку звонка, чутко ловя каждый звук, доносящийся из квартиры. Ему показалось, что несколько раз он слышал детский голос. У Иванова стучало сердце, тряслись и потели руки, и он всё не мог сконцентрироваться на том, что скажет, если дверь откроет Светлана. Наконец, собравшись с силами, Иванов решился нажать на кнопку звонка. Тот отозвался почти забытой трелью. За дверью послышались лёгкие шаги, щёлкнул замок, и на пороге в домашнем трико появилась Света. Иванов узнал и не узнал её. Она немного поправилась, но эта полнота делала её женственнее, Светлана высветлила волосы, и новая причёска шла ей. Но глаза. Выражение её глаз тоже изменилось. Раньше она не так смотрела на Иванова.
— Это ты?.. — первое, что произнесла с удивлением Светлана. В её голосе Иванов не уловил радости.
— Я, — выдавил, волнуясь, Иванов. — Здравствуй, Света.
— Ты… Вы зачем?
— Повидать тебя и сына. Войти можно?
— Входи…те. — Светлана выглядела растерянной. Она почему-то упорно старалась называть Иванова на «Вы».
— Света, кто там? — Услышал Иванов с кухни мужской голос. Он всё понял. Светлана, видимо, испытывая не меньшее волнение, побежала на кухню, оставив Иванова глупо стоять в прихожей. На кухне возник какой-то разговор шёпотом, слов Иванов разобрать не мог. Но по интонации он понял, что Светлана о чём-то просит находящегося там мужчину. Тот отвечал односложно. Через пару минут она вышла в коридор.
— Тут подарки малышу. — Иванов протянул пакет с игрушками, за которыми днём съездил в центральный универмаг.
— Поставьте там. — Светлана стояла довольно далеко и не попыталась подойти. — У нас всё есть. Нам ничего не нужно.
— Ну, а ты как? — Иванов, поставив пакет, посмотрел по сторонам.
— Нормально. Ни в чём не нуждаюсь.
— А сын где? — Иванов остановил взгляд на Светлане.
Преодолевая волнение, бывшая супруга произнесла:
— Давайте с Вами договоримся: Вы — не отец. Сын Вас не знал. Скоро у него будет другой отец.
— Сына покажи, — потребовал Иванов.
— Нет, — твердо ответила Светлана. — Повторяю: у него будет другой отец.