Выпили.

 Еще через минуту — стук да звон у ворот — подъехали дальние Данилины родственники из деревни — дед Назар с бабой Любой, привезли бочку огурцов соленых, бочку капусты квашеной с яблоками и клюквой, бочонок груздей, жбан браги — какой лукоморец откажется сходу продегустировать и бражку, и закуску?

 Выпили…

 К началу праздничного пира гости уже сидели за столом веселые, раскрасневшиеся, перезнакомившиеся и перебратавшиеся, распевая от всей лукоморской широкой души песни под гармошку, балалайку и ложки приглашенных соседями справа в качестве подарка молодым артистов из самого государственного академического оркестра.

 Гулять — так гулять.

 С продолжением пира на музыку и песни начали сходиться все соседи, кто и не был приглашен, и скоро новых гостей без своих скамеек и столов пускать на двор перестали — угощения и вина всем хватит, а садиться, извиняйте, некуда — не дворец, чай.

 Поэтому когда ворота в очередной раз без стука распахнулись, все, не оглядываясь, дружно и весело закричали:

 - Скамью с собой несите! Некуда садиться!

 Ответом им было злобное:

 - Ишь, распелись! Что за сборище? Кто разрешил?

 Гости и хозяева обернулись и подавились песней: в ворота вваливалась вооруженная до зубов, хмурая и воинственно настроенная толпа — трое черносотенцев и два десятка пустоглазых дружинников, возглавляемых лейтенантом Ништяком.

 Кулаки и зубы сжались сами собой, но благоразумие в этот раз пересилило. Против лома нет приема.

 - Так ить свадьба у нас, боярин! — с чаркой в одной руке и с соленым огурцом — в другой поднялся с лавки Данила, пряча недовольную гримасу в бороде. Коли принесла уж их нелегкая в такой–то день, то, хошь — ни хошь, а придется угощать. Хоть и оккупанты, и мерзавцы, и негодяи, а все одно ведь живые люди. Ежели к ним без уважения, рожу воротить, то по роже–то и получить недолго…

 - Что еще за свадьба? — фыркнул Ништяк.

 - Дочерь моя замуж выходит, а жених не парень — золото! — ткнул огурцом в раскрасневшегося от вина и похвалы Семена хозяин. — Кузнец — молодец! Потомственный! Проходите, служивые, гостями будете! Саломея, тащи еще от Заковыкиных посуду, гостеньки дорогие — двигайтесь, не сидите, как прилепленные — солдатиков посадить надо!..

 - Мои солдаты со всяким сбродом не едят, — высокомерно окинув разношерстную компанию холодным взглядом, кинул небрежно лейтенант. — Обыщите этот дом и двор. Осмотрите всё! Не пахнет ли тут заговором…

 - Да ты чего, боярин, какой заговор?!.. — с искренним удивлением загомонили мужики [31].

 - Свадьба тут у нас!..

 - А мы все гости будем!..

 - Вот тебе невеста…

 - А вот и жених, все как есть!..

 - Жених? — задумчиво прищурился Ништяк. — А почему не в руднике? Разве вы не знаете, что указ царский был — всем здоровым мужикам отправляться на работы в рудник? И вон тот тоже не хилый. И тот тоже. И этот — харя кирпича просит… А вон ты? В синей куртке? Морду наел шире плеч, а указ царский тебе не указ?

 - Так это наш жених и есть!

 - И что? — не понял логики Ништяк.

 - Да какой же он здоровый? — встрепенулся Данила под взглядом затихших в ожидании исхода гостей и встал на защиту зятя. — Он самый что ни на есть больной. Вот, смотри! Семен, доставай!

 И, вырвав из рук зятя испещренный какими–то каракулями кусок бересты, он победоносно сунул его под нос лейтенанту.

 - Что это? — брезгливо сморщившись, отшатнулся тот.

 - Филькина грамота, — радостно объявил Данила. — От самого знахаря Филимона Костыля. Что Семен шибко болен, и на тяжелые работы ему ни в коем разе нельзя. Мы ее вашему рекрутеру показывали — он нашего Семена и не взял.

 - А что с ним такое? — помимо воли заинтересовался Ништяк, удивлено оглядывая мощную, кряжистую, в буграх мускулов, которые не смог скрыть и праздничный армяк в петухах, фигуру кузнеца — как будто его мать с отцом не родили, а выковали в фамильной кузне.

