После первых произнесённых обычных в таких случаях речей общий разговор за столом разделился на отдельные темы. Светлана несколько раз куда-то выходила и возвращалась. Иванов пил много, но не пьянел.

— Через год приеду. Памятник на могилу нужно поставить, — говорил он Светлане. — А вы тут напоминайте военкомату о себе — не стесняйтесь.

— Ты раньше приезжай. Где жить есть, — говорила Светлана. — Саша, ты нашей маме очень понравился. Значит, ты хороший человек. Всегда будем рады тебе.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Иванов.

Кафе, где проходили поминки, вместило человек пятьдесят. Иванов рассматривал этих разных людей, стараясь определить, кто и на сколько хорошо мог знать Наташу.

— А отца её ребёнка здесь нет? — спросил он у Светланы.

— Нет, — коротко ответила она.

— Ну да. Он же их бросил, — вслух произнёс Иванов.

— Не совсем так, — возразила Светлана. И, уловив недоумение Иванова, объяснила:

— Денис, отец ребёнка, был против того, чтобы Наташа рожала. Давал денег на аборт, возил по врачам. Но Наташка упёрлась: буду рожать! Он пригрозил, что не признает ребёнка. Они поссорились, и она его выгнала. Потом родила дочку. Денис пытался наладить отношения, но Наташка — ни в какую. Денис обещал, что оставит жену. Но там тоже дети. Наташка не хотела делать кого-то несчастным. Иногда они встречались, даже вместе с дочкой гуляли. Он деньги постоянно давал. И даёт. Дочь признал. Но Наташа записала её на свою фамилию. Гордая была.

— И как теперь с Наташиной дочкой?

— Как? — усмехнулась Светлана. — Да так: у моего, — она кивнула в сторону уже хорошо «набравшегося» мужа, — детей быть не может. Прогулял в молодости всех. Оформим опекунство. Будем воспитывать нашу Надюшку вместе с бабушкой.

— А где сейчас Надя?

— У родителей мужа. Мы ей говорим, что мама в командировке.

— Я смогу увидеть её?

— Зачем? Не надо тревожить ребёнка.

— Очень хочу увидеть Наташину дочь, — честно признался Иванов. — Я ведь думал, что у нас с Наташей дальше всё сложится. Надя стала бы и моей дочкой.

Светлана долго и пристально смотрела в глаза Иванова, потом спросила:

— А почему ты не сказал Наташе, что любишь её?

— Не успел. Долго собирался.

— Саша, ты сильно пьян?

Он подумал, что Светлана ему не верит, и начал доказывать, что всё так и было, как он говорит, но Светлана прервала его:

— Сейчас вызовем такси и поедем.

Светлана, еле державшийся на ногах ее супруг и Иванов подъехали на такси к дому родителей мужа.

На шестой этаж поднялись на лифте.

Дверь квартиры открыл седой, но ещё крепкий пожилой мужчина.

— Здравствуй, папа, — негромко поприветствовала его Светлана. — Принимайте нас.

Мужчина пропустил всех троих в квартиру и закрыл дверь.

— Как там всё прошло? — поинтересовался он.

— Нормально, — ответила Светлана.

— Как мама? — из комнаты в домашнем халате вышла полная пожилая женщина. Увидев незнакомого человека в военной форме, на минуту растерялась:

— Здравствуйте…

— Добрый вечер, — поздоровался Иванов.

— Вы уж извините, — засуетилась женщина, обращаясь только к Иванову, — не могли мы на похороны пойти. Давление у меня. И сердце болит. Как Любовь Михайловна, бедная, всё это выдержала? Какое горе!

— Выдержала пока. Не знаю, что будет ночью. Поэтому мы ненадолго. Пусть Вадик у вас переночует, — показав на еле держащегося на ногах мужа, попросила Светлана. — А я к маме. С ней побуду.

— Ладно, ладно, — женщина приняла из рук Иванова тело пьяного сына.

— А это Саша — сослуживец Наташин, — представила Иванова Светлана. — Он очень хотел посмотреть на Надюшку. Покажете?

— Да спит она уже, — недовольно произнёс отец Вадика. — Кое-как уложили. Весь день капризничает. Боимся, чтобы не заболела.

— Я одним глазком. Можно? — попросил Иванов. Уехать, не увидев Наташину дочь, он не мог.

— Только тихо, — согласилась мама Вадика и провела Иванова в дальнюю комнату.