 - Вот, Костыль признал… — Данила близоруко вгляделся в пляшущих человечков на бересте и довольно выдал: — …признал усугубленный вывих пищевода!

 - Ага. Вывих пищевода, значит, — непроницаемо кивнул Ништяк и ткнул пальцем в мужика поближе к нему. — Усугубленный. А у этого что? Тоже?..

 - Нет, у шурина Степана молоток опал… топор рубин… ножовка жадеит… а, пила нефрит печени! Или в печени?.. Степка, где у тебя пила–то?

 - В сарае пила… — пробасил Степка и махнул рукой — наверно, в сторону предполагаемого нахождения того сарая.

 - Да дурак ты, я про болесть твою говорю… — скроил ему заговорщицкую мину Данила.

 - Да это только Филька написал, что я больной, а на самом–то деле…

 - А–а, не слушайте его, боярин, дурак он, когда выпьет… — размашисто отмахнулся хозяин от потерявшего нить разговора шурина, пока тот не наболтал лишнее. — От болести заговаривается. Вот ить… Мудреная у его болесть больно, нормальному человеку и не запомнить…

 - Да ты сам–то зато не больно мудреный… — обиженно забасил шурин, — Филька не всякому такую болезню напишет — целую курицу отдать пришлось за такую болезню! Вон, Федот Петров с тремя яйцами к Фильке сунулся — тот ему кишечное расстройство желудка и написал… А это по–простому значит знаешь что?… — Степан полупьяно подмигнул лейтенанту и гулко расхохотался. — Вот ты ахвицер, а ты знаешь, что это значит?..

 - Да сиди уже!.. — строго прицыкнула на него тощая баба — его жена.

 - Да ты сама сиди! А я с людями разговариваю! Саломея, Данила, знаете что это на самом деле?

 - Да все знают, сиди ты…

 - Нет, не все, наверное… Ляксеич, знаешь, что это за болезня? Это значит… Не за столом будь сказано…

 - Фу, ты, прилип!..

 - Дед Назар, знаешь?..

 - А у этого? — ткнул кривым пальцем в мужика напротив лейтенант, не дожидаясь исхода опроса и недобро скривив губы.

 - У меня колит грудной клети, — убежденно заявил тот и полез в карман штанов за своей грамотой. — Как тяжелое подниму — так в груди как заколет, как заколет!..

 - Вишь, боярин, какие у нас тут недуги, — как бы извиняясь, развел руками Данила. В одной из них как по волшебству снова оказалась чарка. Он протянул ее лейтенанту. — Поэтому уважь обчество — выпей с нами за здоровье молодых, да пирожков покушай, да картошечки с рыбкой, да…

 Никто не ожидал такого злого удара от Ништяка.

 Махнув пудовым кулаком, тот выбил из отлетевшей чуть не за спину руки хозяина чарку, а второй сгреб его за грудки и швырнул на стол.

 - Скоты!.. Да у вас тут что попало делается! У меня в руднике на сто охранников двести пятьдесят работников со всего города нашлось только здоровых, а тут лбы здоровенные водку пьют, да сидят за просто так!.. С Филькиными грамотами!.. Взять этих придурков, всыпать по сто плетей, а если живы останутся — в рудник, пока не сдохнут! — проревел он команду своим солдатам и зачарованным дружинникам. — И баб тоже! Всех!!!..

 Те двинулись ее выполнять.

 Два десятка хорошо обученных, экипированных и вооруженных солдата, готовых не останавливаться ни перед чем и не перед кем. Если все прикинуть и посчитать — у толпы безоружных, разряженных по случаю праздника мужиков не было ни единого шанса.

 В любой другой день.

 Но не в этот.

 Современной лукоморской наукой к тому времени уже было доказано, что потребляемая спиртосодержащая жидкость в первую очередь пагубно воздействует на левое полушарие мозга, отвечающее за логику и расчет. Правому же полушарию, отвечающему за творчество, фантазию и свободный полет мысли, это же количество точно такой же жидкости идет только на пользу и развитие.

 Что и предстояло сейчас продемонстрировать гостям свадьбы кузнеца с шорниковой дочкой.

 Если бы мужики были в состоянии раздумывать и анализировать, они бы безропотно подчинились грубой силе, но сейчас, вырвавшись из–под спуда подвыпившего и завалившегося спать левого полушария, у них просилась в полет душа.