На большой взрослой кровати мирно спало крохотное существо, похожее на красивую куклу. У Иванова от умиления навернулись слёзы. У него возникло ощущение, что перед ним лежит маленькая Наташа. Ему захотелось обнять, прижать к себе это чудесное создание. Он уже любил этого ребёнка. Любил искренней отцовской любовью, потому что любил мать этой девочки.

— Вот, возьмите, — уже в коридоре Иванов вытащил нераспакованную пачку пятидесяток.

Несмотря на протестующие жесты родителей мужа Светланы, он отдал пачку хозяйке:

— Эти деньги девочке пригодятся. Это Наташины деньги.

— Наташины деньги нам отдал офицер, прилетевший вместе с тобой, — уже в такси произнесла Светлана, когда они вдвоём возвращались на квартиру мамы. — Ты свои отдал.

— Наташины, — твёрдо повторил Иванов. Он не хотел спорить.

— Спасибо, — поблагодарила она.

«Как похожи их голоса!» — снова поразился Иванов.

Иванова устроили в комнате Наташи. Здесь во всём чувствовалось её присутствие. У стены, посередине комнаты, справа от окна очень удачно поставленный старенький письменный стол, наверное, ещё помнил, как Наташа делала уроки. На полке стояли книги, которые читала Наташа. На шкафу — забавные разноцветные фигурки кошек и гномиков, которых касалась её рука, на стене — несколько чёрно-белых этюдов, видимо, их рисовала Наташа. С нескольких фотографий разных лет на Иванова смотрела красивая девочка-школьница, девчонка-студентка, девушка в вечернем платье и, наконец, молодая женщина с грудным ребёнком на руках. На всех фотографиях Иванов узнавал Наташин взгляд. Ему показалось, что здесь он находится не впервые, что всё ему давно знакомо, что вот сейчас распахнётся дверь, и в комнату в домашнем платье войдёт сама хозяйка, спросит, как дела, и предложит чаю. Иванов опустился на кровать. Здесь спала Наташа. Подушка ещё должна помнить свою хозяйку. Иванов зарылся в неё лицом и уловил знакомый запах Наташиных волос. Он не пошевелился, заслышав мягкие шаги.

— Саша, тебе плохо? — спросил Наташин голос.

— Мне очень плохо! — Иванов сел на кровати. Перед ним стояла Светлана.

— Света, мне очень плохо! — повторил он. — Кажется, что со смертью Наташи я потерял в этой жизни что-то главное!

По щекам Иванова текли слёзы.

— Саша, ну что же делать? — Света присела рядом и, положив его голову на своё плечо, стала гладить её по-матерински. — Жить надо. Надо жить.

— Как?

— Назло! Назло всему плохому. Назло смерти. Жить и всё!

— Без Наташи — не хочу!

— Она моя сестра. Я нянчила её. Когда она родилась, отец ушёл от нас. Мама на работе. А я нянчусь. И растила, и воспитывала. Представь, каково мне сейчас? А я буду жить, и буду растить Наташину дочь. А вот истерик устраивать не стану! — Светлана повысила голос.

— Прости, — Иванов застыдился своих слёз.

Некоторое время они сидели молча. Затем Светлана поднялась, но Иванов удержал её за руку.

— А у Наташи твой характер, — он смотрел снизу вверх на девушку и старался избегать слова «был».

— Мой и мамин, — сказала Светлана. — Мы женщины сильные, самостоятельные. А что нам ещё остаётся? — мягко освободившись, Светлана стала медленно расхаживать по комнате перед сидящим на кровати Ивановым, размышляя о чём-то. Тот старался отыскать общее во внешности сестёр. Но не находил. Светлана была ростом выше Наташи. На каблуках она смотрелась даже выше Иванова. Может быть, поэтому стройная фигура Светланы казалась тоньше, а ноги длиннее. Волосы можно и перекрасить, но красота Светланы была совсем другой, чем красота Наташи, — более утончённой. И цвет глаз имел не серо-голубой оттенок, а серый. Очень похожим был только голос. «Наверное, у них разные отцы», — подумал Иванов.

— Ты тоже считаешь, что все женские беды от мужчин? — задал он вопрос Светлане.

— Это тебе Наташа говорила?

Иванов кивнул.

— Давай, Саша, мы как-нибудь потом подискутируем на эту тему, — она остановилась и протянула ему вскрытый конверт. — Я принесла тебе письмо…